Оружие Вёльвы

* * *

Выйдя из усадьбы, Снефрид и Мьёлль направились в другую сторону, подальше от многолюдства. Хозяйка объяснила им дорогу к лесному озеру среди сосняка. Туда вела заметная тропа, но, добравшись до воды, они довольно долго шли вдоль берега, выбирая подходящее место. Снефрид вспоминала последний разговор с Эйриком. Ее беспокоило сомнение, убедит ли его «колдовство», плоды которого она собиралась сегодня же ему предъявить, но она гнала прочь малодушные мысли. Хравнхильд не тревожилась бы, а радовалась тому, что сотворит. Гордилась бы и ликовала. А что колдовство исполнится, сомневаться нечего.

Озеро с каменными берегами окружал старый сосняк; местами огромные камни громоздились у воды, не давая к ней подойти, а в более пологих местах от берега целым полем тянулись широкие листья кувшинок, будто зеленые маленькие блюда. Перевалило за полночь, но солнце только садилось, было почти светло, небо оставалось бледно-голубым, облака – белыми, с чуть посеревшими брюшками, а на востоке было разлито яркое жидкое золото, отраженное водой. Всякая женщина станет молодой и прекрасной, если в ночь Середины Лета искупается в этом жидком золоте!

Наконец они наши то, что нужно – за мысом, где сосны близко подступали к воде, но туда можно было легко спуститься по плоским камням. Камни лежали и в озере, хорошо видные под прозрачной водой. Оставив вещи под соснами, Снефрид наконец сняла маску. Еще раз внимательно огляделась – никого. Тогда она разделась, распустила волосы и вошла в воду.

Поначалу показалось холодно, но кожа быстро привыкла. К тому же Снефрид не полезла далеко от берега, а села на один из больших плоских камней под водой, так что оказалась в воде по плечи, но эта вода, за день нагретая солнцем, была теплее, чем в более глубоком месте. Наконец-то она смыла с себя весь пот и грязь, приставшие к ней за последние нелегкие дни.

Подумать только – перед этим она мылась в бане родного хутора, на берегу небольшого озерца, которое так и звали Банным. Теперь она моет волосы в воде неведомого озера на расстоянии двух морских переходов. И ведь это только начало! Первый крошечный шаг на длинном пути! Предстоящий путь к границам Утгарда казался Снефрид бесконечным, особенно потому, что она слишком плохо его себе представляла. Она запомнила главные цели на этом пути: Альдейгья, Хольмгард, Бьюрланд, Силверволл. В Альдейгью нужно плыть по морю, в этом она полагалась на Эйрика. Там ей расскажут, как попасть в Хольмгард, где живет конунг Гардов, а он уж верно знает дорогу в Бьюрланд, с которого собирает дань. Снефрид понимала, какое множество опасностей поджидает на этом пути одинокую молодую женщину. Даже будь она невзрачной, как Торгерд Мышка, и это не избавило бы ее от опасности быть изнасилованной, ограбленной и проданной в рабство, встреться на ее пути дурные люди. А для такой яркой женщины, как она, привлекающей все взоры, эта опасность еще выше. Но нельзя же весь путь проделать в маске! Придется постараться, чтобы иметь дело только с такими людьми, которым можно доверять.

Мьёлль уже вымылась и ушла в сосняк вытираться и одеваться, а Снефрид все еще полоскала волосы в прозрачной воде, радуясь, что уже сегодня сможет предстать вперед людьми без опостылевшего плаща и маски. Обнаружив, что замерзла, она встала и стала отжимать волосы. С них текли потоки, возвращаясь в озеро, и Снефрид сама себе напомнила лебедя, плещущего крыльями среди воды. Она как те девы из преданий, которые прилетают к озеру птицами, сбрасывают оперение и превращаются в красавиц. Эти-то предания и навели ее на мысль, как объяснить свое волшебное превращение. Как ей повезло, что все это случилось накануне Середины Лета!

Может ведь так быть, чтобы могущественной чародейке надоело быть старой? Не зря всеискусных жен, в число которых она вступила, еще называют «изменяющими облик».

