Батареи Магнусхольма
Австро-венгерская разведка «Эвиденцбюро» прислала своих людей, чтобы заполучить планы укрепрайона. Плетутся интриги, используются достижения технического прогресса, пускают в ход свои чары роковые соблазнительницы…
Лабрюйер неопытен, недоволен начальством и товарищами, попадает в странные ситуации, но именно ему удается раскрыть шпионскую сеть и получить самый ценный приз.
- Автор: Далия Трускиновская
- Жанр: Исторические приключения / Исторический детектив / Шпионский детектив
- Дата выхода: 2014
Читать книгу "Батареи Магнусхольма"
Глава семнадцатая
Вернувшись в фотографию, Лабрюйер телефонировал в полицейское управление и просил передать агенту Фишману, где спрятаны украденные велосипеды. Фишман их найдет и прикатит; ему — доброе слово от начальства и пара часов свободного времени, якобы потраченного на поиски, а Пиче — соблюдение тайны.
Убедившись, что в фотографическом заведении жизнь кипит и два клиента ждут в очереди, Лабрюйер пошел в гости к Паулсу. С Каролиной он даже взглядами встречаться не желал. Он понимал — эмансипэ опытная разведчица и на хорошем счету у начальства, если ей поручили командовать агентами-мужчинами. Умом он это понимал, но был сильно недоволен.
Выйдя на Александровскую, Лабрюйер задумался — не перекусить ли? Он смотрел на ресторанные двери и прислушивался к себе, когда услышал приветствие.
Оказалось — подошла фрейлен Ирма.
Стоять с дамой на тротуаре — верх неприличия, разве что дама — проститутка, с которой уславливаются о цене. Лабрюйер мог быть какого угодно мнения о внешности и манерах Ирмы, но ее нравственность была вне сомнений.
— Фрейлен вышла на прогулку? — спросил он, идя рядом с девицей.
— Да, герр Гроссмайстер. Пока нет дождя, я хотела погулять и съесть пирожное в кондитерской.
— Позволите вас пригласить? — Лабрюйер указал на ресторанные двери.
— Мне, честное слово, неловко, вы уже столько раз нас с Хильдегард угощали…
Лабрюйер не сразу сообразил, что воинственное имя «Хильдегард», которое было бы впору валькирии, носит пышнотелая и миролюбивая, хотя умеющая настоять на своем, фрау Вальдорф.
Неловкость, впрочем, была мнимая — фрейлен Ирма обрадовалась приглашению.
Но сам Лабрюйер об этом приглашении вскоре пожалел. Его дама трещала без умолку и довольно громко. Это было тем более неприятно, что в ресторанном зале, где оказалось довольно мало публики, сидели супруги Красницкие и видели, какую странную особу привел с собой Лабрюйер. Они уже доедали десерт.
Но фрейлен Ирма вскоре изменила манеру поведения: речь стала тише, но движения — причудливее. Она вытягивала шейку, ерзала на стуле и даже отползла чуть в сторону вместе со стулом. Вдруг она встала и, ни о чем Лабрюйера не предупредив, устремилась к выходу.
Даме необязательно докладывать о цели своего визита в дамскую комнату. Но простая вежливость требует сказать: «Извините, я на минутку — попудрить носик». Лабрюйер, чувствуя некоторую ответственность за фрейлен Ирму, тоже вытянул шею — посмотреть, благополучно ли она покинула зал или впопыхах споткнулась о порог.
Тут-то он все и понял.
Дверь зала то открывалась, то закрывалась, и фрейлен Ирма увидела в вестибюле Тадеуша Янтовского, который с кем-то разговаривал. Похоже, девица явилась сюда только для того, чтобы увидеть красавчика поляка.
Она вышла в вестибюль. Секунду спустя туда же направились Красницкие.
Лабрюйер не собирался заглядывать в глаза госпоже Красницкой и не понял, как вышло, что взгляды встретились.
В ее взгляде была тревога.
Двери распахнулись довольно широко, Красницкий задержался, пропуская вперед супругу, а Лабрюйеру удалось увидеть целую сценку: фрейлен Ирма, проходя мимо стоявшего к ней боком Янтовского, уронила сумочку, да так неловко, что попала Тадеушу по ноге. Он резко повернулся, поднял сумочку — и тут дверь закрылась. Но всего лишь на пару секунд. Фрейлен Ирма быстрым шагом вернулась в зал, села за столик и расплакалась.
