На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою

Сказав это, старуха умолкла. Молчала и княгиня, глубоко потрясенная новым для нее впечатлением. Спокойный, властный голос старухи, полный непоколебимой твердости и сознания собственного достоинства, ярко и рельефно отпечатлелся в мозгу Элен и отозвался в ее душе чем-то родным и близким.

"Вот оно, высшее проявление женской самостоятельности. Никогда женщина, отдавшаяся семье, не достигнет такой высоты, в чем бы она ни заключалась. Даже хотя бы в такой сомнительной, полушарлатан-ской деятельности, какую избрала себе эта странная, но безусловно мудрая старуха".

После нескольких минут молчания, собравшись с мыслями, княгиня снова повторила свою просьбу.

— Во всем, что ты тут мне наговорила, — сказала она Секлетее, — много правды, но тем не менее я хочу все-таки просить тебя погадать мне. Хотя должна признаться вперед, не верю предсказаниям и предсказателям.

— Мне безразлично, поверишь ли ты, ваше сиятельство, или нет моим пророчествам, — холодно ответила старуха. — Мое дело исполнить твою просьбу, а затем сами обстоятельства укажут тебе, в чем ложь, а в чем правда. Прошу тебя сесть на это кресло и несколько минут пристально, не отводя глаз, смотреть на уголья, пока я не приду и не скажу, что надо делать.

— Хорошо, но сначала мне надо знать: сколько тебе заплатить за твой труд? — спросила княгиня.

— У меня определенной цены нет, всякий дает по достатку своему, — тем же бесстрастным тоном отвечала старуха.

— В таком случае вот тебе пять червонцев. Довольна ли ты? — спросила Элен, протягивая старухе золотые монеты.

— Спасибо, премного довольна, — чуть-чуть оживилась старуха, и быстрее, чем все, что делала раньше, она схватила монеты и зажала в своей высохшей руке.

Княгиня уселась в кресло и принялась пристально и сосредоточенно глядеть на красные угольки. Прошло минуты две-три, может быть, больше, и вдруг княгиня увидела подле себя какую-то фантастическую фигуру, в которой не сразу признала Секлетею. На этот раз старуха была облачена во что-то ярко-пестрое, похожее на длинный широкий балахон, мягкими, свободными складками ниспадавший с ее плеч до полу. Руки, желтые и сморщенные, совсем пропадали в широких рукавах, достававших почти до полу. На голове вместо платка поверху подобранных в сетку из блестящей чешуи седых волос красовалась небольшая пунцового цвета чалма с вышитыми на ней черным шелком какими-то палочками и завитушками. Спереди чалмы, надо лбом, подымался небольшой белый султанчик, придававший длинному, отвислому лицу старухи особенно странное выражение.

— На, пей, — раздался над головой Элен короткий и властный голос, и одновременно с этим к ее губам приблизились края вычурной серебряной чаши, доверху наполненной багрового цвета жидкостью.

"Кровь?" — с ужасом подумала княгиня, покорно обмакивая губы в жидкость, но она ошиблась. Это была не кровь, а какое-то необыкновенное вино удивительно приятного вкуса. Никогда в жизни не доводилось княгине пить что-либо подобное. С первых глотков она почувствовала, как по всему ее телу раз-лилась сладкая истома, голова закружилась, в ушах тихо и мелодично заныли какие-то звуковые волны, неясные, неуловимые, не поддающиеся никакому определению. По мере того как Элен пила, она как бы отрывалась от ощущения собственного тела. Она перестала чувствовать присутствие ног, рук, головы, все это как будто исчезло, растаяло в пространстве, оставляя взамен себя какую-то пустоту, но пустоту, способную мыслить и ощущать. Такого чувства княгиня никогда не испытывала. Ей было в одно и то же время и жутко, и в высшей степени приятно. Она отвела губы от краев чаши и перевела дух.

— Пей еще, — тем же властным тоном повторила старуха. — Довольно.