Тщательно выжав воду, Снефрид выпрямилась, запрокинула голову и потрясла волосами, стряхивая последние брызги. Потом повернулась и двинулась к берегу, внимательно глядя под ноги. Ее снятая сорочка лежала на ближнем камне, где она ее оставила, чтобы можно было вытереться и уж потом надеть чистую. Осторожно ступая меж округлых валунов на дне, Снефрид выбралась на сухой камень, взяла сорочку, завернулась в нее… и увидела, подняв глаза, что в трех шагах, чуть выше, под соснами стоит Эйрик и зачарованно смотрит на нее.

В первый миг Снефрид вспыхнула от неожиданности – ее застали слишком рано. Потом порадовалась, что это именно Эйрик, а не кто-нибудь другой, незнакомый.

О Фрейя! А ведь он, похоже, давно тут стоит! Снефрид было смутилась, но потрясенное лицо Эйрика вдохнуло в нее уверенность.

– Что ты здесь делаешь? – строго спросила она, глядя на него снизу вверх. – Я ведь сказала тебе ждать, пока я вернусь.

– Хравнхильд… – хрипло произнес Эйрик, отчасти как вопрос. – Это же ты…

О Фрейя! Это для Снефрид они знакомы уже три дня, а Эйрик видит ее по-настоящему в первый раз! Это как при их встрече на Каменистом Озере – благодаря маске он сразу узнал Хравнхильд в хозяйке домика, а Снефрид пришлось подождать, пока он назовет ей свое имя.

– Конечно, это я, – ответила она, будто иначе и быть не может. – А ты думал, что наткнулся на Эльрун или Сванхвит[33]?

– Я…

Эйрик явно не мог справиться с растерянностью. Снефрид надоело смотреть на него снизу вверх, и она сделала шаг вперед, на более высокий камень. Эйрик подался ей навстречу, протягивая руку; не подумав, она уцепилась за нее и позволила втащить себя на каменную плиту под соснами. По мокрому телу от ветерка побежали мурашки. Но, вместо того чтобы выпустить ее руку, Эйрик, наоборот, второй рукой обхватил ее за талию.

– Как это вышло? – пробормотал он, вплотную разглядывая ее лицо, мокрые волосы, шею, обнаженные плечи и руки, придерживающие сорочку на груди. – Ты… изменила облик?

От его объятий ей стало теплее, но накатило волнение и оттого растерянность. Казалось, с такого близкого расстояния он разглядит все ее тайны!

– Как ты догадался, что это я? – Снефрид отстранилась и прищурилась, отважно глядя ему в глаза.

То, что на ней больше нет маски, поначалу смущало ее больше, чем то, что из одежды тоже ничего нет.

– Я увидел твою служанку… и твою одежду, тот серый плащ, чепчик, маску… А потом увидел в воде… мне показалось, это лебедь, но потом разглядел – это женщина. Тут не может быть больше никого… Это ты…

Думай как Хравнхильд, уже привычно велела себе Снефрид. Она же продумала все заранее. Только что ей было почти пятьдесят, и вот она выходит из воды молодой стройной женщиной, на которую можно смотреть не иначе как с восхищением. Сама она, еще не побывав старой, не смогла бы отнестись к этому так, как ее тетка. Но Хравнхильд на ее месте, избавившись от седины в волосах, дряблой кожи, морщин на шее и складочек на боках, заполучив опять плоский живот, упругие бедра и белую девичью грудь, испытывала бы только ликование и гордость.

