Сестры из Сен-Круа

— И вы арестовали его до выяснения?

— Да.

— И что же выяснилось в результате? — спросил прокурор.

— Он сказал, что командир его роты, капитан Фредерик Херст, предоставил ему отпуск на сорок восемь часов по семейной надобности.

— А капитан Херст это подтверждает?

— Нет. К сожалению, капитан Херст был убит первого июля, когда вел своих людей в бой.

— Вы не нашли никого, кто мог бы подтвердить существование этого… пропуска? — Последнее слово он произнес так, будто от него у него остался неприятный привкус во рту.

— Нет, сэр. Хотя надо сказать, что из роты капитана Херста очень мало кто выжил. Те, что благополучно вернулись в строй, переведены в другие подразделения.

— Значит, слова обвиняемого подтвердить некому?

— Нет, сэр.

Офицеры за столом старательно вели записи. Полковник Бриджер, кажется, и вовсе записывал все дословно, и то и дело просил майора Пилтона подождать, пока он пишет.

Когда наконец настал черед лейтенанта Хилла задавать вопросы майору Джайлзу, он спросил:

— Предпринимал ли кто-нибудь попытки связаться с теми, кто остался в живых из батальона рядового Картера?

— При нынешнем положении дел очень сложно установить местонахождение людей, — уклончиво ответил майор.

— В таком случае никто не может подтвердить, что капитан Херст не разрешал обвиняемому отправиться в Альбер сразу после наступления.

— Это настолько маловероятно, что почти невозможно, — ответил майор Джайлз. — Идет крупнейшее наступление за всю войну. Ни один офицер в такое время не станет раздавать отпуска ни по семейной надобности, ни по какой-то еще.

Лейтенант Хилл понимал, что больше он ничего не добьется, и остро чувствовал, с каким отвращением смотрит на него полковник.

— Обвиняемый утверждает, что он доставил раненого Джимми Кардла в расположение неизвестной ему части. Вам удалось найти этого Кардла?

— Он вскоре после этого умер от ран.

— А тот офицер в окопе, который дал Картеру рубашку и гимнастерку взамен той, которую он оставил на раненом Сэме Гордоне?

— Нам не удалось найти ни одного офицера, который вспомнил бы что-то подобное.

— Возможно, — предположил лейтенант Хилл, — этот офицер тоже был убит.

— Это не более чем предположение, — перебил его полковник Бриджер. — Есть у вас еще вопросы?

Лейтенант Хилл видел, что дальнейшие расспросы принесут больше вреда, чем пользы, поэтому сказал:

— Нет, сэр. Я хотел бы, чтобы арестованный сам дал показания.

Тома привели к присяге, а затем лейтенант Хилл попросил его своими словами рассказать о том, что произошло. Повторяя свой рассказ, Том заметил, что полковник перестал записывать и сидит, откинувшись на спинку стула и глядя на него холодными серыми глазами.

Наконец майор Пилтон прервал Тома и сказал будничным тоном:

— Вы говорите, что этот пропуск не вступил в силу немедленно? Ваш отпуск начался не сразу?

— Нет, сэр, — сказал Том. — Капитан Херст сказал, что я не могу уйти до конца наступления. Сказал, что не знает, когда оно будет, но очень скоро. Сказал, что, когда все закончится, меня отпустят на сорок восемь часов… чтобы я мог жениться. — Это звучало неубедительно даже для его собственных ушей, но Том продолжал: — Я сам приютский, сэр. Никогда не знал своих родителей. Я не хотел, чтобы мой ребенок рос без моей фамилии, не хотел оставлять его без защиты. Мы с Молли так или иначе собирались пожениться, но я хотел, чтобы мы поженились до того, как Молли уедет домой.

— Итак, — майор Пилтон пропустил все слова Тома мимо ушей, — значит, ваш пропуск не должен был вступить в силу до окончания наступления.

— Нет, сэр.

— А ведь оно еще не закончилось, Картер. Наступление все еще продолжается с того утра, когда вы поднялись в атаку из окопов.

— Лейтенант Херст поставил дату — восьмое июля, сэр.

— И почему же именно восьмое? — спросил прокурор.

