Сестры из Сен-Круа

17

С начала года, хотя приток раненых в госпиталь не иссякал, с ним уже можно было кое-как справляться. Не было внезапных наплывов, подобных осенним, вызывавшим в палатах хаос и неразбериху. Теперь для вновь прибывших выделили специальную палату. Жизнь вошла в несколько более спокойное русло, хотя дежурить по-прежнему приходилось по многу часов подряд, а сестры были требовательными и придирчивыми. Сестра Элоиза уже оправилась от своего бронхита, и после ее возвращения работа в палате снова наладилась.

Саре с Молли вновь стали время от времени давать свободные часы после обеда. Зима уже понемногу уступала свои права весне, хотя ночи все еще стояли очень холодные, и печки в палатах приходилось топить днем и ночью. В свободные дни девушки все так же наведывались в деревню, ели пирогу мадам Жюльетты, и нежная зелень деревьев и кустов поднимала им настроение после долгих, темных, холодных зимних дней. Дикие нарциссы отважно пробивались сквозь холодную землю, и весеннее солнышко уже слегка, едва заметно пригревало.

Молли все так же ходила в лагерь на воскресные вечерние службы, и за это время многие раненые, за которыми она помогла ухаживать, прошли медицинскую комиссию и были признаны годными в строй. Когда их отправляли на станцию в Альбер, группами по несколько человек, они маршировали от лагеря с высоко поднятыми головами, в чистой форме и начищенных сапогах. Молли провожала их глазами и гадала, сколько из них доживут до конца этой войны, которая, казалось, затянулась навечно.

Сара тоже смотрела вслед уходящим, и сердце ее плакало, но из глаз ни одной слезинки не пролилось. Месяцы, проведенные в госпитале, закалили ее во многих отношениях. Она уже не падала духом, когда сестра Бернадетт устраивала ей нахлобучку за какой-нибудь промах — лишь вздыхала и молча исправляла свою ошибку. Постепенно она научилась многому необходимому для повседневного ухода за ранеными. Она не была прирожденной сестрой милосердия, как Молли, но трудилась добросовестно и научилась мужественно справляться с повседневными обязанностями в палате, с чужой болью, физической и душевной, и со своей неспособностью как-то ее облегчить. Она по-прежнему болела сердцем за всех раненых, но уже не воспринимала каждую смерть в палате как личное поражение. Чувство принадлежности к сестринской общине придавало ей сил, и хотя она была по-прежнему не прочь отлучиться из монастыря после обеда, привычный распорядок, которым она теперь жила, стал казаться ей неожиданно успокаивающим. Они с Молли по-прежнему спали в одной комнате, и их дружба все крепла. Им было хорошо вместе, потому что за это время они по-настоящему узнали друг друга. Как родные сестры? Этого они не могли сказать, потому что у обеих никогда не было сестер, но они стали очень близки, и эта близость придавала им сил.

Когда приходила почта, Молли прятала письма от Тома, чтобы прочитать их потом в одиночестве. Она никогда не спешила их вскрывать: ей нужно было остаться одной, чтобы увидеть перед собой лицо Тома, услышать его голос в нацарапанных строчках. Она прятала письмо в карман юбки и весь день, пока была занята работой в палате, поглаживала его рукой в сладостном предвкушении, а разрезала конверт позже, в их с Сарой комнате.

Вернувшись вечером из церкви, Сара увидела, что Молли сидит на кровати и, сияя от счастья, пишет свое ночное письмо Тому. Она вся так и светилась, и Сара, едва переступив порог, сразу поняла, что что-то произошло.

— Молли?..

— Он едет ко мне! — ликующе воскликнула Молли. — Ему дают отпуск на семьдесят два часа.

— Тому?

— Ну Сара! Кому же еще? Конечно, Тому.

— Но где же вы с ним встретитесь? — спросила Сара, сразу увидевшая все подводные камни, которые Молли пока так беспечно игнорировала. — Не может же он прийти сюда, в монастырь? Его не пустят. Другое дело — Фредди. Он мой брат.

