Трудно быть немцем. Часть 1

Майор

Меланья радовалась: Пётр вышел из ступора и отчаяния, вспомнил былые навыки, сапожничает понемногу.

То ли весна, то ли наступление наших сначала под Москвой и Рязанью, а теперь возле Харькова, возвращали брату оптимизм. Даже усы отпустил, как у селянина. Всё было хорошо — живой и рядом с ней, но кое-какие догадки о людях, тихонько наведывающихся по ночам к брату, тревожили Милю. Его тайные (как ему казалось) встречи с Кларой под вишней, Миля тоже замечала. Женщине хватало ума держать при себе сомнения и не докучать брату. Мысли о том, что теперь её жизнь зависит от его осторожности, Меланья загоняла на самое дно души и тихонько помолившись, гордилась, что родной человек не сломался, не опустил руки. "Хорошо, что я соседям ничего не говорила о его службе в Москве", — в который раз похвалила она себя.

Однажды к Меланье зашёл Володя Индюков, их семья была в родстве с Александрой Давыдовной. Володя помнил Петра Онуфриевича ещё с тех времен, когда был школьником, а Пётр приезжал навестить сестру перед отправкой в Испанию. Володя вытянулся, но в повадках ещё проскальзывала подростковая угловатость. Володя увидел Петра за сапожной работой и не смог скрыть на лице разочарования. Миля заметила это.

— С чем пожаловал Вовчик? — немного резковато спросила она, вдруг стало обидно за брата.

— Да…, — замялся Володя, — мы с Колькой идём на менку в село, мама спрашивает, может вам чего сменять на кукурузную муку?

— Цэ Коля Бешта? Правильно, удвох сподручнее, облав стережыться. А маме спасибо, я як раз до нэи хотила зайти. — Миля накинула большой теплый платок и отправилась к Аксюте и её брату Павлу Индюковым с небольшой корзинкой. Мать Аксюты и Павла была родной сестрой Александры Давыдовны Новиковой.

Володя помялся, видно было: хочет спросить, но не решается. Пётр решил ему помочь:

— Удивляешься, почему я здесь сижу и забиваю гвозди в подмётки?

— Ну да, мы с мальчишками думали, что вы воюете, как и сын Давыдовны!

Пётр отчетливо расслышал упрёк.

— Отвоевался я, — вздохнул майор, — списали по ранению, — вот решил вернуться к мирному ремеслу, — ему интересна была реакция парнишки, хотелось присмотреться, понять: как настроен, может со временем получится привлечь с небольшими поручениями, если удастся найти связь с подпольем. Взгляд у пацана открытый, честный, жаль только не умеет скрывать эмоции — всё на лице написано.

***

Лишь со временем он решится открыться Володе Индюкову и привлечь его с другом Николаем Бештой как связных. Петру пришлось обучать их приёмам конспирации, приёмам выявления слежки и ухода от соглядатаев. Кроме них двоих о майоре никто из привлеченных ними ребят не знал. Эту систему диверсионно-разведывательной работы Пётр применил, как учили: каждый из комсомольцев знал только о двоих связных, о составе всей группы молодых подпольщиков не знал никто из них. В случае провала невозможно выдать тех, о ком ничего не знаешь. Даже потеря одного — звена тройки позволяла сохранить остальных.

Молодость не склонна к осторожности, а вот к риску — вполне. Иногда доходило до полного безрассудства.

Чего стоила знаменитая история с воротами на рынке.

Пётр усмехнулся, вспоминая в каком возбуждении вернулась Миля с рынка в тот день — утро седьмого ноября. Майор тогда уговаривал сестру повременить — в день советского праздника фашисты наверняка усилят патрули, могут устроить облаву.

"Да-а…", — он покачал головой вспоминая.

Миля рассказывала, стоя посреди комнаты, размахивала руками, так и не раздевшись:

— Пидхожу до базара, а там людэй повно и ворота зачинэни. Хтось каже: "Шо такэ?" А з усих бокив: "Дывись на арку!" И я дывлюсь, а та-ам! На всю арку:

"СМЕРТЬ НЕМЕЦКИМ ЗАХВАТЧИКАМ!

ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЕЛИКИЙ ОКТЯБРЬ!"

— Отак! — Миля пристукнула ладонью по столу.

Пётр представил старинную металлическую арку с потемневшими буквами "БАЗАР", ажурное крепление. Краска давно сошла, и надпись почти сливалась с фоном арки. Возможно, она висела над воротами ещё с прошлого века.

Полицаи так и не смогли стереть масляную краску. Белый от ненависти Экке распорядился сорвать металлическую арку с кирпичных столбов. Старые мастера делали на совесть. Больше часа провозились Hilfswillige — "добровольные помощники рейха", пока справились с металлом. Люди разошлись, опасно было мозолить глаза полицаям, да и хотелось поделиться с домашними и соседями. Самые отчаянные наблюдали от аптеки и керосинной лавки. Взгляды прикипели к словам, греющим душу ощущением светлой довоенной жизни, вызывая в памяти радостную приподнятую атмосферу ноябрьской демонстрации с песнями под гармошку и походной фляжечкой в кармане. Отсюда, из мрачных будней оккупации, та жизнь казалась какой-то киношно идеальной, радостной, словно кадры из фильма "Цирк".

О том, что это сделал Володя Алексеев вместе с Галей, Пётр Онуфриевич узнал гораздо позже.

Глава 9