Старший брат царя. Книги 3 и 4

18

Наступила ночь, для Клима первая в темнице. Он накормил изувеченных, как мог, успокоил их боль — менял мокрые тряпки на их воспалившихся суставах. Теперь они уснули, а он уснуть не мог. Подвал засыпал в мучениях: стонали, выли. Уснувшие вдруг вскакивали с диким рёвом — им приснились дневные мучения. В другом углу стоны прерывались страшной матерщиной, проклятиями и богомерзкой хулой... К своему ужасу, Клим почувствовал, что не в силах молиться! Он привычно повторил про себя слова молитвы, но обращение к Всевышнему успокоения не принесло...

И вдруг он увидел себя в страшной темноте преисподней! Он слышит стенания отовсюду — грешников режут, поджаривают, варят в котлах. Вопли истязаемых, пугающий рёв рогатых служителей сатаны. Вот служители кидаются к нему, рвут с него одежду, и душат, душат! Он хочет бежать, но не может. Они сдавали горло ему... Он просыпается... Темница храпит, стонет, рычит... А он, Клим, действительно задыхается! Обливается потом. В поисках свежей струи воздуха он высунулся из-под нар. Плошка тоже задыхалась — красный огонёк чадил чёрным дымом. А у дверей слышалась возня, приглушённая ругань, удары — туда сползались люди, которым невмоготу удушье, там шла дикая борьба за глоток свежего воздуха из щелей под дверью и вокруг неё.

Сделав над собой усилие, чтобы не ринуться к двери, Клим вернулся на своё место под нары и принялся старательно глубоко дышать...

Утром открыли дверь, ворвался живительный воздух, веселей засветился огонёк в плошке... Потом пришли стражники с факелами, вместе с дюжинниками проверили заключённых, двоих утащили — их жизненный путь оборвался. Может быть, они счастливее оставшихся?!

Принесли шайку свежей воды, сразу образовалась очередь жаждущих. На завтрак — круто варенный горох. Оказалось, здесь кормили дважды в день — утром и вечером.

Клима со товарищи не тревожили пять дней. Из слуг князя Афанасия наиболее активным оказался Гераська. Он всех расспрашивал, сам рассказывал о порядках здесь в темнице и пытошной.

— Держитесь меня, ребята. Со мной не пропадёшь! — заверил тот, а потом вопрос Левко: — Вы за Климом поехали, а как Влас к вам попал?

— По воле князя.

— А кто он?

— Ты его сам попытай.

Влас настороженно прислушивался, не отвечая Гераське, отходил. Гераська с вопросами к Климу. Тот ответил:

— Народная мудрость говорит — как тебя? — Герасим: много будешь знать — скоро состаришься. Левко правильно сказал, Власа сам спроси. А что обо мне хочешь знать, спрашивай.

— Клим, вот про тебя говорят, что ты воевода, а другие — будто лекарь. На деле кто ты?

— Ты всех подряд слушаешь? Так и решай сам. Ты, наверное, уже знаешь, чем занимался Клим, когда его взяли?

— Говорят, собирал травы.

— Так ты много видал воевод, кои рыли корешки и собирали травы?

— Не видел...

— Ну, вот тебе и ответ. Спрашивай ещё.

— Говорят... Говорят ты Изверга того...

— Погоди, Герасим. Ребята, вы слыхали? Так вот знайте: ежели ещё услышу от кого такое, крикну стражу: пусть она попытает, откуда разговоры идут! — У Левко потом спросил: — Не нравится мне любопытство Гераськи. А тебе?

— Так он сроду послухом и доглядчиком Фёдора Фёдорыча был, теперь у кого, не знаю.

— Ребят предупреди...

На пятый день первыми из подвала увели Клима и Левко. Поднявшись по лестнице, стража повела их через тот самый предбанник пытошной, где им выжигали номера, в избу без окон, с двух сторон от входа в которую возвышалось по дыбе. Перед ними кресло для вопрошающего и аналой. Посреди горн с непотухающим огнём и по лавкам набор пытошных орудий. У стены ещё одно кресло из чёрного дерева и свёрнутый ковёр — государь тут был частым гостем. Стражники тут же ушли, остались два ката в кожаных фартуках. Они поставили Клима и Левко перед одной из дыб. Движения катов неслышные, они молча только указывали.