Секлетея отняла от ее губ чашу и, сделав ею два-три плавных движения, выплеснула остаток вина на уголья. Густые клубы голубоватого пара поднялись из камина. В ту же минуту старуха, низко наклонив свое ужасное, казавшееся теперь синим лицо, пристально вперила черные, сверкавшие фосфорическим блеском глаза в камин и медленным, размеренным голосом зашептала:

— Я вижу глубокую яму, страшную, как могила, и в этой яме высокий мужчина. Он худ, как скелет, и волосы сбились на голове его. Он думает о смерти и ждет ее, но смерть далека от него. Клубы пара становятся гуще и мало-помалу скрывают его, я ничего не вижу… Пар опять расходится, он опять передо мною, но теперь он скачет, и скачет по густому лесу… Рядом с ним и тоже верхом скачет молодая женщина с темными волосами, я знаю ее, я видела ее здесь, но я не смею сказать. А вот и ты сама, ты сидишь одна, и горькие слезы текут по твоему лицу, страшное, лютое горе разрывает твое сердце, но и ему не легче… Я его тоже вижу, лицо его мрачно, а на душе пусто, он потерял то, что нес; сокровище, которое он держал в руках, он кинул как ненужную безделку и потянулся за другим, и когда оно очутилось на его ладони, он понял, насколько оно мало имеет для него цены… Три горя, три разбитые жизни… нет, не три, а пять, да, целых пять… Молодая девушка, я ее знаю, но не назову, не время, она тоже плачет, и горю ее нет утешенья, а тот, о ком она плачет, далеко-далеко… Дым гуще, летят искры, пылает огромный аул, кровь льется ручьями, потоками, мертвые навалены грудой… Глубокая пропасть, на дне ее тоже тела, мертвые, страшные тела, и среди них тот, по ком плачет прекрасная девушка, плачет и проклинает красивую женщину с золотыми волосами… Все нити спутались, все жизни перемешались, сколько слез, сколько горя. Я говорила, лучше было не заглядывать в страшную книгу будущего… Довольно, глаза мои утомились от созерцания людского горя, крови и слез. Довольно.

Произнеся последние слова, Секлетея схватила с полу железный прут и торопливо смешала уголья с золой. Голубоватый дым разошелся, и все прояснилось.

Шатаясь, как после угара, с отуманенной головой и до боли ноющим сердцем поднялась княгиня с кресла и дико оглянулась кругом.

В нескольких шагах от нее, сидя на скамейке и прислонясь спиной к стене, крепко спал Колосов. Элен заглянула ему в лицо и невольно отшатнулась назад. Невыразимое страдание было написано на этом бледном лице. Страдание и ужас, как бы соединенные в одно чувство тоски и отчаяния.

— Иван Макарович, что с вами, проснитесь! — воскликнула Элен, с силой тряся за плечо Колосова, торопясь его разбудить и тем вырвать из угнетающего его кошмара.

Колосов тяжело открыл глаза.

— О, какой ужасный мне приснился сон, — простонал он. — До сих пор я задыхаюсь от тоски и отчаяния. О, какой сон… Мне снилась Аня, вся в слезах, горько рыдающая; я хочу помочь ей, так как понимаю, что только один я могу утешить ее, но в ту минуту, когда я бросаюсь к ней, между мной и ею вырастает стена, и на этой стене стоите вы, грустная и печальная. Я забываю Аню и спешу к вам со словами участия и утешения, но вы холодно взглядываете мне в лицо и исчезаете. Стена проваливается, и на ее месте разверзается пропасть. На дне этой пропасти медленно ползают трупы… Я знаю, что мне не надо заглядывать в глубину этой ужасной пропасти, что как я только загляну, она поглотит меня, но я не в состоянии преодолеть зловещего любопытства. Я борюсь с собой изо всех сил, но посторонняя воля безжалостно толкает меня к краю пропасти. Медленно подвигаюсь я к ней, и чем ближе, тем сильней мой ужас и тем мучительней тоска… Вот я уже на самом обрыве… земля колеблется под моими ногами, и я срываюсь вниз, прямо на торчащие, как клыки подземного чудовища, острые, обагренные кровью камни… В эту минуту вы разбудили меня, но, просыпаясь, я знал, твердо знал, что упал на камни, и это чувствовал по нестерпимой боли во всем теле.

