Сестры из Сен-Круа

— Вы не помните, как ее звали?

Сесили покачала головой.

— Какое-то цветочное имя, — пренебрежительно ответила она. — Не то Вайолет, не то Пэнси, что-то в этом роде. Она ни разу даже не приехала навестить бедного сквайра.

— Что же было дальше, когда деревья посадили? — спросила Рэйчел. Взглянула на Сесили и добавила: — Вы не возражаете, если я буду делать заметки?

— Нет, нисколько. Записывайте сколько хотите.

Рэйчел нашарила в сумке блокнот и ручку и поспешно записала имена, которые Сесили назвала ей в начале разговора.

— Чай остывает, — заметила Сесили, беря свою чашку и наполняя ее из чайника. — Еще чаю, Харриет?

— Нет, спасибо, Сесили, — ответила Харриет. — Я пойду взгляну, что там с ужином, если никто не возражает.

Рэйчел подумала — не намек ли это, что ей пора уходить? Но это было бы очень некстати. Рассказ Сесили живо интересовал ее, и обрывать его совсем не хотелось.

— Вы хотели рассказать о посадке деревьев, — напомнила она.

— Ах да… Словом, сквайр приказал вырыть на краю площади ямы для деревьев, рядышком, чтобы было похоже на настоящую рощицу. Ну, и посадили, и священник прочитал молитву. Да, еще помню — когда каждый саженец втыкали в землю, подходили родственники и бросали землю в ямку, чтобы считалось, что они все вместе сажали это дерево, понимаете?

Сесили вздохнула.

— Помню, мама была очень грустная, но не плакала. Мама никогда не плакала, даже когда пришла та телеграмма. Она стояла возле дерева, вся такая твердая, прямая, и первая сбросила туда землю лопатой, потом отец, потом я, а потом Джо — дедушка Харриет. Мы благодарили Бога за то, что хоть он по молодости лет на войну не попал. — Она помолчала. — Он-то хотел, вы не думайте — когда та телеграмма пришла, — но ему было всего тринадцать, в такие годы и в армию еще не брали.

Харриет снова вошла в комнату и сказала:

— Ужин готов, Сесили.

Она многозначительно взглянула на Рэйчел, и та нехотя поднялась.

— Очень вам благодарна за то, что вы согласились поговорить со мной, — сказала она. — Я считаю, нельзя допустить, чтобы ваш Эшгроув вырубили. Так и напишу в своей статье. Может быть, мы сумеем привлечь общественное мнение на свою сторону.

Она протянула руку Сесили, и, хотя кожа у старушки была сухая, как пергамент, рукопожатие оказалось сильным и крепким.

— Приходите еще, — сказала старушка. — Я люблю гостей. — Она взглянула на Харриет и добавила с суховатой улыбкой: — Когда знаю, что это за гости.

— Спасибо, мисс Стронг. Я, пожалуй, воспользуюсь вашим приглашением, — улыбнулась Рэйчел. — Приятно было побеседовать… буду держать вас в курсе всего, что узнаю об этих деревьях.

Харриет проводила ее до двери.

— Если захотите еще раз к ней зайти, сначала позвоните, — сказала она. — Я всегда говорю ей, чтобы не открывала дверь, если никого не ждет.

— Не волнуйтесь, я позвоню, — пообещала Рэйчел.

Весь вечер Рэйчел раскладывала по полочкам то, что узнала об Эшгроуве и о тех, в чью память он был посажен. Сесили упомянула семью Херстов, потом какого-то Гарри Кука, и еще Альфи Чапмена и братьев Дэвисов. Вот уже и отправная точка для расследования! Рэйчел решила, что лучше всего начать с архивов «Белкастер кроникл» и первым делом найти ту фотографию, о которой упомянула Сесили. Фотографию Уилла Стронга и других ребят из Чарлтон Амброуз, которые в таком воодушевлении уезжали на фронт. Она уже с нетерпением ждала, когда эти имена обретут лица. Тут же ей пришло в голову, что в газете могли писать и о посадке Эшгроува. Вот что еще надо проверить! Перебирая все это в голове, Рэйчел наконец заснула.