Оружие Вёльвы

– Ну как – нравится?

Снефрид бросила сорочку на землю и победоносно улыбнулась, глядя, как у него раскрылись глаза.

Ответить ей он не мог – пересохло в горле, все слова забылись.

– Привыкай, – добавила она, не дождавшись ответа. – Нам ведь какое-то время придется провести вместе.

– Хоть всю жизнь… – пробормотал Эйрик, скользя взглядом по ее телу.

На лице его был написан порыв вожделения, но робость перед мощью колдовства мешал дать ему волю – без приглашения. Он всей душой верил, что видел, как пожилая женщина превратилась сначала в лебедя, а потом в молодую женщину. Его потрясенные глаза это помнили, и даже если бы Снефрид сейчас рассказал ему всю правду, он был ей не поверил.

Снефрид охватило воодушевление. Вот как бывает, когда на тебя смотрят, как на богиню!

Она уже почти высохла, и следовало одеться – Мьёлль уже приготовила ей чистую сорочку и синее льняное платье. Одеваясь, Снефрид замечала, что Эйрик разглядывает ее, как тогда в доме Хравнхильд, будто ощупывает, и на лице его отражается работа мысли. О Фрейя! Ему хватает наблюдательности понять – это то же самое тело, на которое он смотрел уже три дня. Сейчас он догадается, что вся разница была только в маске.

– И ты теперь всегда… будешь такой? – Эйрик подошел к ней ближе.

– Ну конечно. – Снефрид обвязала вокруг талии тканый пояс. – Я же тебе сказала.

– Это на самом деле… или только отвод глаз?

Снефрид засмеялась, словно его недоверие казалось ей глупым и детским.

– Ну ладно, потрогай!

На миг Эйрик опять прикрыл глаза, одновременно обнимая ее одной рукой. Второй рукой он чуть-чуть коснулся ее лица, самыми кончиками пальцев; эти пальцы дрожали, и Снефрид подумала, что ему, как видно, все эти девять лет не случалось испытывать такого смятения. Его рука была жесткой и теплой, и ей самой было, пожалуй, приятно. Он осторожно провел по ее щеке, по лбу, по виску. Коснуться губ не решился, но смотрел только на них. Снефрид ощущала, как вздымается его грудь, как пробегает дрожь по мышцам.

На ее шее его рука замерла, но Снефрид чуть слышно фыркнула, будто смеясь над его нерешительностью. Тогда его ладонь скользнула ниже, жадно обхватила ее грудь и сжала. Эйрик выдохнул и резко вжался в Снефрид бедрами; невозможно было не замечать, как сильно там выпирает нечто твердое…

Снефрид засмеялась и подалась назад.

– Ну… – от волнения она тоже дышала неровно, – теперь ты веришь… что это не морок?

Отвечать он не мог, но его тело уже все сказало ей.

– Но ты… огорчаешь меня… Эйрик конунг, – добавила Снефрид, стараясь вернуть этот разговор в пределы разумного.

Она все-таки не Хравнхильд, она хочет убедить его, а не овладеть им прямо здесь, под соснами!

– Я? – Он открыл глаза, с трудом собираясь с мыслями. – Почему?

– Ты не слушаешь меня. Я предупредила тебя не ходить за мной, и вот ты здесь. Пока все обошлось, чары не причинил тебе вреда. Однако дело может обернуться куда хуже, если ты нарушишь другой запрет.

– Какой? – хрипло спросил Эйрик.

На лице его мелькнула тревога: а что если продвигаться дальше на этом пути не дозволено?

– Слушай меня внимательно, – Снефрид снова придвинулась и положила руку ему на грудь.

Может, ей бы стоило отложить разговор о деле, но она чувствовала: надо использовать этот случай, пока он потрясен и внимает ей, будто богине. Пока чудо, которое он видел своими глазами, не ослабело в памяти.

От ее прикосновения по его телу опять прошел трепет, и он снова попытался ее обнять, но Снефрид попятилась.

– Посмотри мне в лицо, – мягко, но властно велела она.

Эйрик повиновался.

