Запад и Восток

Глава 5

Вскоре за Олтоном проводники зашевелились и чуть позже оповестили, что спальные места для дам и детей уже готовы. Мисс Мелори удалилась в железнодорожный эквивалент пароходного дамского салона, где женщины за занавесями могли подготовиться ко сну и лечь. Линия Олтон — Чикаго была одной из трех дорог, по которым курсировали сразу ставшие знаменитыми пульмановские спальные вагоны, и наш вагон был таким, на ночь трансформирующимся в спальню с удобными, я бы даже сказал, роскошными постелями. Миссурийский вагон с жесткими сидениями, где мы провели двадцать часов вместо неторопливых десяти, вспоминался как страшный сон.

Мы подождали, пока проводники преобразуют в спальню мужскую часть вагона, и тоже начали готовиться ко сну. Шейн, который под категорию ребенка, спящего в женской части, уже не подходил, забрался на верхнюю полку, издал что-то вроде восторженного стона, задернул занавески, закрывающие его спальное место от нескромных взоров, тут же высунул голову и с блестящими глазами наблюдал всеобщую подготовку ко сну.

Дуглас щелкнул его по макушке, напоминая о приличиях и заставив убрать голову, и сам растянулся на мягкой постели.

— Ха, а железнодорожное путешествие уже способно приносить удовольствие, — заметил он. — Неужто полтора века спустя возможен еще больший комфорт вагонов?

— Неа, — отозвался я, — полтора века спустя пассажирские железнодорожные перевозки в Штатах захиреют, потому что все предпочтут передвигаться на самолетах.

— Э… plane? — переспросил Дуглас. — Это летающие машины?

Я подтвердил и забрался на свою полку.

— Потом расскажешь поподробнее, — пробормотал Дуглас и задернул свои занавески. Вагон затихал и разговоры были уже неуместны.

Утром мы прибыли в Чикаго, но города практически не увидели: позавтракали в ресторане недалеко от вокзала, снова погрузились в пульмановский вагон и поехали в Нью-Йорк. Все было бы хорошо, если бы не долгие стоянки на станциях, но без них обойтись нельзя, потому что путь далекий, а кормить пассажиров надо. В привокзальных ресторанах и столовках жратва была так себе: проезжим деваться некуда, главное, чтобы заказали еду, а уж есть будут или давиться — это не проблемы рестораторов. Слава богу, поезд считался скорым, и стояли мы так далеко не на каждой станции. Проводники говорили, будто Пульман вот-вот выпустит на дорогу вагоны-рестораны, где поесть можно прямо во время движения, и тогда поезда действительно станут скорыми.

Когда поезд пересекал Огайо, я начал ощущать неясное беспокойство: что-то было не так… люди, разговоры, взгляды? Никак понять не мог, пока мы не вышли перекусить в Питтсбурге. Там я поймал очень внимательный взгляд какого-то молодого джентльмена, устремленный на мои сапоги, и до меня дошло: дресс-код сменился. Мы потихоньку покидали Запад, а на Востоке мои сапоги, хоть и не были в полном смысле ковбойскими, выглядели довольно экзотично.

Я посмотрел вокруг внимательнее. В дамских одежках я не очень разбирался, а вот мужские заметно потемнели. У нас в Арканзасе больше предпочитали разные оттенки коричневого и клетку, а на Востоке, похоже, входил в моду радикально черный цвет. Стрижки на Востоке носили короткие, а у нас даже образованные люди порой предпочитали этакие романтические кудри — если не до плеч, то по крайней мере закрывающие воротничок, что на Востоке считалось неприемлемым для уважающего себя человека любого класса — от банкиров до рабочих. Я про себя порадовался, что подстригся как полагается в сент-луисской бане.

Сменился ритм жизни. Во время путешествия, конечно, впечатления смазываются, но у меня появилось ощущение, что там у нас на Западе мы живем в под навевающую дрему мелодию «Summertime» из "Порги и Бесс": торопиться некуда, работать нет смысла, потому что за работу платят исчезающе мало, и надо только дождаться, когда поспеет кукуруза, или хлопок, или табак.

Здесь все были чем-то заняты, куда-то спешили, и даже парни, которые на небольших станциях покуривали у изгородей чего-то ожидая, были не расслаблены, а деловиты.

— И негров нет! — поделился впечатлением Шейн, которого, похоже, тоже напрягали культурные различия. — Ни одного негра в таком большом городе!

