Старший брат царя. Книги 3 и 4

15

Клим остался жив — всю силу взрыва принял на себя верный стремянной. Погиб молодой человек, только-только начавший жить! Клим сидел рядом, держал его холодеющую руку и шептал заупокойную молитву сперва по канону, потом просто перечисляя хорошие дела его короткой жизни: заботливое отношение к окружающим, постоянное беспокойство о нём, Климе. Это беспокойство оборачивалось юноше несчастьем — прошлый год ранили его, сейчас... И вдруг молитва оборвалась на полуслове, мысль поразила его: а если жить придётся слепым и глухим! Господи! Не допусти!

Прислушался: шум в голове, шум рядом, хлопанье... Это не пушки. Но почему они молчат?! Повернул лицо к солнцу — посветлело, но тяжёлое веко, налитое болью, не поднялось...

Тут его подхватили под руки. Люди что-то говорили очень тихо, он не мог понять. Сам сказал, не услыхав свой голос:

— Гурия не оставьте.

Скоро оказался на телеге, его положили, сделав очень больно, сняли шлем. Лоб перестал гореть, оказывается давил шлем. Сам не догадался снять! Потом холодная влажная тряпка легла на лицо. Резкая горячая боль отступила. Он облегчённо глубоко вздохнул и спросил:

— Гурий где?

Около самого уха дыхание человека, и он — слава Богу — услыхал, понял слова далёкого голоса:

— Ушли за ним.

— А ты кто?

— Лекарь князя Дмитрия, Ефим.

— Спаси Бог тебя, Ефим! Пошли за конями, моим и Гурия. В перемётных сумах найдёшь примочку ожоговую.

Клим почувствовал страшную усталость. Принялся шептать молитву и уснул...

...Князь Фёдор Слепнев с двумя пол у тысячами тульских и михайловских ополченцев перед потоком крымцев отступил от Тулы под Серпухов и стал тысяцким полка правой руки. Вместе с полком стоял около Тарусы и, следуя за татарами, подошёл к Лопасне.

Выполняя приказ Воротынского, тысяча Слепнева выдвинулась на пойму Рожайки. Здесь произошло несколько стычек с татарами и настоящая битва с тысячами, примчавшимися для спасения окружённых хана и вельмож Крыма. Затем последовало часовое противостояние двух стенок, готовых к смертельной схватке, причём видно было, что русских наполовину меньше татар, и, на удивление всем, сравнительно мирный отход Девлет-Гирея к Серпухову.

Ранее Фёдор много слышал про успехи гуляй-воеводы Одноглаза. Сейчас на отдыхе он узнал, что Одноглаз ранен, и поспешил к нему.

В битве с татарами Фёдор стал свидетелем многих жестокостей: добивали раненых, убивали пленных, просящих о помиловании. Но по пути он увидел другую картину. Неожиданно из леса вышли три муллы с белыми тряпицами на палках. Один из них в зелёной чалме, другие — в белых. Они смело пошли к переправе через Рожайку. Их нагнал разъезд и спросил, что им надобно. Мулла в зелёной чалме сказал, что они следуют в лагерь русских с тем, чтобы проводить в последний скорбный путь погибших правоверных. Их пропустили. Потом Фёдор поинтересовался, что сталось со смельчаками. Оказалось, сам князь Воротынский взял их под свою защиту. Приказал кормить, отвезти на Оку и отпустить.

Перед стенами гуляй-города несколько сотен пленных татар вместе с русскими воями отрывали огромные рвы, куда стаскивали и сбрасывали трупы татар, только что убитых и погибших несколько дней назад уже тронутых тлением... Хотя ветер основательно продувал пойму, в округе трудно было дышать.

Похороны происходили и в самом гуляй-городе. Около вырытых двух общих могил смирно лежали ряды воев, выполнивших свой долг. Священник без торжественного облачения с мальчишкой-помощником, разжигавшим кадило, обходил ряды и негромко умолял Господа принять с миром убиенных.

Князь Дмитрий Хворостинин встретил Фёдора и проводил в гуляй-детинец. Он откровенно восхищался необыкновенной способностью Одноглаза предлагать умные вещи и осуществлять их. Успех русских войск во многом обязан советам гуляй-воеводы.