Лабрюйер поневоле пожалел ее. Богатая наследница не имела решительно никакого опыта по части привлечения мужского внимания, а трюку с сумочкой ее научил кто-то из подружек.
Подошел официант, принял скромный заказ (пришли за пирожным, фрейлен, так и получайте свой крюмелькюхен!), Ирма промокнула глаза платочком, платочек не убрала, так и держала у лица, и вид у нее был самый похоронный.
Тут в зал вошел Янтовский — и Лабрюйер понял, что он в этом ресторане уже лишний. Фрейлен Ирма сразу ожила и уже не обращала на своего кавалера ни малейшего внимания.
Попросив Янтовского проводить Ирму домой, Лабрюйер пошел к Паулсу.
Старик сидел дома, чистил картошку. Гостю обрадовался — как многие старики, осенью и замой он старался поменьше выходить из дому, а новостей-то хочется.
— Так, значит, нет больше Фогеля… — Паулс вздохнул. — Может, это и неплохо — нож в спину? Ничего не успеешь понять — а ты уже на том свете?
— Куда уж лучше, — буркнул Лабрюйер. — Уходят те, кто еще с господином Кошко работал, уходят. Вы не помните, с кем в паре Фогель вел наружное наблюдение? Он ведь с топтуна карьеру начинал, так?
— Кажется, это был Вайс. Роберт Вайс. Он потом вместе с Фогелем в дело о кражах как-то замешался, его сразу из полиции не прогнали, доказательств не было, потом как-то выжили. И он сам говорил — на службу больше ни ногой. Я его иногда встречаю на Двинском рынке. Он, если стоять лицом к понтонному мосту, как раз справа от моста, там всякой зеленью торгует. Скупает у огородников и целый день там сидит, на реку смотрит.
— Сейчас-то — какая зелень?
— Еще есть. Вайса там должны знать, скажут, где его искать.
— Надо же — торгует зеленью…
— А по-моему, это хорошо. Весь день на людях, все к тебе подходят. С одним поговоришь, с другим, свои постоянные покупатели есть. В его годы — чем плохо?
Время было не торговое — небо хмурилось, с моря задувал ветер, Двинский рынок давно опустел. Но и не цирковое — до представления оставалось добрых два часа. Поэтому Лабрюйер решил поискать Линдера.
Ему повезло — он встретил инспектора, идущего в обществе Фирста к Полицейскому управлению.
— Опять безымянный покойник, — сказал Линдер. — Опять начальство будет требовать, чтобы к завтрашнему утру у меня были имя, фамилия, адрес и словесный портрет убийцы. А покойник, судя по всему, жил один. Хорошо, если есть дети — тогда будут искать, что-то прояснится. А если детки привыкли навещать папочку раз в месяц?
— Старичок?
— Старичок. Подняли на Конюшенной. Его задушили и спихнули в подвальное окно.
— Опять задушили…
— Подняли утром, а накануне вечером там поблизости жильцы нашли корзину с зеленым луком, петрушкой, еще какими-то травками…
— Это Вайс, — сказал Лабрюйер. — Линдер, это Роберт Вайс! Он когда-то работал в паре с Фогелем. Наверно, до сих пор ему помогал. Черт возьми, что же такое они увидели в Кайзервальде?..
— Вайс, — повторил Линдер. — Может, ты сейчас скажешь точный адрес?
— Двинский рынок, справа от понтонного моста. Там его знают. Вайса, значит, нет… А как поживает мой крестник?
Лабрюйер имел в виду человека, которому почти оторвал два пальца.
— Ты представляешь, сколько в Риге докторов? И не все практикуют открыто.
— Представляю… Там нужна хирургическая операция — все совместить и так сшить, чтобы мышцы и связки срослись. С этим первый попавшийся коновал не справится.
Они посовещались, вспоминая давние случаи, когда преступника находили при помощи врача, зашивавшего ему рану.
— Что госпожа Ливанова?
— Дома сидит. Но дамский кружок госпожи Морус мы изучили. Они прямо помешались на «живых картинах». Их последняя затея — сделать фотоальбом про Жанну д’Арк. Так что жди гостей! Они хотят начать с явления Жанне ангела под дубом и завершить костром. Как бы не заставили тебя поджечь фотографию!