— Потому что он думал, что к тому времени сражение закончится, сэр. Он думал, мы перейдем через немецкие рубежи и хорошенько окопаемся, и тогда он сможет отпустить меня на пару дней, сэр.

Слишком многие верили в это — и, как оказалось, чудовищно заблуждались. Разумеется, мысль об этом была совсем не радостной для майора, а потому он проигнорировал ответ Тома и переспросил:

— Так эта дата стояла на пропуске?

— Да, сэр. Восьмое июля, сэр.

— Насколько нам известно, вас арестовали утром третьего июля. — Он выдержал паузу, а затем негромко договорил: — Ваш отпуск, если он у вас был, должен был начаться, по вашему собственному признанию, только с восьмого июля. Таким образом, из ваших же слов следует, что вы отсутствовали самовольно. Вы бросили своих товарищей и предали своего короля, находясь на действительной службе.

После его слов последовало долгое молчание, а затем он сел.

Лейтенант Хилл остался сидеть. Он понимал, что больше ничего не в силах сделать.

Полковник Бриджер поднялся.

— Суд удаляется на совещание и обсуждение приговора.

Все стояли навытяжку, пока трибунал выходил из зала.

— Ждать здесь, Картер, — приказал майор Пилтон, а затем, отдав распоряжение двум военным полицейским, стоявшим по обе стороны двери, охранять арестованного, вышел из комнаты в сопровождении майора Джайлза.

Лейтенант Хилл посмотрел на Тома.

— Я сделал для вас все, что мог, Картер, но думаю, что вы только что подписали себе приговор.

— Что теперь будет? — испуганно спросил Том.

— Сейчас они решают, виновны вы или нет. Если нет, вас тут же освободят из-под стражи и вернут в полк. Если же вас признают виновным, то они захотят узнать побольше о вас и о вашей репутации.

Хилл поднялся на ноги и вышел вслед за двумя другими офицерами. Ему была не по душе обязанность, которую он вынужден был исполнять, он чувствовал, что выполнил ее не слишком хорошо, и досадовал на то, что ему вообще пришлось этим заниматься.

Только через полчаса офицеры вернулись в зал суда. Том все это время просидел, сгорбившись, на стуле, пока один охранник стоял у раскрытого окна, а другой — у двери. Когда офицеры вернулись, сержант Такер хрипло выкрикнул:

— Арестованный, встать!

Том вскочил и встал навытяжку, два майора и лейтенант Хилл заняли свои места, а за ними почти сразу же расселись члены трибунала.

Когда все сидели на своих местах, полковник Бриджер обвел зал медленным взглядом и проговорил:

— Рядовой Картер, мы со всем вниманием выслушали доказательства по этому прискорбному делу — как против вас, так и в вашу защиту. Однако сейчас суд не может огласить свой вердикт. — Он взглянул на майора Пилтона. — Что известно об этом человеке, майор? Есть у нас какие-то сведения от его командира?

— Полковник Джонсон не смог присутствовать на заседании, сэр, однако он передал свои показания для оглашения в суде. — Майор взял со стола лист бумаги и прочитал: — «Рядовой Томас Картер ушел в армию добровольцем в октябре 1914 года и служил в роте D этого батальона с тех пор, как был отправлен в нее в мае 1915 года. Он пользовался доверием, его несколько раз вводили в состав диверсионной группы, полагаясь на его храбрость и надежность. Однажды во время такого рейда он вынес с поля боя раненого товарища, хотя и сам тоже был ранен. Его не отправили домой, но он какое-то время пробыл в госпитале здесь, во Франции. Как только его вновь признали годным, он с готовностью вернулся в свой батальон и продолжил службу. В марте ему был предоставлен краткосрочный отпуск на семьдесят два часа, из которого он вернулся своевременно. Я не имел дела лично с рядовым Картером, но этот отчет основываю как на сведениях из его послужного списка, так и на словах офицеров, с которыми он служил. К сожалению, почти все офицеры и унтер-офицеры, особенно близко знавшие его, погибли в недавнем бою, и поэтому о нем не удалось получить никаких сведений из первых рук. Рядовой Картер, судя по всему, всегда был храбрым и преданным солдатом. Для меня было большим потрясением услышать о том, что против него выдвинуты такие серьезные обвинения». Подпись: Джеймс Джонсон, подполковник. Первый батальон Белширского полка легкой пехоты.

