Палач Рима

Проведя третью ночь в Фунди, они вновь двинулись на юго-запад в сторону моря, а затем вдоль побережья. Мартовские дни принесли с собой тепло; небо было чистым и безоблачным. Справа от них сверкало лазурью Тирренское море, по которому в обоих направлениях спешили торговые суда и галеры. Это после зимы вновь открылся морской путь, соединяющий Неаполь и Остию.

Вскоре позади осталась гора Массик, и путники въехали в Кампанию, знаменитую своим фалернским вином. Здесь повсюду было заметно влияние греческого стиля — наглядное свидетельство смешанного происхождения жителей этой провинции.

Пятую ночь они провели в городе Вольтурне на берегах одноименной реки, где прекрасно поужинали на увитой виноградником террасе, глядя, как рыбаки разгружают дневной улов — от моря до города по реке было всего две мили.

Выехав рано утром, они довольно быстро проделали последние несколько миль и, когда солнце начало клониться к закату, миновали порт Юлий, где на якорной стоянке стоял западный флот империи. Вскоре они уже приблизились к скалистому мысу Мизена, что вздымался из моря, словно выгнутая спина какого-то мифического чудовища.

— Похоже, нас уже ждут, — заметил Магн, когда два преторианца в полной форме закрыли за ними ворота императорского поместья на вершине утеса.

— Макрон наверняка заранее поставил их в известность, — ответил Веспасиан, пока они ехали по мощеной дороге к вилле, располагавшейся на самом мысу. — По его словам, Мизену охраняют его люди.

— Да будь это хоть трижды люди Макрона, не знаю, могу ли я чувствовать себя в безопасности или нет, — буркнул Магн.

Веспасиан улыбнулся другу.

— Можешь не объяснять. Но с другой стороны, согласись, это лучше, чем если бы это были люди Сеяна.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — проворчал Магн.

Вскоре они подъехали к выбеленной стене, окружавшей виллу, и въехали в арку. Веспасиан — впрочем, не только он — ахнул, увидев красоту этого места. Почти на самом краю утеса прилепилась одноэтажная вилла из розового мрамора, крытая терракотовой черепицей. Отсюда открывался неописуемой красоты вид на Неаполитанский залив, весь как будто усеянный бесчисленными кораблями. На другом его берегу на высоту четырех тысяч футов над прибрежной равниной вздымалась громада Везувия.

Перед виллой был устроен круглый бассейн, диаметром в пятьдесят футов, который опоясывала колоннада, которая была уставлена статуями, привезенными из восточных провинций. В центре бассейна располагался фонтан, изображавший морского бога Тритона. Его человеческий торс переходил в рыбий хвост, а сам он, казалось, выпрыгивал из глубины бассейна. Из его широко открытого рта вверх била струя воды. В левой руке Тритон сжимал морскую раковину, в правой — словно отец его Посейдон — трезубец.

Вокруг бассейна, радуя глаз, были разбиты симметричные сады. От колоннады через равные промежутки протянулись восемь широких, усаженных кустами дорожек, которые упирались в кольцевую объездную дорогу, которая пролегла вокруг всего сада. Именно на ней сейчас стоял Веспасиан и его спутники. Дорога эта была усажена акациями и кипарисами, в тени которых стояли низкие каменные скамьи. Здесь можно было уединиться с книгой или просто посидеть и полюбоваться красотой местной природы, чувствуя, как морской ветерок приятно овевает лицо.

Из молчаливого восхищения их вывел девичий визг. Веспасиан бросил взгляд в направлении, откуда доносились голоса, и увидел по ту сторону бассейна Калигулу. Тот бежал по одной из дорожек, а ему вдогонку с визгом и хохотом бежали две юные девушки. Все трое были нагими.

