Палач Рима

При желании ничто не мешает Сабину повторить попытку на следующий год, а пока он сполна может наслаждаться прелестями семейной жизни, вместо того чтобы в течение года состоять помощником при наместнике какой-нибудь далекой провинции. Ведь именно это его и ждало бы, победи он на выборах. Потому что самые теплые места и самая непыльная работа в самом Риме, как правило, доставались таким, как Пет.

Шум за столом постепенно стих. Пирующие, опьянев, начали клевать носом, а вскоре и вовсе уснули, кто на пиршественном ложе, а кто и под ним.

Веспасиан, Сабин и Клементина оставили их храпеть среди остатков пиршества. Обслуживание рабов на пиру не предполагало уборку и мытье грязной посуды. Этим наутро, страдая тяжелым похмельем, займутся сами пирующие, когда жизнь войдет в обычную колею и они вновь станут простыми рабами.

Сабин повел Клементину в спальню. По его довольной улыбке было видно, что он уже предвкушает очередную ночь любви. Веспасиан остался один. Поскольку было довольно рано и спать не хотелось, он решил отправиться в кабинет, чтобы поработать с историческими трудами и документами, коих, к его великому удивлению, бабка Тертулла оставила ему в огромном количестве. Он находился в атрие, когда кто-то громко постучал в переднюю дверь. Поскольку привратника на месте не было, — тот в луже собственной рвоты валялся без чувств на полу триклиния, — Веспасиан сам открыл дверь.

— Добрый вечер! Я случайно не опоздал на пир?

— Магн! — воскликнул Веспасиан, не веря собственным глазам. — Боюсь, что опоздал, дружище.

— Какая жалость, — ответил Магн, входя в вестибюль. Сняв с плеч плащ, он с хитрой усмешкой вручил его Веспасиану. — Сатурналии не кончились, так что давай, вешай плащ на крючок, а потом можешь налить мне винца.

— Но что ты здесь делаешь?

— Сначала вино, приятель, потом ответы на вопросы.

Веспасиан закатил глаза. Сатурналии слишком затянулись для него.

— Надеюсь, ты останешься здесь не до марта? — спросил он.

— Март — это самое раннее, — ответил Магн.

Они устроились в небольшом, но уютном кабинете Веспасиана. В углу, даря приятное тепло, пылала переносная жаровня. На столе между ними стоял кувшин с вином и пара масляных ламп.

— Почему такая задержка?

Магн сделал глоток вина, пролив немного на тунику, и вновь опустил кубок.

— Точных подробностей я не знаю. Но это как-то связано с Сатрием Секундом.

— Чем он занят?

— Когда мы доставили его к Антонии, он провел целый час, запершись с ней и Паллом в ее кабинете. Я ждал снаружи, потому что она попросила меня подождать. Ну, ты понял, с какой целью.

— Еще как понял, старый ты козел, — пошутил Веспасиан.

— Потом она вышла, посмотрела на меня и говорит: «Теперь он мой с потрохами».

— И?

— И все. Со мной она почти не разговаривает, лишь раздает указания, что я должен сделать. Поди туда, поди сюда. И вся песня.

— Представляю, — ответил Веспасиан, хотя предпочел бы не представлять. — Значит, Секунд поведал ей про Сеяна что-то такое, что, по ее мнению, убедит императора в его вероломстве?

— Похоже на то. В тот вечер она пребывала в очень хорошем настроении, — ответил Магн с легкой гримасой. — Но я не знаю, почему. Я пытался выведать у Палла, но ты ведь знаешь, какой он. Из него и слова не вытянешь, даже если бы его собственную мать пригвоздили к пылающему кресту и засунули ей вымазанную дегтем палку в…

— Да-да, — перебил его Веспасиан, не желая до конца выслушивать фразу, ибо с него хватило ее начала. — Как дела у Калигулы?

— Антония велела мне передать тебе, что он, похоже, придумал способ, как нам попасть на остров.

— Давай говори.

— Уже сказал.

— Ничего ты не сказал. Что за способ?

— Этого я не знаю. Она лишь сообщила мне, что он нашел способ, а что за способ — об этом ни слова. Она не…

— Она почти не разговаривает с тобой. Ты мне уже это говорил.

— Ну, не совсем так. Если тебе это так интересно, можешь спросить у нее сам.

— Как это? Я ведь раньше марта отсюда не уеду.

— Смотри, не навлеки на свою голову новые неприятности.

— О чем ты? Мне казалось, что для собственной безопасности мне временно лучше не показываться в Риме.

— Антония велела передать мне, что, по ее мнению, тебе лучше вернуться. Так для тебя будет безопаснее. В Новом году Сеяну предстоит вместе с Тиберием исполнять обязанности консула. К тому же первый получил разрешение обручиться с Ливиллой.

Веспасиан нахмурился и сделал глоток вина.

— И как же это меня обезопасит?

— Сеян уверен в непоколебимости своего положения. Сейчас он недосягаем и пытается мстить тем, кто в прошлом осмелился перейти ему дорогу. Планы Антонии его сейчас не волнуют. Он больше не предпринимал никаких попыток против твоего дяди. Тот вот уже три месяца как вернулся в свой

дом в Риме. И как ты наверно уже знаешь, когда они увидели рядом с твоим поместьем погребальные костры, то не стали его трогать. Антония считает, что ты и Сабин — как же это она выразилась? — слишком умная пара пескарей, чтобы Сеян это понял.

— Все это, конечно, приятно слышать. Но почему мне, если я останусь здесь, грозят новые неприятности?

— Потому что Антония и сенатор Полон сумели добыть для тебя должность.

— Какую? Что это за должность?

— А вот это уже глупый вопрос, — ответил Магн и, осушив кубок до дна, наполнил его снова. — Разумеется, на следующей ступеньке карьерной лестницы. Теперь ты один из двадцати младших магистратов.

У Веспасиана загорелись глаза. Он никак не ожидал, что его карьера сдвинется с места, пока Антония ведет подковерную войну с Сеяном. И вот теперь, если она считает, что он вполне может вернуться в Рим и даже подняться ступенькой выше на cursus honorum, «пути чести», было бы великой глупостью упустить такой шанс. К тому же он окажется ближе к Ценис и ему не нужно будет всякий раз с завистью смотреть на брата.

— Отличные новости.

— И да, и нет.

— Как это понимать?

— Это самая непопулярная должность.

— По-твоему, лучше быть помощником эдила и заниматься строительством дорог?

— Кто знает, может, оно и лучше. Потому что ты будешь одним из «триумвири капиталис».

Веспасиан простонал. Он знал, что это такое.

— Боюсь, что да, господин, — с сочувствием ответил Магн. — Одним из трех триумвиров, ответственных за сжигание книг и смертные казни.