Старший брат царя. Книги 3 и 4

— А где же тутошний лекарь?

И спокойный ответ:

— Вчерась повесили.

Разговаривать пропало настроение. Клим лёг на место повешенного и попытался раствориться в бытующем тут безразличии.

Среди ночи его разбудил испуганный крик:

— Ой-ей! Помогите! Умирает!

Кричал скелетообразный человечек, вжавшийся в стену на нарах, прижавший колени к груди. Темница зашевелилась, закашляла, застонала, но никто не поднялся, кроме чернобородого и Клима. Взобрались на нары. Перед ними седая голова, уткнувшаяся в подушку, предсмертно хрипела. Зубы вгрызлись в подушку, потянули — наволочка порвалась, высыпались перья. Разжали рот, очистили от перьев и лоскута. Клим делал искусственное дыхание, но до тела несчастного страшно было дотронуться — раны, синяки, а спина — кровоточащее мясо от кошек!.. Усилия не прошли даром — дыхание восстановилось, оживший испил воды. Слезая с нар, чернобородый сказал, что спасли они князя Вяземского — его так палачи отделали, что родная мать не узнала бы! Остаток ночи Клим провёл рядом со спасённым, как мог, облегчая его мучения, в то же время думая про себя: «За каким бесом я выхаживаю его на свою выю!»

Повторилось, как в первой темнице, — вдруг лекарь потребовался всем. Чернобородый охотно помогал и рассказывал, пояснял. Здесь не было дюжинных, он, по его словам, являлся доглядчиком. Был он также из осуждённых и отбывал наказание здесь. От него Клим узнал, что названная стражником «лечебница» — это темница, где отлёживались изломанные на допросах заключённые, которые могли ещё понадобиться судьям.

Клим только сейчас ощутил невероятность и весь ужас происходящего: в этой подземной темнице ему пришлось пользовать высочайших вельмож государства! Вон там лежат рядом хранитель печати государевой Иван Михайлович Висковатый и казначей государственный Никита Фунтиков. Дальше — дядька юных лет государя Семён Яковлев, а на другой стороне нар думные дьяки Степанов и Васильев. И тут же опричный князь Вяземский, и ещё, и ещё многие другие не менее знатные ближайшие люди государя!

Здесь Клим повёл себя смелее: попросил служителей, приносящих еду, и они притащили охапку лопухов и сумку подорожника — как известно, надёжнее лекарства нет! А также туесок свиного сала.

За седмицу тут появился ещё один вельможа — Алексей Фёдорович Басманов — первый любимец государя! Этот, как показалось Климу, телом был здоров, но болен душою. Отросшие не в меру волосы на голове и бороде косматились, грязные, нечёсаные; взгляд испуганный, блуждающий, одежда хотя и дорогая, но испачканная и порванная. Он непрерывно ходил между нарами. Когда уставал, садился где-нибудь в уголке и, раскачиваясь взад-вперёд, непрерывно говорил что-то себе под нос. Клим не видел, чтобы он спал.

Первый разговор с ним бросил Клима в дрожь. Тот стремительно подошёл к Климу и молча принялся наблюдать, как Клим укрывал лопухами опухшее плечо опального дьяка. Потом вдруг протянул руку и радостно провозгласил на весь подвал:

— А я тебя знаю, Одноглаз! Ты гостя Анику лечил и с ним к отцу приходил. — И, наклонившись, прошептал: — Ведаешь: государю аз потребуюсь? Ась? — И побежал бегом по проходу.

Этот вопрос он задавал всем и ещё: «Скажи, где отец мой, боярин Фёдор?» Чернобородый тихонько рассказал Климу:

— Большого ума боярич был, да, вишь, того... Будто на допросе отец его, боярин Фёдор, сознался, что имел против государя злой умысел. Алексей же пал на колени перед государем и принялся умолять, что, мол, отказывается от отца-иуды. Государь молвил: «Ежели любишь государя, убей его!» И сын, схватив с плахи топор, зарубил отца! А потом ему худо стало... Сюда привели...

Довелось Климу здесь увидеть и Малюту Скуратова.

Чернобородый доглядчик подсказал Климу, что Малюта требует от лекаря знания болести всех и каждого. Потому Клим внимательно осмотрел жильцов подвала, и вовремя. Нежданно и негаданно далеко после ужина вбежали стражники с факелами. Вместе с доглядчиком подняли всех.

Вошёл Малюта, в рубахе с расстёгнутым воротом. Позади стражник держал его зипун. Климу Малюта показался каким-то квадратным: лицо и борода — квадрат, грудь до пояса — ещё квадрат побольше, кулаки — квадратные кувалды... Он пошёл вдоль левых нар, обитатели которых все стояли, полуживых поддерживали стражники. В подвале наступила тишина, никто не стонал и не охал. Дьяк называл стоящих у нар. Малюта остановил его:

— Знаю... Лекаря! — Клима подтолкнули, Малюта тяжело оглядел его. — Новый? Откуда?

Дьяк заспешил:

— От Строгановых. Князь Афанасий выкрасть приказал. Говорят, без вины...

— Тебе б помолчать! Все перед Богом грешны, а перед царём виноваты! — И повернулся к Климу. — Почему этот сидит?

— Ноги пожжены, стоять не может, Григорий Лукьянович.

— А князь Кузьма почему на одной ноге?

— Ступня перебита у него.

— Плохо лечишь! А боярин чего скособочился?

— Рёбра поломаны у него, Григорий Лукьяныч.

Теперь Малюта остановился перед князем Вяземским, которого с двух сторон поддерживали стражники. Такой синей бледности Клим ещё не видел у него. Малюта презрительно спросил:

— А князь чего так посинел?

— Ему дышать тяжело, лёгкие отбиты.

— Скажи на милость! Про всех знаешь!

— За тем сюда послали, полагаю.

— Ну давай, давай, старайся... А себя взаправду невиновным считаешь?

— Как можно, Григорий Лукьяныч! Ты молвить изволил: перед государем невиновных нет!

— Памятливый ты!.. Так вот запомни: чтобы к Успению Богородицы все прыгали б! Понял?

Клим низко поклонился. Главный опричник и хранитель спокойствия государя посмотрел на всех. Как только закрылась за ним дверь, в темнице долго ещё стонали, плакали, проклинали...

Утром увели троих. Вернулось только двое: князь Вяземский исчез!