Снефрид торжествующе улыбнулась и расправила плечи. Эйрик жадно, с неприкрытым любопытством разглядывал ее лицо, и в глазах его проступало восхищение, смешанное с потрясением. У нее было именно такое лицо, какое положено иметь норнам, дисам, валькириям и богиням – строгое, уверенное, но при этом маняще-прекрасное. Казалось, встреть он ее где угодно – сразу понял бы, что это не простая женщина. Правильные, хотя и жестковатые черты, слегка изогнутые светлые брови, нежный румянец на белой коже продолговатого лица. Маленькая горбинка на прямом носу придает чертам изящества. Взгляд серебристых глаз решительный и твердый, в нем чудится холод клинка, но от вида ярких губ охватывает жар. Она словно бы намеренно отталкивает, но от этого к ней сильнее влечет. Губы сложены строго, но мерещится в них тень насмешливой улыбки; глаза пристально прищурены, но на дне их таится лукавый вызов. Бесконечно можно смотреть в эти черты, в эти глаза, пытаясь разгадать тайну ее благосклонности. Такая красота может быть рождена только на небе; к ней боязно приблизиться и невозможно ее покинуть.

Но его вирд-кона оказалась не просто красивой. Женщина, принимавшая его при рождении, стала выглядеть так, будто моложе его на несколько лет.

– Какие у тебя глаза… – На миг Эйрик зажмурился. – Никогда таких не видел.

– Тебе известно, должно быть, что норны не одинаковы родом: есть рожденные от асов, есть от альвов, темных и светлых. Я рождена от светлых альвов, и это выдают мои глаза. Дай мне пройти.

Снефрид обогнула его на камне и прошла к соснам, где лежала ее одежда и стоял короб. Мьёлль уже достала все то, что Снефрид собиралась надеть, и сидела под другой сосной, отвернувшись. Она увидела Эйрика тогда же, когда он увидел Снефрид, но что она могла сделать?

– Я же тебя предупредила: этой ночью случится нечто особенное, – Снефрид обернулась к Эйрику, который шел за нею, как привязанный, не сводя зачарованных глаз с ее обнаженных белых ног, видных ему на всю длину.

Лицо у него было каменное и потрясенное разом, и Снефрид едва не засмеялась. А почему бы ей и не смеяться? Вирд-кона Эйрика обладает довольно веселым нравом, зачем это от него скрывать?

– И велела тебе сохранять присутствие духа! – продолжала выговаривать она. – Но следить за мной не велела! Как ты сюда попал, Эйрик конунг? Ты мне все испортил – я собиралась явиться молодой красоткой в лучшем наряде, сразу перед тобой и всей дружиной, чтобы люди онемели и только хлопали глазами.

– Я онемел… – прохрипел Эйрик.

Никакой самый роскошный наряд не мог бы потрясти больше, чем его полное отсутствие.

Снефрид стояла перед Эйриком, непринужденно придерживая на себе рубашку и делая вид, что ее не заботит, много ли ему видно. Судя по его лицу – достаточно много, чтобы сбить с толку. Собственной сорочкой, если собираешься использовать ее как полотенце, нельзя обернуться целиком, от плеч до бедер. Часть живота осталась на виду, и взгляд Эйрика все время тянуло туда.

– Я думал, – он сглотнул, – я подумал, тут чужое место… Люди… я их не знаю. А тебя… я должен оберегать.

– Это я должна оберегать тебя, Эйрик конунг! Для этого я последовала за тобой. Но раз твоя судьба начинает новую нить, мне нужно было изменить облик. В прежнем виде я не слишком-то годилась тебе в спутницы. Люди, пожалуй, стали бы смеяться, что-де Эйрик конунг отправился на войну, держась за подол своей старой няньки. Я смыла с себя двадцать пять лет, и теперь мне всего лишь двадцать четыре. Что скажешь – я уже не так бледна и морщиниста?

Слишком полно вообразив себя своей теткой, Снефрид испытывала неподдельное ликование от того, что теперь не уступает Эйрику молодостью и привлекательностью. Но разуму Хравнхильд было почти пятьдесят, за ее посвежевшими белыми плечами оставался жизненный опыт и привычка делать что хочешь, ни перед кем не держа ответ. Она была бы горда и счастлива, что может предстать перед ним такой прекрасной; способность внушать желание не пугает ее, а беспредельно радует. Да ведь Хравнхильд, – Снефрид пришла в ужас от этой молнией сверкнувшей мысли, – пожелала бы соблазнить Эйрика, прямо сейчас, чтобы обновить свое молодое тело, как новое платье.