Добежав до бассейна, он запрыгнул в воду и двинулся к другой стороне. Девушки последовали его примеру. Шагая, они черпали в пригоршни воду и лили ее ему на спину. Дойдя до края бассейна, Калигула притворился, будто у него не получается вылезти наружу. Девушки догнали его и, схватив за шею, потянули в воду. За этим последовала веселая потасовка, во время которой над водой в фонтанах брызг мелькали руки и ноги. В конце концов, Калигула вынырнул на поверхность и встал во весь рост, держа на плечах младшую из сестер. Взгляд его упал на Веспасиана и его спутников, которые все еще сидели верхом. Он тотчас узнал их и весело помахал им рукой.

— Наконец-то! — крикнул он. — Я вас уже заждался. Давайте сюда!

Веспасиан с опаской подъехал к краю бассейна. Тем временем девушки, с визгом и смехом, вновь затащили Калигулу под воду.

Спешившись, Веспасиан направился к другу, который вновь сумел вынырнуть из воды. На его глазах Калигула сбросил с себя сестер и встал во весь рост. Взору Веспасиана предстала гигантских размеров эрекция, похожая на искусственный фаллос, какие надевают актеры, играющие сатиров: длиной почти в фут и соответствующей толщины. Под стать члену была и мошонка.

— Веспасиан! — крикнул Калигула, выходя из бассейна, и схватил друга за локоть. Его запавшие глаза светились восторгом. — Рад тебя видеть! Посмотри, я все еще жив. Как тебе это? Тиберий решил не убивать меня. Наоборот, он собирается сделать меня своим наследником, — с этими словами Калигула истерично усмехнулся. — Когда я стану императором, я смогу играть с моими сестрами все время. Друзилла, Ливилла, это мой друг Веспасиан и его брат Сабин. Вы должны оказывать им внимание.

— Друзилла, — представилась та, что постарше, и протянула руку. Ей было никак не больше пятнадцати. У нее был небольшой, но хорошенький ротик и пухлые щеки. Кожа цвета слоновой кости блестела от воды, а черные волосы свисали мокрыми прядями и липли к плечам. Она не предприняла никаких попыток прикрыть наготу, и Веспасиан поймал себя на том, что впился взглядом в ее крепкие девичьи грудки, после чего скользнул глазами ниже. Когда же он взял протянутую ему руку, девушка пристально посмотрела на него.

— Рад познакомиться с тобой, — выдавил он, отрывая глаза от девичьего тела и встречаясь взглядом с Друзиллой.

— А я Юлия Ливилла, — сказала младшая из сестер, выходя из бассейна. — Мне нравится заводить новых друзей, особенно, если это друзья нашего дорогого Гая.

— Это хорошая, милая Ливилла, совсем не такая, как моя ужасная тетка, — сказал Калигула, поглаживая ее щеку. Ливилла в свою очередь обхватила его за шею и страстно поцеловала в губы, прижимаясь животом к его восставшему члену.

Она была похожа на сестру ртом, но скулы ее были выше и более резко очерчены, нос — длиннее и тоньше. На ее худенькой груди только-только начали появляться украшенные бутонами сосков выпуклости.

Освободившись от сестринских объятий, Калигула поздоровался с Паллом, который держал себя так, будто не видел в сцене у бассейна ничего из ряда вон выходящего, коротко кивнул Магну и наконец подошел к Корбулону, который стоял, открыв рот и вытаращив глаза. Судя по всему, он пылал аристократическим гневом.

— Это Гней Домиций Корбулон, — представил Веспасиан Калигуле своего спутника.

— Приветствую! — воскликнул Калигула, после чего запрыгнул обратно в бассейн. Корбулон еще больше оторопел. — Скоро накроют обед, — заявил Калигула, вновь выныривая из воды. — Живо домой, мои сладенькие!

Сестры хихикнули и, взявшись руками за пенис брата, повели его к вилле.

— Поеду искать управляющего, — сообщил Палл, вновь забираясь на козлы. — Велю ему приготовить нам комнаты и отвести в стойло лошадей.

