Батареи Магнусхольма

— Если бы не ваша чертова экономия! Мы бы еще в Питере эту игрушку опробовали. Нашли бы способ укреплять антенны там, где они нам нужны. И сейчас бы ты от слов «азбука Морзе» не впадал в панику!

— Кончай буянить, Хорь.

— Век прогресса! А мы — как при царе Горохе…

Лабрюйер ничего в этом споре не понял, только рассеянно слушал, и лишь немного удивился, узнав, что где-то на острове Руно в Рижском заливе построены непонятные искровые радиостанции.

— Время тратим, — вдруг сам себя оборвал Хорь. — Леопард, идите вон той улицей и держите курс примерно на восток…

— Сделаем проще — я обойду квартал, если это можно назвать кварталом, и вернусь к Росомахе, потом обойду другой квартал, и вы также, господин Хорь, — сказал Лабрюйер и, не дожидаясь ответа, вошел в темную улочку.

Кайзервальд был пуст, окна не светились, горело всего несколько фонарей, ни малейшего намека на «мерседес» Лабрюйер не обнаружил. Он вернулся к «Руссо-Балту», узнал от Росомахи, что Хорь носится по закоулкам, как бешеный, и совершенно безрезультатно, затем указал, куда направляется дальше.

Обходя кварталы, Лабрюйер оказывался все ближе и ближе к зоологическому саду. Наконец он уже должен был выйти из переулка чуть ли не к самым воротам — и увидел свет фар. Он успел встать за сосну и замер. По Царскому проспекту, со стороны озера, вдоль ограды зоологического сада двигался автомобиль. Шел он медленно, однако набирал скорость и, поравнявшись с Лабрюйером, проскочил мимо довольно шустро.

Зоологический сад, если бы посмотреть с аэроплана, смахивал на кривой треугольник. Острым углом он смотрел в сторону Риги. Парадный вход в зоологический сад был как раз на этом углу.

Вместо того чтобы катить по Царскому проспекту дальше, к городу, «мерседес» сделал резкой поворот, обогнул вход и направился куда-то к северу по узкой дороге, по одну сторону которой была ограда зверинца, по другую — лес.

Лабрюйер пробежал сотни две шагов, чтобы убедиться: нет, не ошибся, вражеский автомобиль понесла нелегкая лесом, а куда — черт его знает! Вроде бы на этом берегу Штинтзее не то что порядочного дома, а и приличного рыбацкого хутора не было. Не на ночную же рыбалку собрался неприятель…

Теперь следовало как можно скорее дойти до Росомахи. Может, еще был шанс устроить безумную автомобильную погоню по ночному лесу, где сосны и елки натыканы через каждый аршин.

Росомаха, узнав о такой возможности, рассмеялся.

— Наше счастье, что Хорь где-то еще бегает. С него станется и по лесу, по буеракам и буреломам…

— Нет тут буераков. Местность ровная и плоская, как тарелка, — возразил Лабрюйер. — Разве что небольшие холмики. И буреломы расчищают довольно быстро. Хотя — уж и не помню, когда в последний раз настоящая буря была.

— А осенние шторма? — напомнил Росомаха.

— Так шторма — на побережье. Хотя и озеро может взбаламутиться.

Они мирно сравнивали рижскую погоду с питерской, когда прибежал запыхавшийся Хорь.

— Зря прокатились, — сказал он. — Росомаха, давай зажигай фары. Возвращаемся.

— Не зря, — ответил Лабрюйер. — Я нашел автомобиль.

— Так что же вы молчите?

— Простите — не привык перекрикивать и перебивать.

— Где он?

Лабрюйер рассказал обо всем, что видел.

— Значит, эта колымага останавливалась где-то у озера? Или вывернула из улицы, что упирается в Царский проспект? — спросил озадаченный Хорь.

— Скорее — стояла на проспекте…

Лабрюйер попытался вспомнить свое ощущение, когда на него двигались две яркие фары.

— Что они забыли на проспекте?

— Вопрос не по адресу.

Лабрюйер расстегнул пальто и достал часы. Росомаха тем временем зажег одну фару, и можно было разглядеть циферблат.

Как всякий полицейский агент, чуть ли не полжизни отдавший службе, Лабрюйер понимал значение точного хронометража.