– Сейчас твоя судьба на переломе, – негромко сказала она, и впрямь чувствуя себя всеведающей и всемогущей. – На какое-то время я запрещаю тебе призывать Одина-Бурого. Ты можешь сражаться, но должен делать это, как обычный человек. «Боевую ярость» ты не должен призывать, иначе случится большая беда. Ты слышишь меня?

– Да. – Брови Эйрика слегка сдвинулись, взгляд прояснился: речь зашла о чем-то важном и понятном для него. – Почему?

– Нить твоя начата заново, и сейчас она еще слишком тонка и уязвима. Когда она окрепнет и сила зверя перестанет грозить смертью твоему духу, я тебе скажу. Не забудь.

– Так может – Эйрик немного подумал, – нам нужно… сделать это еще раз? Ну, как в пещере? Маска у тебя есть. И шкура у меня тоже.

Снефрид отстранилась и вдохнула как могла глубже. Вид ее обнаженного тела не столько отвлек Эйрика от неудобного вопроса, сколько подтолкнул к ответу.

Но у Снефрид ответа пока не было. Эйрик неглуп – он понял больше, чем она ему сказала. У нее пока не хватало духу ни повести себя как Хравнхильд, ни признаться, что она – другая женщина, у которой есть муж, а с Эйриком еще ничего такого не было. И вообще ни с кем не было, кроме мужа. А с мужем не было уже четыре года. Она всей кожей ощущала исходящее от Эйрика вожделение; он старался его не выдать, но в таком положении не испытывать его мог бы только камень, а не молодой, полный сил мужчина. Однако у Снефрид при мысли о близости с чужим мужчиной перехватывало дух от испуга. Она не имела склонности к распутству и даже не думала за эти годы кем-то заменить Ульвара, хоть порой тоска одиночества нещадно томила ее. Она – честная замужняя женщина, она вовсе не хотела уронить себя, тем более что собиралась снова воссоединиться с мужем… Все происходящее сейчас волновало и ее тоже, но поддаться порыву означало бы окончательно потерять себя прежнюю, а для этого Снефрид еще не созрела.

Но как быть, если ее нерешительность грозит Эйрику гибелью? Он не должен входить в «боевое безумие», пока никто не хранит от него ключ, и не может всю жизнь избегать этого.

Однако пока довольно с Эйрика и того, что он теперь знает ее в лицо.

– Ты снял с себя нить? – не отвечая на его вопрос, сама спросила она.

– Нет, – не сразу ответил он. – Подумал, раз уж здесь ты… Ты намотала, ты и снимай.

Снефрид кивнула и знаком предложила ему снять рубашку. Ей стоит привыкнуть к этой мысли… и привыкнуть к самому Эйрику, думала она, осторожно сматывая белую нить с его рук и груди. Развязать плотный узелок на левом запястье было нельзя, искать нож она не стала и просто перекусила нить, подняв его руку к своему лицу. Не сказать чтобы ей было неприятно к нему прикасаться. Ей нравился его запах, нравилось тепло кожи и упругость крепких мышц. Широкий торс, вылепленный богами, чтобы служить вместилищем немалой силы, но не слишком тяжеловесный. Нельзя отрицать – Эйрик очень хорош собой, хотя, кажется, сам вовсе об этом не думает. От его близости ее пронизывало волнение, пальцы дрожали, она старалась усмирить дыхание, чтобы он не услышал.

Может, пусть расскажет, как это происходило в прошлый раз? Тетка рассказала бы, да она не захотела слушать. Всего год назад Снефрид была уверена: ничто на свете не заставит ее заниматься «этими непотребствами». А теперь ее собственное благополучие, безопасность, жизнь зависят от Эйрика; во всем свете до самого Утгарда у нее нет никакой опоры, кроме него.

«Ну, может быть! – мысленно уговаривала-утешала она себя, глубоко дыша от волнения. – Не сейчас ведь. Или может, спе-диса подскажет какой-нибудь другой выход…»

Но пока что-то подсказывало ей: если она хочет выжить, о прежних привычках нужно забыть. Она уже не добропорядочная хозяйка с хутора, она – вирд-кона «морского конунга». Отныне ей предстоит жить по иным законам.

