Старший брат царя. Книги 3 и 4

1

Конь уходил с поля боя. Сперва он скакал по кустам. Крики, стоны, ржание лошадей, звон сабель затихали позади. Потом вырвался на наезженную дорогу и перешёл на шаг. Хозяин в седле сидел смирно, не правил, на рыси неловко бился. Конь чувствовал: что-то не так, как следовало бы. Он косил глазом на седока — тело его наклонилось к гриве, руки безвольно висят.

Боль в крупе, чуть пониже хребта — заметина от удара саблей — постепенно утихала, но налетели мухи и оводы. Конь сошёл с дороги, и листва смахнула надоедливых тварей. Седок не шелохнулся. Значит, можно самому выбирать дорогу.

Конь уносил хозяина всё дальше и дальше. Иногда он останавливался, щипал траву, из ручьёв пил воду. Но налетали оводы, и он уходил. Под вечер, до сих пор молчавший, хозяин застонал. Будто поняв его, конь свернул с дороги на тропу и скоро оказался на поляне около жилья — может быть, вспомнил, что тут когда-то отдыхал с хозяином. Из-под обгорелого полуобвалившегося перекрытия землянки показалась девочка лет двенадцати, в грязном сарафанчике, с распущенными волосами. Она очень обрадовалась коню и всаднику, весело засмеялась:

— Коняшка, миленький! Здравствуй, дяденька! О! Крови-то, крови! Ранили тебя?! Что? Что? Ноги?.. А, привязаны! Узлы-то какие!.. Подожди, у меня ножик есть... Вот так... И другая привязана... Вот. Ой, не падай, не падай!.. Ох, какой же ты тяжёлый! Ножками, ножками...

Приговаривая и посмеиваясь, девочка то ли втащила, то ли ввела Юршу в землянку, он повалился навзничь на жёсткое ложе, простонав: «Пить». Девочка принесла ковшик воды, смело подняла его окровавленную голову. У неё пропала весёлость, когда вблизи увидела страшную рану через лоб, глаз и щёку с ошмётками кожи и крови.

Юрша жадно пил, а вода в ковше розовела. Напившись, понял, что жив. Поднял левую руку, ощупал лицо: правая часть ничего не чувствовала — вся разбита. Протёр левый глаз, осмотрелся, обрадовался — видит. Болью жгло лицо, спину, правые руку и ногу. Нашёл силы спросить:

— Тряпки есть?

— Есть, есть, — засуетилась девочка, достала какую-то рвань и холст.

— Вот это, — он указал на холст, — отрежь... Ступай принеси лопухов... — Когда она вернулась, учил: — Обмой... Клади лопух. Я стану держать, а ты завязывай!.. Ой!.. Туже, туже... Вот так... Теперь давай руку лечить... Снимай кафтан... Мм... Давай, давай...

Так, охая и временами впадая в забытье от невероятно страшной боли, Юрша указывал как, а девочка бинтовала ему разрубленную в локте руку и рассечённое до кости бедро. Измученный до предела, он попросил ещё пить и снова впал в беспамятство. След от сабли на спине остался не перевязанным, там кровь сама перестала течь.

Перед вечером в землянку пришла коза. Девочка подоила её, предложила молока дяденьке, но он молчал. Попив молока, она хотела ложиться спать и тут обратила внимание, что дяденьку била дрожь.

— Бедненький, ты ж озяб!

Быстро развела огонь в очаге. Уцелевшая от пожара часть землянки наполнилась дымом и стало теплее, даже жарко. Однако Юрша продолжал дрожать. Чтобы его согреть, девочка легла рядом с ним и удивилась:

— Ты чего ж, весь горячий, а дрожишь?

Она укрыла его вотолами и сама прижалась к нему...