— Росомаха, во сколько мы отъехали от цирка? — спросил он.

— Заполночь. В половине первого, поди.

— А сколько мы сюда добирались?

— Полчаса или около того.

— И они — столько же. Сейчас час тридцать. Они уже минут десять как укатили. Значит, с часа ночи до примерно четверти второго их автомобиль где-то стоял… и чего-то ждал?.. — сам себя спросил Лабрюйер. — Кого-то они должны были увезти?

— Медведя из зверинца, — подсказал Росомаха.

И тут в голове у Лабрюйера образовалась взаимосвязь, которой пока еще недоставало логики. Но она была — и ее нужно было вытащить на свет Божий.

В ограде зоологического сада была дырка, о которой знали Пича и Кристап. Что-то с этой дыркой было связано очень загадочное и притягательное — если они рискнули на второе ночное путешествие в зверинец. И явно собирались удрать туда в третий раз.

Не пряталась ли разгадка смерти Фогеля и Вайса в зверинце?

Говорить об этом Хорю и Росомахе Лабрюйер не стал, а сказал совсем другое:

— Если оттуда кого-то увезли, то, может быть, и обратно привезут?

— Медведя? — оживился Росомаха. — А что? Цирковой народ к медведям привычен.

— Предлагаете ждать? — спросил Хорь.

— Отчего бы не обождать?

— Или оттуда кого-то увезли, или туда кого-то привезли, — разумно заметил Росомаха. — Кого можно увозить ночью из зверинца?

— А кого можно привозить ночью в зверинец? — спросил Хорь. — Нет, не в зоологическом саду дело. Была назначена встреча… а с кем?..

— Для некоторых встреч требуется место уединенное, но не до такой же степени, — сказал Росомаха. — Как будто поближе тихого уголка не нашлось. Вот взять хотя бы кладбища — мы мимо них проезжали. Чего же любезнее — посидеть ночью на лавочке у могилки?

— Если была назначена встреча, то как прибыл тот, с кем эти господа уговорились? — спросил Хорь. — Другого автомобиля мы не заметили, хотя пробежались по всему Кайзервальду — так, Леопард?

— Мы пробежались по Кайзервальду, но там, подальше, есть две усадьбы, Мейерхоф и Анненхоф, — ответил Лабрюйер. — И еще дальше — императорский рижский яхтклуб. От него до зверинца не более версты.

— Яхты! — воскликнул Хорь.

— И не надейся, — осадил его Росомаха. — Я под парусом хаживал. Сезон давно закрыт, яхты зимуют на берегу.

— Но там есть помещения, в которых, я уверен, спокойно можно жить — ведь никто сейчас туда носу не сунет.

— Отчего же не там назначена встреча?

— А была ли встреча возле зверинца? Может, «мерседес» остановился по какой-то технической причине — мотор заглох, или что там с автомобилями случается?

Росомаха и Хорь принялись выстраивать версии, уже не обращая внимания на Лабрюйера. А он думал о своем.

Нужно при первой возможности устроить Пиче строжайший допрос, нужно узнать, какие сюрпризы прячутся в зоологическом саду. У мальчишек нюх на все необычное — грех этим нюхом не воспользоваться…

Хорь решил, что охранять всю ночь зверинец бесполезно, и «Руссо-Балт» покатил обратно к Риге. Всю дорогу Хорь молчал — он понимал, что вылазка оказалась неудачной. Что выяснилось? То, о чем он и сам знал, — что кто-то из борцов тайно покидает цирк и возвращается туда незамеченным. И еще то, что фрау Шварцвальд иногда ночует в своей гримуборной — именно тогда, когда предстоят ночные похождения. Это разумно — там она одевается в короткий жакет и удобные шаровары, заматывает свою шевелюру черным шарфом, обувает ботинки наподобие мужских — на каблуках можно красиво ходить, а лазить и бегать затруднительно.

Лабрюйер тоже молчал. С Росомахой он бы еще поделился своими соображениями, с Барсуком — тоже, но Хорь в последнее время его безумно раздражал. Похоже, это было взаимно.

