Робеспьер. В поисках истины

И тут так же, как и при предыдущих ночлегах, граф довёл свою супругу только до порога спальни и, раскланявшись с нею, повернул назад.

В спальне, просторной комнате с огромной раззолоченной кроватью под пунцовым бархатным балдахином посреди, Клавдию ждала не одна Сонька. Тут были ещё две женщины, одна помоложе, другая старуха. Молча и почтительно раздели они молодую графиню, не допуская Соньку ни на минуту остаться с нею наедине, а затем, когда она поднялась по ступеням, окружающим кровать, и легла в постель, обе с низким поклоном удалились. За ними волей-неволей должна была последовать и Сонька. Она замешкалась только на минутку, чтоб поправить подушку под головой своей боярышни и шепнуть ей на ухо, чтоб она ждала графа:

— Непременно сегодня ночью к вам придут.

Как ни взволновало и ни испугало её это известие, тем не менее любопытство взяло верх над всеми прочими чувствами и, оставшись одна в комнате, мягко освещённой лампадой, спускавшейся с потолка на бронзовых цепочках, Клавдия стала внимательно озираться по сторонам.

Никогда ещё не видывала она такого великолепия. Стены были обиты пунцовым штофом, потолок расписан сценами из мифологии: Венера, окружённая амурами, на колеснице из цветов.

Справа от кровати с приподнятыми тяжёлыми складками бархатного полога было два глубоких и высоких стрельчатых окна с разноцветными стёклами, а в промежутке между ними большой стол с зеркалом в серебряной раме венецианской работы и красивым туалетным прибором. Слева же возвышался мраморный белый камин таких огромных размеров, что в нём легко можно было сжечь целый дуб, с ветвями и листьями.

Обстановка этой комнаты довершалась массивной мебелью из красного дерева с бронзовыми украшениями. Кроме той двери, в которую она вошла, были ещё тут две другие, поменьше: одна вела в уборную, а другая — в молельню.

Вид этой молельни с картинами духовного содержания по стенам и бархатной подушкой на полу перед аналоем с распятием напомнил Клавдии, что граф другой веры, чем она, и одновременно с этим ей пришло на ум, что она сейчас его здесь увидит. Её забила лихорадка от страха, и ни о чём другом не могла она больше думать.

Упёршись пристальным взглядом в дверь, с ужасом и отвращением прислушивалась она к шороху и шуму, доносившемуся сюда из других комнат очень слабо, но от нервного возбуждения слух у неё до того обострился, что она слышала, как мало-помалу голоса и шаги стихали, удалялись и наконец наступила полнейшая тишина.

И длилась эта тишина так долго, что ей стало дышаться легче. Не придёт, верно, сегодня... Соньке соврали...

Но, увы, надежда эта не сбылась; раздались шаги в отдалении, всё ближе и ближе, дверь, с которой она не спускала глаз, беззвучно отворилась, и он вошёл.

— Извините за беспокойство, графиня, но мне необходимо сегодня же с вами переговорить, — сказал он, останавливаясь в нескольких шагах от кровати. — Вы не почиваете? Впрочем, я приказал предупредить вас о моём визите, — продолжал он, не дожидаясь ответа на свой вопрос.

И с этими словами, вместо того чтоб к ней приблизиться, он подошёл к камину и опустился в кресло перед ним.

Наступило молчание. Клавдия лежала неподвижно, она не в силах была произнести ни слова.

Молчал и он, чтоб дать ей время собраться с мыслями, может быть. Так прошло минуты две. А затем он снова возвысил голос, медленно и твёрдо, точно вбивая ей молотком каждое слово в мозг:

— Прошу вас прежде всего успокоиться, графиня; вам необходимы силы. К величайшему моему сожалению, мне невозможно дать вам здесь отдохнуть даже несколько дней; рано утром мы снова должны отправиться в путь.

— Да ведь мы в Варшаве? — выговорила она с усилием.

— Цель нашего путешествия не Варшава, графиня, — отвечал он. — Но это не есть важно; раз вы покинули родительский дом и отечество, вам, я полагаю, должно быть безразлично, в какой стране жить, не правда ли?

И вскидывая на неё насмешливый взгляд, он прибавил:

— Судя по вашему волнению, по страху, по слезам, я имею право предполагать, что вас беспокоит не то, где вы будете жить, а с кем? Не так ли?

И подождав немного ответа, которого не последовало (от волнения у неё горло стиснуло спазмом), он продолжал, всё с той же усмешкой на неё поглядывая, точно забавляясь её смущением:

— Я вам очень противен, графиня? О, не пугайтесь, пожалуйста! Вам меня бояться не следует. Правда, мы обвенчаны и вы будете до самой моей смерти носить моё имя и титул, но кроме этого я ничего от вас не потребую никогда. Да мы скоро и расстанемся, и навсегда без сомнения.

Он поднялся с места, прошёлся по комнате, а затем подошёл к кровати и, не переставая улыбаться, продолжал свою речь:

— Успокойтесь же, графиня. Вас ждёт блестящая судьба. Тот, к которому я вас везу, даст вам всё, что только может пожелать женщина. Что же касается меня, если вам случится когда-нибудь вспомнить про человека, который вывел вас из ничтожества, чтоб возвести на вершину блеска и счастья, и если вы про себя скажете ему за это спасибо, мне ничего больше не надо, — прибавил он.

И, почтительно приподняв с одеяла беспомощно опущенную маленькую бледную ручку, он поднёс её к своим губам.