Слушая похвалу Хворостинина, Фёдор про себя вспомнил, как ровно двадцать лет назад некто Юрий Васильевич построил спасительный детинец в Новосиле!

...На телеге навзничь лежал широкоплечий воин в кольчуге. Его лицо покрывал белый плат. Им поклонился лекарь:

— Княже Дмитрий, Одноглаз уснул. Прикажешь разбудить?

— Пусть спит. Как его болести?

— Ожоги на лбу, щеках и носу. Плохо видит и слышит.

— Проснётся, передай: приезжал проведовать князь Фёдор Слепнев — Тульский. — Хворостинин заметил тело, прикрытое дерюжкой: — А этот почему не у могилы?!

— То — стремянной Одноглаза. Василий Бугай сказал, что похоронит его при Одноглазе отдельно.

— Ладно, лечи. Князь Фёдор, поедем ко мне, поснедаем чем Бог пошлёт.

За едой Фёдор спросил, что станется с Одноглазом.

— У меня четыре десятка раненых. Готовлю поезд в Москву. Одноглаза возьму к себе на двор. У моей жены старух много, выходят. Да и дело им. Будь он в здравии, князь-воевода взял бы его с собой в Новгород к государю — шибко благодарен он ему... А гонцов о победе под Молодью уже послали, боярина Давыдова да князя Ногтева. Прихватили с собой лук и саблю хана.

— Князь Дмитрий, ты выше меня сидишь. Наверное, знаешь, какое дело дальше станет?

— Всё зависит от Девлета. Станет наступать — будем биться. Ещё гуляй-городов настроим. Побежит — будем сопровождать, чтоб надолго запомнил этот поход.

— Значит, ещё встретимся, и не раз.

Воевода гуляй-детинца Василий Бугай после ранения Клима стал гуляй-воеводой. И только теперь понял, какое это беспокойное хозяйство. Правда, татары отошли, но могут вернуться. Значит, надо восстановить порушенное, сделать ещё лучше там, где было плохо. А тут последовал приказ — готовить обоз на Москву, коней же только что отогнали на невытоптанные луга — извелись несчастные! Вся надежда на Савву Медведя, который вернулся со своими ополченцами в гуляй-город и назначен вторым воеводой.

Дел ворох! Василий старался ничего не забывать, всё успевать, как Клим, только вот не выходило предвидеть и подсказывать воеводам.

Сразу после похорон убиенных Василий прошёл в детинец. Клим проснулся, сидел на телеге. Повязка у него шеломом — от макушки до рта. Он что-то ел. Спросил лекаря, как его здоровье.

— Неплохо, мужик крепкий... Однако ж еле уговорил перекусить. Как проснулся, первое слово: где тело стремянного.

— Депо. Сейчас понесём хоронить, могила уже готова. Нужно ему сказать. Он слышит?

— Погоди, скажем. Дай поесть.

Час спустя тело Гульки предали земле. Первую горсть в могилу бросил Клим. Поставили большой крест рядом с другими. На вопрос Клима ответили, что все кресты видно с Крымского тракта.

Вечером справили поминки по всем убиенным и рабе Божьем Гурии.

На следующий день ушёл в Москву большой поезд раненых не только из гуляй-города.

От предложения князя Хворостинина пожить у него Клим с благодарностью отказался. Он остановился в строгановском подворье. Сюда пригласил купца Силантия Зыбина, попросил его продать часть спрятанных сокровищ и сделать вклад в суздальский Ризоположенский девичий монастырь от воеводы Клима Одноглаза, а также в московские храмы на моление во здравие раба Божьего Клима и за упокой раба Божьего Гурия.

В конце августа Клим прибыл в Соль Вычегодскую. Радость и горе остались позади... Отдых, душевный покой и целительный северный воздух как нельзя лучше способствовали выздоровлению. Ожоговые пятна начали светлеть, веко стало двигаться, постепенно проявлялся белый свет, вот слышало более-менее только левое ухо.

Английский лекарь, теперь новый — сэр Джонс, заверил Клима, что правое ухо безнадёжно оглохло, а вот глаз восстановится особенно надёжно, если воевода будет пользовать только его, сэра Джонса лекарством.