Хотя в пытошной окон не было, воздух тут куда чище, чем в подвале: всю дрянь вытягивало в творило над горящим горном. Освещалась пытошная двумя плошками на стенах. Ждать пришлось недолго, послышались тяжёлые шаги, каты поспешно зажгли ещё с десяток плошек и встали рядом с Климом и Левко. Подобострастная стойка катов показала, что появилась птица высокого полёта. За ней следовал худющий писарь, тихо занявший место за аналоем. Судья стремительно подошёл и опустился в кресло, оправив полы чуйки, разгладил бороду и распорядился:

— Раздеть.

Каты оставили на допрашиваемых только исподнее.

— Ты лекарь? Где потерял око?

— В схватке с крымчаками в пятьдесят восьмом.

— Повернись... Ещё... А это? — Он указал на шрам на плече.

— Татарская стрела зацепила в пятьдесят втором.

Дьяк, усмехнувшись, показал на свежий шрам от сабли Изверга.

— Драчливый ты, видать, лекарь! А кошками за что драли?

— Не угодил начальным людям, господин дьяк.

— Да... Чем занимался у Аники?

— Лекарем был. При нужде опоясывался саблей.

— За что сюда попал? Кому не угодил?

— Вон ребята по приказу князя Вяземского взяли.

— Ладно. А тебя как звать?

— Левко Худой, слуга князя Афанасия.

— Тебя головой послал князь за ним? Ты этого раньше знал?

— Не знал.

— Так ты что, не того привёз?!

— Привёз, за кем посылали. Князь со мной дал дворянина Власа. Он в лицо знал Одноглаза.

— А какая вина на Одноглазе, знаешь?

— Влас говорил...

— Власа я сам спрошу. Князь, когда посылал, что приказал?

— Сказал: езжай в Соль Вычегодскую, привезёшь без шума Клима Одноглаза, коего тебе укажет дворянин Влас.

— С тобой ещё слуга был. Что ему поручил князь?

— Ничего. Дорофей был под моим началом.

— А какой-то там ещё слуга князя? Откуда он?

— Гераська это. Его князь Ловчикову в слуги отдал.

— Теперь хочу услыхать, как вы брали Одноглаза.

Левко рассказывал, а Клим удивлялся, почему такая мирная беседа? Чего добивается дьяк?.. И тут вопрос к нему:

— Одноглаз, врёт он? Чего бы это ты в лесу с людями?

— Левко правду молвил. Я учил людей, как собирать, сушить и хранить целебные травы.

— Что за люди с тобой были?

— Доброхоты и лекари из воев и мирян. Были три дьячка и два монаха из монастыря.

И совсем неожиданный вопрос:

— Скажи, Одноглаз, где ты перешёл дорогу Ловчикову?

Клим развёл руками:

— Знать не знаю! Видел его всего раз... — Поняв, что проговорился, добавил: — И то издали.

Дьяк уцепился:

— Где видел?

— Здесь... В свите князя Вяземского, — нашёлся Клим, подыскивая в памяти, когда это могло быть.

Но дьяк не стал копать дальше, насмешливо взглянув на него, веско сказал:

— Не спрашиваю когда!.. Ну, как тебя, Левко, Гераська расспрашивал о поездке в Соль Вычегодскую? Что хотел знать? — Левко принялся рассказывать, но дьяк перебил его: — Это уже слыхал. Он советовал тебе, о чём говорить, о чём молчать? Что обещал?..

Вопросы засыпали Левко, он пытался отвечать, но сбивался, а дьяк подбрасывал ещё и ещё. Вопросы были пустяковые, но Клим понял, что дьяк умышленно запутывает парня. Так оно и получилось. Дьяк приказал:

— Двадцать плетей, чтобы не скрывал правды!

Клим наблюдал экзекуцию и размышлял, что ему пожалует этот главный палач. А Левко плети переносил мужественно, только вздрагивал и кряхтел, глотая воздух открытым ртом... Последовал новый приказ:

— Этих обратно в темницу. С тобой, Одноглаз, мы ещё встретимся... Сюда остальных трёх слуг князя.