— Не могла ли эта Ливанова с кем-то объясниться знаками через окошко? Скажем, есть время, в которое к нужному окошку приходит нужный человек?
— Могла, — подумав, сказал Линдер. — Но пока ничего такого не замечено.
На том и разошлись.
Лабрюйер решительно не знал, куда деваться до начала представления. Он стоял у входа в Полицейское управление, смотрел на вывески двух расположенных рядом гостиниц — «Северной» и «Отель де коммерц». Вдруг на улицу вышла фрау Берта — ее нетрудно было узнать по причудливой шляпе, одной на всю Ригу.
Лабрюйер искренне обрадовался — не придется бродить, с тревогой поглядывая на небо. Он подошел к артистке.
— Я ждал вас, фрау Берта, — сказал он, и это было почти правдой. — Я хотел вам объяснить, что произошло тогда вечером.
— И я вас ждала, — ответила она. — Я страшно за вас волновалась!
— Что там волноваться… Я сопроводил этого голубчика прямиком в полицию и хотел вернуться. Но ко мне прицепились бывшие сослуживцы — их интересовало время с точностью до минуты. Я писал показания, потом уговорил их не обращаться к вам — достаточно того, что я видел его безобразия. Потом вообще началось сущее безумие — этого человека, оказывается, уже давно искали. Возвращаться к вам в половине третьего ночи я никак не мог, простите…
— Пойдем, — сказала фрау Берта. — Пойдем ко мне в гримуборную. Эммы там нет, ее забрала к себе фрау Бенелли, она умеет лечить поврежденные ноги.
Настойчивость женщины льстила бы Лабрюйеру чрезвычайно, кабы он не знал, что имеет дело то ли с «Птичкой», то ли с «Кларой». Да и могла ли такая яркая и необычная женщина, артистка, увлечься простым смертным…
— Фрау Берта, — сказал Лабрюйер очень серьезно. — Я прошу вас стать моей женой.
— Мой Бог, вы с ума сошли… — ответила фрау Берта. — Так прямо, посреди улицы?
— Я небогат, все мои средства вложены в фотографию, и она приносит некоторый доход. Есть еще деньги на банковском счету. Но я готов работать день и ночь… Когда мы поженимся, вы оставите цирк. У нас будут дети, вы станете хорошей матерью…
— Я не могу оставить цирк! — воскликнула фрау Берта.
— Но если мы любим друг друга и хотим быть вместе — вы это сделаете. Тем более — вы хотите передать свой номер и птиц Лотте. Рига — не Берлин и не Париж, но тут тоже есть свое хорошее общество, свои приличные дома, где мы можем бывать.
— Пойдем, это надо обсудить, мы должны поговорить серьезно…
— Я готов к серьезному разговору.
— Но я еще не готова.
Некоторое время они шли молча. Лабрюйер представлял, что творится в голове у фрау Берты. И даже тихо веселился. Это в Российской империи, думал он, где женская эмансипация сильно отстает от Европы, женщину могут поставить во главе наблюдательного отряла контрразведки. А в Австро-Венгерской империи, вполне европейском государстве, женщина в важном деле подчиняется мужчине. И фрау Берта ломает голову, как бы поскорее сообщить о предложении своему руководителю, чтобы получить инструкции.
Вот сейчас правда и выяснится, думал дальше Лабрюйер. Если руководитель — один из цирковых борцов, то ответ на предложение будет получен после представления. Если же фрау потребует еще время на размышления, значит, этот господин — за пределами цирка.
— Давайте встретимся после моего выступления, — сказала фрау Берта. — Нет, не ходите за кулисы, возьмите билет в партер. Я сегодня буду выступать для вас.
— Как прикажете.
Похоже, он был прав, и оставалось только понять, который из шести. Иоганн Краузе слишком молод, впридачу он, кажется, латыш. Но агентов-мужчин, как сказала Каролина, четверо: «Атлет», «Щеголь», «Дюнуа», «Бычок». Допустим, он — всего лишь «Бычок», ему это имя подходит. Значит — один из шести. Штейнбах? «Красная маска»? «Серебряная маска»? Как зовут остальных двух? Придется взять программку…