— Имеются ли еще какие-нибудь сведения о репутации этого человека? — спросил полковник Бриджер.

— Нет, сэр.

— Лейтенант Хилл, можете ли вы еще что-нибудь сказать в защиту арестованного?

Молодой офицер встал и нервно откашлялся:

— Я хочу сказать только то, сэр, что этот похвальный отзыв подполковника Джонсона, очевидно, подтверждает кое-что из сказанного обвиняемым, сэр. Он, сам раненный во время службы королю, вытащил по меньшей мере одного, а по его словам — двоих раненых из нейтральной зоны. Он не трус, сэр, он никогда раньше не уклонялся от своего долга. Я предполагаю, сэр, что в этот раз он совершил проступок не намеренно, а вследствие заблуждения, что у него имеется сорокавосьмичасовой отпуск для поездки в Альбер, отпуск, который был ему предоставлен даже в это тяжелейшее время, отпуск по семейной надобности, поскольку такая надобность действительно возникла. Рядовой Картер не имел намерения скрываться, сэр. Женившись на своей невесте, он немедленно вернулся бы в свою часть. Я прошу вас, сэр, принять все это во внимание при вынесении приговора, сэр.

Лейтенант Хилл снова сел, и полковник Бриджер повернулся к Тому.

— Итак, Картер, вам есть что сказать в свою защиту?

Том сказал:

— Да, сэр, позвольте, пожалуйста, сэр. — Он глубоко вздохнул. Он понимал: раз не объявили о его невиновности — значит, его признали виновным, но, очевидно, приговор еще не вынесен. — Все, что я вам рассказал, правда. Если вы должны признать меня виновным, сэр, то прошу вас признать меня виновным в самовольной отлучке. Я не дезертировал, сэр. — Том говорил искренне, горячо, не сводя глаз с полковника. — Я бы никогда не бросил своих товарищей. Я бы никогда не предал своего короля. Я записался добровольцем при первой возможности, чтобы внести свою лепту, как говорится, и я бы никогда не отступил от своего долга, сэр, пока война не закончится. Я спас моего друга Гарри, но он умер. Я вынес из боя Джимми Кардла, но он умер. Я должен хотя бы отплатить за них немцам, сэр. Я не дезертировал.

Полковник бесстрастно выслушал эту пылкую речь и сказал:

— Слушание в открытом судебном заседании прекращено.

Тома отвели обратно в ту же камеру, где его держали раньше, и лейтенант Хилл снова пришел навестить его.

— К сожалению, вас признали виновным, — сказал он. — Надеюсь, то, что сказал о вас ваш командующий, повлияет на решение в вашу пользу. Вы останетесь здесь, пока приговор не будет вынесен и утвержден.

Том смотрел на него широко раскрытыми испуганными глазами.

— Меня расстреляют? — спросил он.

— Я не знаю, Картер, — ответил лейтенант.

Прошло еще десять дней, прежде чем Том услышал приговор суда. Они протекали точно так же, как и дни в ожидании трибунала. Том думал о Молли, без конца гадая, где она и что с ней. Он уже три недели не получал от нее вестей и отчаянно желал узнать хоть что-нибудь. «Должно быть, уехала домой, в Англию», — решил Том. Его письмо отправится вслед за ней: Сара его перешлет. Она ведь наверняка напишет ему при первой возможности? Каждый день он с надеждой ждал почту и каждый день разочаровывался. Он сам написал Молли еще одно письмо, но почти ничего не рассказывал о том, в каком тяжелом положении оказался. Ни к чему было волновать ее раньше времени, поэтому он написал только о том, как сильно любит ее, и о том, какой замечательной семьей они заживут после войны — он, она и ребенок. Он ничего не знал о ходе сражений и все еще не мог отойти от шока последнего наступления. До него доносился грохот орудий, бьющих по дальним целям, но он ничего не знал ни о победах, ни о потерях, которые несли сражающиеся на этой земле от разрывающихся снарядов и яростной шрапнели.