С этими словами он дернул поводьями, и повозка двинулась в объезд бассейна. Веспасиан последовал за ним, ведя лошадь под уздцы и надеясь в душе, что Калигула и его сестры все-таки оденутся к обеду.

Когда он вышел из своей комнаты во внутренний дворик, то застал там Клемента с Сабином, сидящими на каменной скамье под фиговым деревом. С трех сторон садик был обнесен стеной. Четвертая, южная сторона выходила к морю, открывая взору потрясающей красоты вид на Неаполитанский залив. А еще дальше, отливая в лучах заходящего солнца красной медью, виднелись скалистые берега Капри.

— Там царит безумие, — произнес Клемент, беря Веспасиана за плечо. — Старик окончательно свихнулся. У него на уме один разврат, смерть и астрология, причем до такой степени, что он не может ни о чем другом думать. Разве что о своей новой вилле, которую он сейчас строит, Вилле Юпитера. Она готова лишь наполовину, но он въехал в готовую часть и наполнил ее непристойными мозаиками и фресками.

Порой я задаюсь вопросом, может, не так уж плохо, если императором станет Сеян. По крайней мерс, он чтит заповеди наших предков. В нем нет ничего греческого. Он вряд ли станет совращать сыновей своих же друзей. А смерть оставит там, где ей место: на арене и на полях сражений.

— Или в суде, — добавил Веспасиан.

— Да, такие вещи можно ожидать от любого императора, но Тиберий перешел все границы. Наши республиканские предки, сгорая от позора, пронзили бы себя мечами, увидь они то, чему я не раз становился свидетелем в последние месяцы.

Однажды он взял тысячу рабов и приказал выпустить кишки одному из них на глазах у остальных, которым было сказано, что любой, кто посмеет ослушаться, умрет такой же мучительной смертью. Затем он выстроил их и велел мастурбировать до тех пор, пока они не возбудятся. Его юные наложники ходили вдоль шеренги, помогая тем, у кого это плохо получалось, после чего их заставили выстроиться колонной и каждый должен был отыметь в зад того, кто стоял впереди. Вы можете себе это представить?

К своему ужасу и стыду Веспасиан смог.

— Затем, — продолжал Клемент, — он пригласил центурию преторианцев — пехоту, а не моих всадников, — и они ходили вдоль колонны и душили тех, кто достиг оргазма. Тем же, кто не достиг, говорили, что с ними будет то же самое, если они остановятся. И подумаешь, что кто-то из них пользует в задницу мертвеца.

— Да, это вам не Сципион и не Юлий Цезарь, — согласился Веспасиан.

— И чем занимался сам Тиберий, пока все это продолжалось? — полюбопытствовал Сабин, впечатленный рассказом Клемента.

— В это время пятнадцатилетний сын Луция Вителлия-старшего делал ему феллацио.

— А Калигула? Он тоже при этом присутствовал? — поинтересовался Веспасиан, в надежде получить объяснение эксцентричному поведению своего друга у фонтана.

— О да! И даже подбадривал старика, — ответил Клемент, качая головой. — Он быстро понял, что если хочет остаться жить, то должен проявлять интерес к новым причудам нашего императора. Первые два месяца он пребывал в состоянии ужаса, думая, что Тиберий в любой момент может его казнить. По-моему, он слегка помешался.

— Слегка? — удивился Веспасиан. — Когда мы прибыли сюда, он предавался любовным утехам с собственными сестрами.

— Этим он занимается последние два года, — пожал плечами Клемент. — Просто, когда дело касается женщин, он превращается в жеребца, даже если это его родные сестры. Но я имел в виду другое. С некоторых пор он стал страшно рассеян, а время от времени с ним случаются приступы истерического смеха. Впрочем, если на такие вещи закрыть глаза, то это прежний Калигула — ненасытный до плотских утех, веселый и жизнерадостный.

— Что ж, я рад это слышать, — ответил Веспасиан, подумав о том, что сцена у фонтана его не слишком удивила. Зато теперь ему стало понятно, почему Антония не одобряла приездов внука в Мизен.