Насчет негров он, конечно, преувеличивал, негры были, другой вопрос, что их было очень мало. У нас в Арканзасе, да и в Миссури каждый десятый будет или негром, или мулатом, а в тех районах, где хлопком занимаются — так и каждый четвертый может оказаться, а здесь вряд ли увидишь одного на сотню. Может быть, двух, но это места надо знать — вроде нашего поезда, где все проводники темнокожие.

Вокзал в Питтсбурге, картинка 1875 года. В 1877 году вокзал будет сожжен во время забастовки железнодорожников. Во время беспорядков погибло 8 солдат и 53 мятежника, в том числе женщины и дети.

Всю дорогу мы или читали, или вытаскивали Шейна из потенциально опасных мест, либо слушали россказни Дугласа, который писать мог только на долгих стоянках, а читать ему быстро надоедало. Так что он рассказывал нам о тех далеких уже временах, когда стада бизонов паслись в платановых лесах Огайо, начисто выжирая подлесок, отчего леса казались хорошо ухоженными парками, что, безусловно, создавало некоторые трудности в плане скрытного передвижения для периодически выходящих на тропу войны индейцев, о забредавших с юга испанских миссионерах-цистерцианцах, о забредавших с севера французских миссионерах-иезуитах. С востока же, несмотря на запреты колониальных властей, просачивались за пушниной не то охотники, не то торговцы.

Об этнических чистках, где краснокожие зачищали бледнолицых и наоборот, Дуглас рассказывать явно не любил, подозреваю потому, что предки его в этих процессах активно участвовали, и предпочитал темы более мирные — например, про восстание самогонщиков. После обретения независимости молодая страна решила пополнить казну проверенным другими государствами способом: ввела акцизы на алкоголь. "Оп-па! — сказали к западу от Аппалачей граждане, у которых виски было жидкой валютой и многие хорошие дела вершились через стакан. — За что боролись, за что кровь проливали, зачем славную революцию делали?" Система акцизов была так ловко задумана, что получалась выгодной для больших винокурен, которые были сосредоточены в основном на востоке, и совершенно разорительной для мелких фермерских хозяйств, где гнали виски в основном для себя и немножко для продажи и обмена. Акцизных чиновников, прибывавших в приграничные округа, начали отлавливать, раздевать догола, обмазывать дегтем, обваливать в перьях и носить по городкам на шесте.

"Famous whiskey insurrection in Pennsylvania", an illustration from Our first century: being a popular descriptive portraiture of the one hundred great and memorable events of perpetual interest in the history of our country by R. M. Devens (Springfield, Mass, 1882).

В западной Виргинии один из чиновников, когда толпа возбужденных самогонщиков окружила его дом, замаскировался под негра, украдкой выбрался из дому и переплыл реку — вот до чего страсти доходили! Народишко, который был слишком беден, чтобы завести перегонный аппарат, тоже в стороне не остался, ибо стоимость продукта и возможность его достать волновала многих, так что восстание ширилось. Ну и опять же, под шумок богачей пограбить, которые никакого отношения к акцизам не имеют, — это ж святое право каждого, разве нет?

В Питтсбурге собралась толпа аж в семь тысяч человек — это при том, что в городе в то время населения было от силы тысяча. Между делом одного из лидеров повстанцев убили, повстанцы в ответ захватили в плен нескольких офицеров и начали поговаривать о том, что неплохо бы завести в Америке гильотину. Наиболее радикальные мятежники предлагали пройти по Питтсбургу, который они обзывали Содомом, пограбить богатые дома, а потом сжечь город к чертовой матери. Более умеренные участники мятежа как могли снижали накал страстей, однако амбары майора Киркпатрика, зятя федерального налогового инспектора Невилла, все же сгорели.

Несколько месяцев спустя, после переговоров, мобилизации ополчения и нескольких военных экспедиций восстание наконец было подавлено. Пленных зачинщиков, кого смогли поймать, провели по улицам Филадельфии в каком-то подобии унизительного шествия. Впрочем, перед федеральным судом предстали только десять человек — и только двое из них приговорены были к смертной казни за государственную измену, да и тех в конце концов помиловал президент Вашингтон. Местные суды округов, правда, осудили наиболее буйных участников мятежа за нападения и беспорядки. А акцизный налог через несколько лет отменили. Как и все остальные федеральные налоги.