Осторожно собрав всю нить с его торса, Снефрид обнаружила, что верхний конец обвязан вокруг шеи. Сама же и обвязала – в домике Хравнхильд, три дня и девять миров назад.

– Наклонись еще, – велела она Эйрику, который и так стоял перед нею, слегка нагнувшись.

Он еще ниже склонил голову. Снефрид оперлась о его плечо, приблизила лицо вплотную к его шее и осторожно перекусила последний виток. При этом ее губы крепко прижались к его коже, он ощутил влагу ее рта, прикосновение зубов, и снова по его телу прошла дрожь.

– Боишься, что я тебя загрызу? – прошептала она, дразня и сама ощущая, как в животе разливается огонь.

– Нет, – коротко, с трудом выдохнул Эйрик, обнимая ее. – Я ничего не боюсь… Укуси меня. Делай что хочешь.

Казалось, что-то держит ее за горло, а чтобы обрести легкость дыхания, нужно крепче прижаться губами к его коже. Она сделала это и слегка пощекотала его шею языком. Эйрик выдохнул с глухим стоном.

Впервые за четыре года она кого-то поцеловала, не считая отца. Да еще так вызывающе! Кружилась голова, земля таяла под ногами, и то, что Эйрик крепко обнимал ее, было очень кстати. Казалось бы, какая мелочь, одно мгновение, но Снефрид чувствовала, что стала другой. Еще не той, какой ей нужно стать, но уже и не прежней.

«Хватит играть, его самообладание не беспредельно», – напомнили ей остатки здравого смысла. От такого в любом мужчине проснется зверь, даже если он и не слыхал ни о каких медвежьих таинствах.

Но пока она пыталась обрести равновесие, Эйрик приподнял ей подбородок и жадно поцеловал в губы. Она ощущала его мучительное напряжение – не только от желания, но и от противоречия между тем, что видели глаза, и тем, что было в мыслях. Всю жизнь имя Хравнхильд означало для него могущественную чародейку, норну Урд, с которой ему привелось соединиться в самый значительный день жизни; теперь же он видел перед собой молодую женщину, прекрасную, как светлый альв, с глазами цвета серебра, с манящими алыми губами и упругой нежной грудью. И это тоже была она. Он восхищался ее красотой, его влекло к ней – но не оставлял тайный ужас, что все это лишь отвод глаз, а под тонким покровом красоты таится нечто ужасное, как сама Хель… Только так он мог убедиться, настоящая ли она – попробовать на вкус.

У Снефрид уже не был сил противиться – она расслабилась, позволяя ему погружаться в поцелуй, как в омут, без надежды выплыть. Впервые по-настоящему испытав его силу, она стала беспомощной, невесомой; под этим напором она не могла отвечать ему, даже если бы и решилась. Она чувствовала, что через поцелуй он подчиняет ее себе, как привык подчинять женщину, снова ощущает свое превосходство и приходит в себя. Пугающие образы ушли; с закрытыми глазами он ее не видел, но в его объятиях находилось обычное женское тело, он впитывал тепло и влагу ее рта, ее внутренний жар, чувственную дрожь. На языке ее не нашлось горького яда, ужас перед силой нижних миров уступал место порыву куда более земному.

Потом Снефрид ощутила, что руки Эйрика обхватывают ее немного по-другому, и земля на самом деле исчезает из-под ног. Не прерывая поцелуя, он поднял ее на руки и только потом оторвался от ее рта, чтобы посмотреть, куда можно ее опустить – не на ноги, а на спину.

– Эйрик! – с негодованием выдохнула Снефрид; он уж слишком осмелел. – Пусти меня!

– Давай как тогда, хочешь? – горячо выдохнул он ей в ухо.

– Не сейчас! – Снефрид задергалась в его руках. – Я даже не домотала твою нить! – Она взмахнула рукой, где в пальцах запуталось это колдовское орудие. – Сейчас же поставь меня на землю, а то дождешься – я превращусь в старуху ста лет, без единого зуба и с одним глазом, с лицом как на прошлогоднее гнилое яблоко!