Трудно быть немцем. Часть 1

Подпольщики и Клара

Рябой долго не понимал симпатии, с которой Пётр Онуфриевич говорил о Кларе. Однако высказываться на эту тему не решался: "Мало ли какие у них соседские отношения. Может она его сестре в чём-то помогла. Ему, как человеку военному, виднее.

Однако, постепенно, анализируя сведения, которые поступали подпольщикам явно не без её участия, стал проникаться некоторым доверием и сочувствием к этой женщине, матери троих детей. О просьбе Петра подыскать ей помощницу решил так: "Помочь необходимо, ведь уходит в жандармерию на целый день и там, как под микроскопом в окружении тварей. А у самой душа не на месте — так и до срыва недалеко. А теперь, после назначения заместителем Лёхлера и вовсе: где силы взять?"

Андрей Павлович Караванченко после встречи с майором, организованной Рябым, понимал и другое: если бы не Пётр, подпольщики бы убили Клару. Слишком много ненависти вызывало её появление в фашистской форме, с прической под сдвинутой набок пилоткой с орлом. Да и теперь, слишком велика опасность, что кто-то из непосвященных самовольно вздумает мстить. Всем ведь не расскажешь, откуда сведения — конспирация. А горячих голов полно, особенно среди комсомольцев.

Пётр Кравченко после беседы с Андреем задумался о том, что в подполье, кроме военных, отбившихся от своих подразделений, кто из-за окружения, а кто по ранению, были люди сугубо гражданские, оставленные специально для подрывной деятельности в тылу захватчиков — результат случайного выбора, по принципу: кто оказался под рукой — того и назначили. Это мало обнадёживало майора, понимавшего, что в решительности гражданские не уступали офицерам, прошедшим подготовку, но в опыте — значительно.

Петру, как и многим, уже несколько примелькались громкие лозунги во время первых пятилеток и политических собраний в армии. Психика перестала воспринимать пафос речей, может, сказался опыт потерь, пережитый на войне, может возраст — в 39 лет юношеская восторженность сменяется зрелой рассудительностью. И вот теперь, размышляя о поступках соратников, слушая Андрея и Константина, поневоле скатывался на возвышенные категории.

Может так и бывает? В мирное время правильные слова превращаются в трескотню лозунгов, а в реальной опасности становятся опорой для поступков. Война, угроза жизни — отличный проявитель сути человека, как лучи рентгена. Дремлет в человеке до поры до времени подлость, пока всё мирно и благополучно не проявляется, а когда судьба ставит перед выбором спасти себя или бороться — тут и проявляется: чем душа наполнена. Смена эпох ничего не меняет в этом выборе.

В условиях мирной семейной жизни Клара растила бы детей, вела дом и не подозревала о своей способности к героизму. Чем больше майор узнавал её, тем больше изумлялся: "Может в ней всегда была авантюрная жилка? Наверное из таких натур получались Гризодубовы и Расковы. А Василиса Кожина и Марфа Посадница 130 лет назад? Как бы то ни было. Клара для подполья просто находка. Как же вовремя занесло её в Павлоград".

Майора, помимо Караванченко, в целях конспирации знали всего несколько человек: лихой Степан Прибер, спокойный и рассудительный Константин Рябой, пару связных. Остальные считали его простым сапожником, как и Караванченко. Именно с ними Пётр поделился информацией о роли Клары Таблер в их организации, строго запретив даже упоминать о ней. Долго сомневался, но понял: иначе не уберечь её от своих же "мстителей". Да и пришлось объяснить им, откуда у него чужие паспорта с отметкой о регистрации в местной Управе и чистые бланки пропусков из ортс-комендатуры Павлограда. Понятно же, что сам он не имел туда доступа.

Ещё у майора было важное основание: если с ним что случится, нельзя, чтобы оборвалась связь Клары с подпольем. Нельзя такой ценный источник замкнуть на себе.

Кларе нравилось с ним говорить, только с ним она была собой, могла не притворяться. Жаль, не было возможности, как раньше, часто видеться по-соседски после переезда в особняк. Ей нравилась его способность всё детально разложить по пунктам и чётко сформулировать задачу, настроить её психологически. Он обучил её практическим приёмам, как преодолеть ступор и панику. Он много пережил и знал, как найти опору, когда привычный мир рушится.

Клара чувствовала его благодарность, тревогу за неё, мелькавшую во взгляде, в интонациях. Это отогревало сердце, скукоженное страхом, позволяло ему расправиться, не стучать лихорадочно, до звона в ушах, когда тайком просматривала циркуляры гаулейтера из секретных папок или прятала бланки под одеждой. "Как ему удалось превратить меня в героиню шпионского романа? В диверсионные школы не берут многодетных матерей — слишком уязвимы матери, если дети под угрозой. Что я творю? Как я дошла до жизни такой? Сказал бы мне кто-нибудь полгода назад, что я буду работать у фашистов, я бы ужаснулась".

Не каждому выпадает судьба испытать себя на прочность — живёт человек тихой, мирной жизнью и не представляет, какие резервы таятся под бытовой шелухой.

***