Росомаха довез Лабрюйера с Хорем до их жилища. Поднимаясь по лестнице, они не сказали друг другу ни слова. Должно быть, по милости Лабрюйера — он нарочно отстал.

Утром Лабрюйер хотел встать ни свет ни заря. Он хотел подкараулить Пичу перед школьными занятиями. А потом собирался телефонировать Линдеру — узнать, удалось ли изловить человека с разорванной рукой. То есть следовало немедленно лечь спать, даже не побаловав себя горячим чаем.

Так он и сделал. Разделся, лег в постель, побарахтался, принимая любимую позу для засыпания. И тут задребезжал дверной звонок.

Часы показывали четверть третьего ночи.

Лабрюйер, пуганая ворона, схватил пистолет и пошел отворять дверь, но не просто отворять — а, рванув ее на себя, за ней же и спрятаться.

Но это были не убийцы, не злодеи, не агенты «Эвиденцбюро». На пороге стояли герр и фрау Вальдорф. Оба — одетые, он — в стеганой теплой домашней куртке, она — в закрытом домашнем платье. Надо полагать, еще не ложились.

— Простите, герр Гроссмайстер, — сказал хозяин дома. — Моя сестра не у вас?

— Если у вас — вы только скажите! Вы ведь потом, как порядочный человек?.. — завершать мысль фрау не стала.

— Нет, ее у меня нет, можете сами убедиться, — ответил сильно озадаченный Лабрюйер.

— Но где же она тогда?

Лабрюйер поплотнее запахнул халат.

— Заходите, пожалуйста, — пригласил он. — У меня беспорядок, но…

— Я завтра пришлю свою Эльзу, она все вымоет и вычистит! — пообещала фрау Вальдорф. — Только помогите найти Ирму! Нам телефонировать в полицию?

— Бывало ли, что она приходила домой в такое время? — начал Лабрюйер правильный допрос.

— Мой Бог! Никогда!

— Ходила ли она по вечерам в гости к подругам?

— Ходила, — признала фрау Вальдорф. — К фрейлен Тимм, это очень порядочное семейство, к фрейлен Лемберг. Но возвращалась до девяти часов вечера. У нас не принято, чтобы молодая девушка сидела в гостях допоздна.

Насчет молодой девушки Лабрюйер имел свое мнение.

— Когда она ушла из дома?

— Когда? Она ушла после обеда, — неуверенно сказала фрау Вальдорф. — Я тогда ходила в третью квартиру напомнить, что пора заплатить за ноябрь. Я пришла — а в прихожей нет на вешалке ее синего бархатного пальто и шляпки, нет также маленькой круглой французской сумочки с цепочкой и бахромой.

— И больше она не появлялась?

— Она еще вечером говорила, что собирается навестить свою крестную, фрау Шварцбанд… У фрау Шварцбанд именины, ее нужно было навестить! Ирма сказала, что купит ей подарок — красивую настольную лампу, отделанную матовой бронзой, с колпаком из молочного стекла, за семнадцать рублей. Фрау Шварцбанд любит читать по вечерам в спальне… это хороший дорогой подарок для пожилой дамы!..

— Очень хороший, фрау Вальдорф, — согласился Лабрюйер. — Идите к себе и посмотрите, может, фрейлен Ирма еще что-нибудь взяла.

— Как вы думаете, нам нужно сейчас ехать к фрау Шварцбанд? — спросил глава семейства.

— Пауль, посмотри на часы! Это же неприлично! — возмутилась супруга. — Но что-то же надо делать!

— Сперва посмотрите, что она взяла с собой, какое платье на ней было, какие туфли, — терпеливо повторял Лабрюйер. — Если фрейлен не появится до утра и если окажется, что она была у крестной, но ушла оттуда до девяти вечера, все это понадобится, когда мы вместе поедем в Полицейское управление.

— О мой Бог, мой Бог… — фрау Вальдорф расплакалась.

Муж увел ее, а Лабрюйер скинул халат и лег в постель.

Сперва, спросонья, он не принял всерьез то, что говорили Вальдорфы. Но вдруг его осенило — ведь фрейлен Ирма не раз появлялась с ним во «Франкфурте-на-Майне»! Что, если она привлекла внимание агентов «Эвиденцбюро»? Это было бы совсем некстати…