Под немецким ярмом

— Вот как! А кто же тебя всему этому учит?

— Учит меня муж ученый, Василий Кириллыч Тредиаковский.

И в коротких словах он рассказал, как сделался учеником академического секретаря.

— А для чтение он, верно, дает тебе все больше свои собственные сочинение? — спросила с улыбкой Лилли, которая как-то слышала также про непомерное самомнение стихотворца-философа.

— Вестимо, не без того; но занятнее всего для меня все же две рукописные книжки: одна — летописца московского с царства иоанна Васильевича Грозного по царство тишайшего царя Алексее Михайловича; другая — боярина Матвеева в бытность его в Голландии. Все мое досужное время так на это и уходит. Очнуться не успеешь, как и день прошел.

— Вот видишь ли, Гриша. Я так уже за тебя рада! Пожалуй, Тредиаковский возьмет тебя потом еще писцом в свою канцелярию.

— Там, Лизавета Романовна, тоже не рай земной. Да и господин мой, Петр Иваныч, меня от себя не отпустит.

— Ах, да, кстати, Гриша; хорошо, что про него напомнил. Где он теперь: здесь тоже или дома?

— Дома: лежит в растяжку на диване с перевязанной ногой.

— Ей-Богу?

Самсонов перекрестился.

— Вот вам крест. А что?

— Да нам попался тут между маскированными тоже какой-то рыцарь…

Самсонов усмехнулся.

— Ты чего ухмыляешься, Гриша? Верно знаешь, кто он такой?

— Может, и знаю.

— Скажи! ну, скажи!

— А вы никому не перескажете?

— Никому, кроме баронессы Менгден.

— В таком разе, простите, не смею сказать.

Любопытство девочки было сильно возбуждено.

— И мне одной не скажешь?

— Вам одной?.. Побожитесь тоже.

— А без того ты мне не веришь?

— Верю, верю. Это, изволите видеть, один давнишний друг и приетель господ Шуваловых, Воронцов Михайло Ларивоныч. Герцог за что-то выслал его из Питера, а он тайком, вишь, сюда пожаловал, чтобы побывать тоже на этом маскараде. Петр Иваныч и одолжил ему свое собственное рыцарское платье.

"Значит, ему же Аннет и назначила здесь свидание!" — сообразила Лилли.

— Теперь-то мне все ясно! сказала она вслух. — Но мне пора уже итти. Прощай, Гриша!