Элен с широко раскрытыми взглядом, замирая от ужаса, слушала прерывающийся рассказ Колосова о его сне. Ее поразило, как этот сон тесно соприкасается с пророчеством Секлетеи; во всем этом чувствуется какая-то роковая связь. Невидимые нити неумолимой судьбы перепутались, связав несколько жизней на взаимное горе и несчастие.

Она тяжело вздохнула.

— Пойдемте скорей, а то я скоро, кажется, упаду в обморок.

Они вышли.

На том же месте, в тех же позах сидели седой старик и седой пес, такие же неподвижные и загадочные.

Когда Колосов, ведя под руку ослабевшую Элен, проходил мимо, и старик, и пес одновременно подняли свои головы и посмотрели на них. Странное сходство человеческого лица и собачьей морды с большей силой, чем при первой встрече, поразило Колосова, но он весь похолодел, когда увидел, совершенно ясно и отчетливо, как обе физиономии расползлись вдруг в насмешливую улыбку; на мгновение у той и другой точно так же оскалились зубы и холодно блеснули глаза, блеснули и пропали у одного под густыми седыми бровями, у другого под нависшими космами свалявшейся в войлок шерсти.

Первый раз в жизни видел Колосов собаку, улыбающуюся человеческой улыбкой, и суеверный ужас овладел им; ему надо было собрать весь запас своей энергии и мужества, чтобы не броситься бежать.

Когда они сидели уже в карете и кучер, сделав мастерской поворот, с места пустил пристяжных коротким, эффектным галопом, Элен вдруг обратила свое мертвенно-бледное лицо к Колосову.

— Вы видели? — испуганным шепотом спросила она.

— Что?

— Как они улыбнулись, оба одинаково, и старик, и эта ужасная собака. Разве собаки так улыбаются?

— А черт их знает, — неожиданно, вопреки своей всегдашней учтивой сдержанности, вспылил Колосов, — не знаю. Ей-богу, не знаю, знаю только одно: что нам не следовало ехать к этой проклятой старухе и слушать ее дурацкую болтовню. Положим, все это вздор: и мой сон, и все то, что она вам, по всей вероятности, набрехала, и ничему я не верю, но тем не менее пройдет немало времени, пока мы с вами настолько успокоимся, что обретем способность смеяться над всей этой галиматьей.

— А я так боюсь, что этого никогда не будет и не смех, а горькие слезы ждут нас. Я чувствую это как-то всем своим сердцем, и мне очень тяжело…

Сказав это, княгиня вздохнула и задумалась.

Вернувшись домой, она почувствовала себя настолько усталой и разбитой, что принуждена была лечь в постель и пролежала весь день. Колосов один отправился к Панкратьевым, но своим унылым видом нагнал тоску даже на самого всегда веселого и жизнерадостного Павла Марковича. Что же касается Ани, то очутившись поздно вечером в своей уютной комнате, она под впечатлением тоскливо проведенного вечера вдруг горько разрыдалась.

С этого момента в душе ее, не знавшей до сих пор никаких сомнений, в первый раз шевельнулось тяжелое предчувствие какой-то медленно, неудержимо надвигающейся беды…

Литературно-художественное издание

Выпускающий редактор В. И. Кичин

Художник Ю.М. Юров

Корректор Б. С. Тумян

Дизайн обложки Д.В. Грушин

Верстка Н.В. Гришина

ООО "Издательство "Вече"

Адрес фактического местонахождения: 127566, г. Москва, Алтуфьевское шоссе, дом 48, корпус 1. Тел.: (499) 940-48-70 (факс: доп. 2213), (499) 940-48-71.

Почтовый адрес: 127566, г. Москва, а/я 63.

Юридический адрес: 129110, г. Москва, пер. Банный, дом 6, помещение 3, комната 1/1.

E-mail: veche@veche.ru http://www.veche.ru

Подписано в печать 08.12.2022. Формат 84x1081/32. Гарнитура "KudrashovC". Печать офсетная. Бумага газетная. Печ. л. 10. Тираж 2000 экз. Заказ 0-3676.