— Знаю-знаю, — весело проговорила Молли, — но мы можем встретиться в деревне или в лагере. Он пойдет к падре, и я тоже.

— В деревне?

— Когда мы пойдем туда с тобой. Если ты тоже будешь там, все будет вполне прилично. Просто чай с пирожными у мадам Жюльетты, как всегда.

Сара глядела на нее с сомнением.

— Не знаю, Молли, — начала она, — мать-настоятельница…

— А вот она не должна ничего знать, — перебила Молли. — Сара, мы говорим о человеке, за которого я собираюсь выйти замуж. Он мой жених. — Молли было приятно произносить это слово. — Мой жених. Если бы мы жили дома и он зашел бы за мной в воскресенье, я вполне могла бы пойти с ним гулять, и это было бы прилично. Почему же здесь не так?

— Здесь все иначе, — сказала Сара. — Мы должны жить по правилам монастыря, мы сами согласились с этим, когда приехали.

— Положим, когда мы приехали, у меня не было жениха, — упрямо сказала Молли. — Сара, — взмолилась она, — я должна встретиться с ним! У нас ведь будет так мало времени побыть вместе.

Сара села рядом с Молли и обняла ее.

— Не волнуйся, — сказала она, — что-нибудь придумаем. Может быть, я сумею объяснить тете Энн, что ты собираешься выйти замуж, а она поговорит с матерью-настоятельницей.

— Я не хочу, чтобы мать-настоятельница об этом знала, — твердо сказала Молли. — Она ведь пригрозила, что отошлет меня домой, если я буду с ним встречаться. Если он появится здесь опять, она поймет, что я ее не послушалась, и отошлет меня.

Когда погас свет, обе девушки лежали, окутанные темнотой, будто коконом, и думали о том, что же им делать. Молли строила планы, как ускользнуть из монастыря, чтобы встретиться с Томом в эти их несколько драгоценных часов. Она подумала о воротах в ограде монастыря, ведущих в лагерь. Насколько ей было известно, они никогда не запирались: священник и врачи постоянно ходили через них в палаты. Когда она уйдет с дежурства, можно будет не подниматься в свою комнату, а проскользнуть через эти ворота. Если хорошенько выбрать момент, ее никто не увидит, и никто, кроме разве что Сары, не хватится, а Том уже будет ее ждать. Нужно только уговорить Сару прикрыть ее, если что.

Сара размышляла о том, что же ей делать в этой ситуации. Позволять ли втягивать себя в этот обман? Сопровождать Молли на тайное свидание в нарушение всех правил монастыря или отказаться, и пусть Молли выкручивается сама? Если отказаться, то уловку Молли с Томом почти наверняка раскроют, но если потворствовать их встречам, то в конце концов все может обернуться еще хуже для Молли. Сару всерьез тревожило то, что происходило между Молли и Томом. Письма приходили часто, одно за другим, и Сара знала, что с тех пор, как Том ушел на фронт, в их отношениях появилось что-то совсем новое. В глубине души она чувствовала, что не должна поощрять увлечение Молли этим мужчиной, но она видела, как счастлива Молли, и не могла заставить себя разрушить это счастье.

— Когда он приедет? — спросила она на следующее утро, когда они одевались.

— Говорит, двадцать шестого, — небрежно ответила Молли. — Это будет воскресенье.

— И ты пойдешь в лагерь на службу, как обычно? — самым невинным тоном спросила Сара.

— Я всегда хожу на службу, когда меня отпускают с работы, — так же невинно ответила Молли.

— Будем надеяться, что сестра Элоиза согласится тебя отпустить, — поддразнила Сара.

Молли ошеломленно уставилась на нее.

— Ой, Сара, ты же не думаешь, что именно в это воскресенье…

— Ну конечно нет, глупенькая! Я просто дразню тебя.