И вот тут, видать, лукавый подтолкнул Клима:

— Господин судья, дозволь попросить тебя.

Дьяк вскинул голову, он привык, чтобы отсюда готовы были бегом бежать, а этот с просьбой! Внимательно посмотрел на Клима. Тот увидел в его светло-голубых глазах удивление и насмешку.

— Ха!.. Проси.

— Дозволь взять в темницу малость жира вон из туеска.

— Одноглаз, ты что? Забыл, где находишься?!

— Прости, господин судья, помню. Всё ж лекарь я, потому и прошу. Этим жиром боль сниму, многие мучаются страшно!.. Глядишь, сохраню людишек вам...

Дьяк рассмеялся:

— Людишек у нас хватает! Больше околеют — меньше работы!

Слова словами, а кату всё ж приказал подать берестянку с жиром. Потом узнал: звали того дьяка Софроном.

Из пытошной вернулся только Дорофей, Гераська и Влас сгинули... А на следующее утро, лёжа на животе, Дорофей шёпотом поведал, что сталось в пытошной. По приметам, допрос вёл всё тот же дьяк Софрон: голубоглазый, русоволосый, с пегой бородой — в середине седая, а по краям тёмная. Допрашивал строго, особенно Гераську, когда узнал, что тот подсажен в тюрьму Ловчиковым, а Власа, что тот был слугой Изверга. Обоих повесили на дыбу, вывернув руки.

— А меня выпороли! Я, видать, сознание потерял. А когда очухался — меня водой окатили, услыхал: от Гераськи требовали — куда сбежал Ловчиков, а у Власа — встречался ли князь с Извергом и кто убил Изверга.

Клим спросил Дорофея:

— И кто же убил его?

— Выходит, какой-то воевода Строгановых. Тут меня подняли и увели. Дьяк молвил: «Ты, — говорит, — Дорофей, запомни хорошо: обманул вас Влас, не того привезли князю. Нужно воеводу, а вы лекаря! Понял?» Понял, говорю, батюшка судья.

Пока Дорофей повествовал, Левко глядел широко раскрытыми глазами то на Дорофея, то на Клима, оба лежали на животе, но Левко мог уже поворачивать голову... Какие-то мысли появились у парня...

Вечером дня через три в очередной раз загремела щеколда, стражник никого не привёл, а начался привычный разговор:

— Дюжинный три! — Сердце упало!

— Тута мы!

— Одноглаза на выход! — Клим начал спускаться с нар, теперь там его место. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия — тут никто хорошего не ожидал. Тем более стражник добавил: — С рухлядью.

Около Клима выросли дюжинники, ходячие заключённые, подняли головы лежачие — всех он пользовал. Послышалось:

— Прощай, Одноглаз! Прощай! Здоровья тебе!

Клим от двери низко поклонился темноте:

— Прощайте, ребята! Не поминайте лихом!

Всеобщему вниманию удивился стражник:

— Ишь ты, оказывается, какой желанный! — Заперев дверь темницы, усмехнулся: — Тут рядом будешь — тебя в лечебницу повелели.

Из темницы Клим много раз выходил, но только сейчас увидел вторую дверь с другой стороны лестницы. Её открыл стражник, и Клим очутился в таком же подвале, из которого только что ушёл. Только нары тут в один ярус на высоте полутора аршин. Две горящих плошки — одна над дверью, вторая над отхожей ямой. Воздух тут не в пример легче. На нарах солома свежая, больше тряпья, и подушки, и одеяла есть. Узников менее двух десятков, но никто не взглянул на вновь пришедшего. Стражник ушёл, загремев замком. Клим стоял около двери с зипуном в руках. Темница полна привычных звуков: кашля, стонов, хрипа, рычания, но здесь не так громко, как в общей...

Вот голос из угла:

— Лекарь, что ли? Вот тут его место. А это полка с лекарствами.

Клим подошёл, присел на нарах. Его позвал чернобородый человек, довольно упитанный, что ново для этих мест. Чтобы не молчать, Клим спросил: