Трудно быть немцем. Часть 1

Милю возмущала неосторожность брата:

— Чи ты знаешь, шо у неё за душой? То не важно, шо ейный муж тоже в Красной Армии! Чи ты казав, шо контуженный? Дывысь!

Но у Петра не было к ней недоверия, а к своей интуиции он прислушивался — тревожный звоночек молчал. Слушая его рассказы о пережитом, Клара представляла, что пришлось повидать её мужу. Возможно, они пересекались где-то, может в Испании. Майору эти вечерние тихие беседы помогали переосмыслить ситуацию, решить, как быть дальше.

Наши в конце концов, вернутся, а снова встречаться с НКВД не было никакого желания, имелся опыт после Гвадалахары в Испании и военных неудач в Финляндии. Нужно искать выход на подполье, он собирался использовать весь свой опыт для подрывной работы и практический, и полученный в военной Академии. И поможет ему в этом именно Клара, из разговоров с ней майор вынес четкий вывод о сходстве взглядов и представлений о жизни. Аналитик он был неплохой, это было отмечено и в его личном деле.

Её уровень образования, опыт преподавания немецкого в Прилуках Черниговской области. Пришлось поездить с мужем по гарнизонам, менять работу, так что опыт выстраивания отношений с незнакомыми людьми у Клары явно был. Она понимала сомнения Петра лучше, чем сестра, прожившая всю жизнь на Хуторах и считавшая: «Жив — и, Слава Богу, сиди тихо».

***

Впервые Пётр предложил Кларе снова пойти на Биржу труда в конце ноября. И устраиваться по метрике на девичью фамилию Таблер.

Заморозки уже прихватывали по ночам, но говорить о важном при свекрови не стоило. Клара, как обычно, вышла вечером к плетню у сарая. Сестра Петра сочувствовала Кларе, но не приветствовала их знакомство.

— Зачем тебе эта немка? Неизвестно, шо от неё ждать. Таки, як вона первые идут на службу к фашистам. Полукровкам даже удостоверения специальные выдают "фольксдойче" — слово то какое, словно собака зубами щелкает — мне Татьяна казала, у их школьной библиотеке женщина работала, тыха така, нэпрымитна, а теперь оказалось: ейные родители нимци, вона и бумаги уси сохраныла, и метрыку. Тэпэр получает специальный паёк, як представитель "Высшей расы", тьфу!

От и Клара эта, посыдыть с голоднымы дитямы, та и пойдёт на поклон к своим за хороший паёк. Диты, мабуть, тоже нимцямы считаются, хочь и наполовыну.

Петр мысленно повторил: "Чего от неё ждать… немка… Решено! Значит, её появление на Бирже в качестве немки никого не удивит. Люди заранее решили для себя, что ждать от немцев верности родине не стоит… а, если все и так относятся с подозрением, тем естественнее, что Клара пойдет служить переводчицей".

Клара не соглашалась:

— Как ты себе представляешь мою жизнь, когда наши вернутся. Что скажет мой муж? А дети? … Лучше прачкой, — виновато вздохнула. — Солдаты, особенно те, у которых дети, дают шоколад и галеты для моих…

***

Зима 1942

Глядя на скованные холодом улочки, Клара подумала: " А ведь зима чем-то сродни оккупации. Всё замирает, мороз атакует, слабые забиваются в укрытие в поисках тепла и безопасности, сильные сопротивляются, энергично двигаются, разгоняя кровь", — тряхнула головой, поморщилась, слишком примитивная аналогия. Черно-белая графика зимы вызывает унылые ассоциации. Угроза голода всё жестче напоминала жителям о себе. Уже давно картошку варили в мундире и ели вместе со шкуркой, последние клубни закончатся к Новому году. Что дальше?

***

Ночью над городом были сброшены листовки "Вести советской Родины", в них писали о провале немецкого наступления под Москвой, Тулой и Рязанью в ходе которого, за неделю упорных боёв немецкие войска потеряли около ста тысяч человек, сотни единиц техники.

На листовках красовались карикатуры КуКрыНиксов: "Наполеон потерпел поражение, то же будет и с зарвавшимся Гитлером".

Люди прятали листовки, передавали знакомым: «А Гитлер-то как вылитый — и фига под носом. На-кося выкуси! Тварь!».

Эти известия всю ночь переписывали Алексей Богдан и его жена Александра, выводили на бумаге по очереди — каждый по предложению — так легче было запомнить и успеть дописать.

На столе горела стеариновая свеча, слабо освещая радиоприемник.

Ждали половины двенадцатого. С первых дней войны в это время Москва передавала сводку Совинформбюро.

На рассвете плотно исписанные листки забирала Мария Филипповна Лубянская, чтобы отнести подпольщикам, трудившимся в типографии.

Дороги замело снегом.

Холода установились небывалые. Даже древние дубы Первомайского парка, заложенного ещё семьей Голенищевых-Кутузовых, не выдерживали, потрескивали от морозов. Город обезлюдел. Чёрные провалы окон заброшенных домов, как пустые глазницы. Ветер драл потускневшие афиши ещё довоенных фильмов.

***