Сара решила, что церковь в лагере — лучшее место для Молли, чтобы встретиться с Томом. Там будет преподобный Кингстон и еще много людей; все будет совершенно прилично, а главное, ее, Сарина, репутация никоим образом не пострадает.

Следующие несколько дней Молли не ходила, а порхала по монастырю, и глаза у нее так и сияли. Она написала Тому, что придет на вечернюю службу и они увидятся там. Писем от него больше не было, и иногда Молли начинали точить сомнения. А вдруг что-нибудь случилось? Может быть, отпуск отменили. Может, не пришла замена на фронте. А может, он… Она отогнала от себя эти мысли и представила, как он ждет ее у ворот, когда она самым благопристойным образом идет на воскресную вечернюю службу.

Наконец наступило воскресенье, и для Молли каждая минута тянулась как целый час. Она проснулась рано. Наконец-то этот день настал! Она боялась, как бы неожиданно не привезли раненых — ведь тогда ее никто не освободит от работы в палате. Но шел час за часом, вероятность катастрофы становилась все меньше и меньше, и наконец сестра Элоиза сказала:

— Можете теперь идти в свою церковь, Молли.

Сдержанно поблагодарив, Молли выскользнула из палаты, чтобы снять передник и надеть пальто и шляпку.

День выдался чудесный, и когда Молли шла через двор, солнце уже начало окрашивать небо над высокими серыми стенами в вечерние краски. Она остановилась, положив руку на кольцо ворот, и оглянулась. Во дворе никого не было, двери палаты в этот холодный мартовский вечер были закрыты, а окна, выходившие во двор, были темными и пустыми. Некому было видеть, куда она направляется и кто ее ждет за воротами.

Он был уже там — такой красивый в своей форме, еще красивее, чем раньше! Мгновение они молча смотрели друг на друга. Оба боялись, как бы это волшебство, которое выросло и расцвело между ними, не рассеялось вдруг по какой-то таинственной причине, как бы при новой встрече всё не стало совсем иным. Какими они увидят друг друга — такими же, какими знали до сих пор, или встретятся просто как два давних полузабытых знакомца, или, хуже того, как два чужака?

Остался ли Том все таким же мужественным и в то же время чутким, как в те дни, когда Молли выхаживала и утешала его, или он переменился за последние месяцы в окопах и явился к ней огрубевшим на войне незнакомцем? А Молли — осталась ли она все той же прекрасной девушкой, какой ее помнил Том, с тем же живым ясным лицом, с глазами, сияющими внутренней решимостью и силой?

Они напряженно вглядывались друг в друга. Том заговорил первым: его лицо расплылось в улыбке, и он протянул к Молли обе руки:

— Молли! Неужели это ты, милая моя девочка?

Улыбка, озарившая его лицо, вызвала ответную улыбку у Молли, и она, на мгновение крепко стиснув его руки, прошептала:

— Том! Это правда ты.

Она впорхнула в его объятия, словно птичка, вернувшаяся в гнездо на ночлег, и он прижал ее к себе так, что у нее перехватило дыхание.

Она смотрела на него, запрокинув голову — в точности как раньше.

— Я не могу дышать, — пробормотала она и, как только он немного ослабил объятия, обвила руками его шею и подставила лицо для поцелуя. Какие-то раненые проходили мимо к церковной палатке, отводя взгляд от этих двоих, явно не замечавших никого, кроме друг друга. Каждый при виде их представлял, как сам обнимал бы сейчас свою любимую, и чувствовал откровенную зависть к этому счастливчику: он-то, видно, нашел себе девушку прямо здесь, во Франции.

— Пора в церковь, — сказала наконец Молли, поправляя шляпку. — Потом поговорим.

Они прошли через весь лагерь — Том, высокий и прямой, рядом с Молли, державшей его за руку. Молли ощущала незнакомую ей до сих пор пьянящую радость. Исчезли все сомнения относительно того, с каким чувством она встретит этого человека снова. Она смотрела на него с гордостью, и такая же гордость отражалась в его глазах, когда он смотрел на нее.