Бронепароходы

17

На морском флоте, на волнах Цусимы или Моонзунда, это чувство было умозрительным и абстрактным, а здесь, на волжских пароходах, оно обрело подлинность: контр-адмирала Старка до глубины души обжигало понимание, что он действительно защищает народ, как и должно военному человеку.

Войска большевиков взяли Казань в полукольцо. Пал Верхний Услон, канонада гремела за Арским полем, на железной дороге не утихали орудия красного бронепоезда. Отряды Каппеля, поредев наполовину, ещё дрались на рубежах, но чехи отступали. Из Казани по Лаишевскому тракту потянулись длинные обозы беженцев. Беженцы хлынули и на пристани Дальнего Устья.

По затонам и стоянкам Штаб обороны собирал пароходы — изношенные, не отремонтированные зимой и не испытанные летом, однако привередничать было поздно. На пристанях скопились огромные толпы горожан с мешками и чемоданами, с узлами и баулами: делоуправители, учителя, священники, присяжные поверенные, журналисты, агрономы, торговые агенты, оперные артисты, купцы, железнодорожники, земские доктора, инженеры, биржевые маклеры, университетские профессора, мастеровые и приказчики. Время от времени к причалу подруливал какой-нибудь облезлый товарно-пассажирский пароход или буксир подтаскивал баржу, и начиналась посадка.

Юрий Карлович опасался паники, давки на трапах, мордобоя, истерик, но беженцы соблюдали порядок — их словно бы опустошило отчаянье. Они поднимались по сходням, помогая друг другу, вели детей и стариков. Все эти люди уже прожили под властью Советов первую половину 1918 года; они знали, что их ждёт, и покидали свой город без сомнений и колебаний. Юрий Карлович был потрясён: он видел Великий Исход. И горячий гнев адмирала, медленно остывая, преображался в ледяную непримиримость. Никакая власть не имеет права так обращаться с его соотечественниками!

Погрузка на суда продолжалась три дня. Адмирал отправил вниз по Волге семь пароходов своей флотилии — они должны были контролировать движение хаотической армады беженцев. Пять пароходов составили арьергард: они перегораживали створ, не подпуская канонерки большевиков к Казани. Свой вымпел Старк держал на буксире «Вульф». 9 сентября красные прорвались на ближние окраины города: заняли пороховой завод, Кизическую слободу и дачи Немецкой Швейцарии. Тогда Старк отдал команду завершать эвакуацию.

«Вульф» ушёл из Казани последним.

Бегство пароходов оказалось катастрофой, растянутой на полсотни вёрст. Юрий Карлович такого не ожидал. Паровые машины гражданских судов то и дело глохли; без лоцманов перегруженные пароходы застревали на отмелях; неопытные матросы-штурвальные устраивали одно столкновение за другим. На Ташевском, Шеланговском и Антоновском перекатах сбились огромные кучи пароходов и барж. Вооружённые буксиры из защитников превратились в спасателей: они снимали гражданских с песков, проводили по фарватерам и присылали своих механиков. Арьергард просто сгребал отстающих и толкал вперёд. Армада беженцев, путаясь и спотыкаясь, за день проползала такое расстояние, какое исправный пассажирский лайнер преодолевал за час.

А с тыла армаду то и дело атаковали канонерки большевиков. Они легко догоняли беженцев и били из орудий, не разбирая, мирное судно или военное. Красных надо было осаживать. Командовать пароходами арьергарда Старк назначил военных моряков: они знали, что такое ордер и тактика. «Вульф», «Дредноут», «Киев», «Труд» и «Авиатор» маневрировали на плёсах и брали вражеские суда под перекрёстный огонь. Любой моряк в душе всегда считал, что речной флот — это не по-настоящему; но когда «Вульф» так знакомо раскачивался от выстрелов пушек, Юрий Карлович понимал, что нет разницы между сражениями на море и на реке. Огонь и смерть везде одинаковы.

На четвёртый день арьергард Старка дошёл до села Богородского. Чуть ниже его слева в Волгу двумя рукавами впадала Кама. Вся армада беженцев, дымя десятками труб, почему-то сгрудилась под кручей берега. К «Вульфу» приблизился «Милютин» — он должен был возглавлять движение, но вместе со всеми ожидал контр-адмирала. На «Вульф» перебрался капитан Федосьев.

— В чём дело, Пётр Петрович? — спросил его Старк.

Федосьев чувствовал себя стеснённо: он не сберёг «Боярыню» и теперь думал, что адмирал относится к нему с пренебрежением.

— Юрий Карлович, большевики захватили Симбирск и перерезали Волгу. Гражданские боятся идти мимо Симбирска под пушками красных и требуют повернуть в Каму. Виноват, что не переломил их упрямства.

Взгляд у адмирала был острым и быстрым.

— В их страхе нет вашей вины, господин Федосьев. Опасность и вправду велика. Вы правильно сделали, что дождались меня. — Адмирал задумался и посмотрел на хмурое скопище пароходов. — Позвольте полюбопытствовать, Пётр Петрович, а вы на моём месте какое решение приняли бы?

— Гражданские могут уйти вверх по Каме под охраной нескольких наших судов, но мы получили приказ перебазироваться в Самару.

Старк усмехнулся, ощетинив подстриженные усы. Федосьев ещё молод, он жаждет сражаться с врагами и взять реванш за неудачу с «Боярыней».

— Что вам важнее, Пётр Петрович: личная слава, которую вы можете добыть в боях под Самарой, или общая борьба с большевиками?

— Разве в Самаре не общая борьба? — Федосьев вскинул голову.

— Учредиловцы потеряют Самару, как уже потеряли Казань и Симбирск, и борьба там закончится. КОМУЧ имеет достойных офицеров — Каппеля и Мейрера, но, прошу поверить, он не способен организовать армию и флот.

Федосьев напряжённо молчал.

— В Уфу сейчас съехались представители всех антибольшевистских сил востока России. Надежда свободного Отечества — в Уфе. Если гражданские не хотят рисковать в Симбирске, то я поведу всю флотилию в Каму.

— Вы нарушите приказ, — предупредил Федосьев.

— Да, — кивнул Старк. — И дозволю вам нарушить мой приказ и уйти в Самару, если вы со мной не согласны. Я понимаю, как важна вам сатисфакция.

Федосьев покраснел.

— Простите за дерзость, Юрий Карлович, — сдержанно сказал он, — однако в вашем намерении я тоже вижу личный мотив. Вы не хотите командовать там, где Георгия Александровича Мейрера уважают больше, чем вас.

Старк долго смотрел Федосьеву в глаза. Федосьев не отвёл взгляд.

— Я знаю, что после моего отъезда из Петрограда мою жену большевики посадили в «Кресты», — спокойно сообщил он. — У меня малолетние дети — сын и дочь, и я не имею ни малейшего представления, где они сейчас находятся. Моё поражение под Самарой, а лучше — моя гибель стали бы спасением для моей семьи и для моей души. Так что мне тоже нужно в Самару. Но я поведу флотилию в Уфу. Для этого у меня действительно есть весомый личный мотив.

Он называется «родина».

Часть пятая НАЙТИ