Неудача Кунцевича

Глава 9

2 мая была Пасха. «У хромого Жозефа» не протолкнуться — народ разговлялся. По большим праздникам хозяевам приходилось обслуживать клиентов наравне с официантами — те не справлялись. Поэтому Клопп, облаченный в длинный передник, стоял у столика и принимал заказ у уже подгулявшей компании:

— Водочки, голубчик, каждому по яичку, кулич побольше, окорочок, ну и икорки красной.

— Есть свежайшая осетровая, не желаете?

— Спасибо, голубчик, но с тех пор, как мы сделались белыми, икру себе можем позволить только красную.

Вдоволь находившись с подносом, Осип Григорьевич натер культю, отправил в зал бармана, а сам встал за стойку.

Выполняя очередной заказ на коктейль, Клопп весь отдался этому непривычному для себя занятию, а когда поднял глаза, увидел у стойки д’Эврэ.

— Христос Воскрес! — поздоровался он с инспектором.

— Да, да. Вечно вы, русские, опаздываете, у нас он еще месяц назад воскрес[62].

Клопп отдал коктейль и спросил у д’Эврэ:

— Рюмочку?

— Не откажусь. Налейте вашей фирменной.

Осип Григорьевич достал со льда бутылку ревельской и отмерил одну двухсотую ведра — рюмки у него были русские.

— И яичко вам от фирмы, — сказал он, положив рядом с рюмкой окрашенное луковой шелухой куриное яйцо.

— Спасибо. Только не вы меня должны угощать, а я вас. Вашими стараниями я теперь полноправный член бригады по расследованию умышленных убийств уголовного отдела судебной полиции. Жалование в полтора раза больше, к медали меня хотят представить.

— Читал, читал я в газетах о ваших успехах. Поздравляю.

— Ну, старина, в этом раскрытии и ваша большая заслуга. Я по этому поводу и пришел. Приглашаю вас на пикник по случаю моего нового назначения. Выпьем на лоне природы, мяса пожарим. С моим начальством познакомитесь.

Клопп задумался.

— А когда?

— В следующее воскресенье.

— Ну что же, в воскресенье я могу, в воскресенье народу мало. Если это не Пасха, конечно.

В следующее воскресенье д’Эврэ заехал за ним в восемь утра. Он сидел за рулем небесно-голубого «Ситроена» с ярко-оранжевыми кожаными сиденьями. Рядом восседал толстячок лет сорока пяти, которого инспектор представил комиссаром Рошем. Клоппу пришлось разместиться на заднем сиденье, рядом с Кламаром и Лансело — мужчинами весьма корпулентными. Было тесновато.

— Долго ли ехать? — спросил Осип Григорьевич, с трудом закрывая дверь.

— В Божанси, это девяносто километров от Парижа, домчим за час.

За отъездом внимательно наблюдала супруга, взгляд которой не подобрел и после того, как она лично убедилась, что автомобиль до отказа набит лицами мужского пола и что ни одна мамзель, даже самая миниатюрная, туда не поместится. Будь ее воля, она бы и багажник на предмет наличия мамзелей проверила, но сделать это ей никто не предложил, а попросить она постеснялась.

Буквально через пятнадцать минут пригород, с его отравленным испарениями бензина и запахом кипящего в котлах асфальта воздухом, остался позади, и они помчались по прекрасной дороге, которая гладкой, широкой лентой тянулась до самого горизонта через только начавшие зеленеть поля и платановые аллеи.

Они проехали несколько старинных сонных городков — Шартр, Шато д’Эн, — пролетая по главным улицам мимо двухэтажных домиков с высокими кровлями и зелеными ставнями-жалюзи, старинных соборов и замков, и через полтора часа пути увидели под горой полноводную, быструю Луару, старинный мост на семи готических каменных арках и на другом, высоком берегу — рощу, черепичные кровли и шпиль колокольни.

Это и было Божанси. «Ситроен» остановился у маленького белого домика на улице Башни, который приютился у подножия громадного серого замка, построенного лет пятьсот тому назад.

— Шато-д’Эврэ — мое родовое гнездо! — гордо сказал инспектор.

— И что же, позвольте спросить, держит вас на службе, монсеньор? — усмехаясь, спросил Рош. — Открыли бы в замке отель и жили бы припеваючи.

— Удовольствия ничего не делать меня лишила череда революций, да и покойный дед постарался. С 1871 года замок нам не принадлежит, был продан за долги. Бывший дом садовника — все, что осталось от наших бескрайних поместий. Ну и столитровый бочонок вина, который новый хозяин замка по договору обязан выделять нам с каждого урожая. Этот бочонок мы сегодня и прикончим.

— Весь? — с тревогой поинтересовался Осип Григорьевич.

— Ну что вы, старина, завтра же на службу! Я думаю, хватит и половины.

Они сидели в заросшей виноградом беседке, пили кисленькое вино (Осип Григорьевич в винах ничего не понимал и предпочел бы водку, но водки не было), ели приготовленное теткой хозяина мясо. Потом д’Эврэ предложил пройти к реке. На берегу инспектора, как маленькие дети, стали пускать по реке камушки, соревнуясь, чей сделает больше подскоков. Осип Григорьевич и комиссар остались вдвоем.

— Еще раз спасибо, месье Клопп, — сказал Рош, закуривая трубку, — вы нам очень помогли.

— Да какое там помог — так, предложил версию.

— Которая оказалась совершенно верной.

— Я так понимаю, дело будет прекращено за смертью обвиняемого?

— Ну, это судебному следователю решать, но скорее всего да. Доказательств вины Муньоса для этого достаточно. Один его рапорт чего стоит!

— Рапорт?

— Да. Он состоял на службе у Франко и составил для своего начальства письменный доклад о причинах, побудивших его расправиться с Навахиным и мадемуазель Фурро. На наше счастье, не успел его отправить.

— И каковы же причины?

— Деньги и предательство. Ни для кого не секрет, что Советы помогают испанским большевикам. Навахин через свой банк должен был закупать для республиканцев продовольствие и организовывать его доставку в Испанию. Он это и делал, только вместо хороших продуктов покупал всякое гнилье за бесценок. Эти товары грузились на корабль и отправлялись красным. Дмитрий Сергеевич извещал Муньоса о том, какой именно корабль им зафрахтован, когда, куда и по какому маршруту следует. У красных военного флота нет, у Франко есть. И его канонерки топили корабль. Навахин разводил руками и готовил следующий корабль, зарабатывая при этом огромные деньги. Но в последнем рейсе на корабле испортились навигационные инструменты, и он пошел совсем другим, непредвиденным путем; поэтому канонерка его не встретила и он добрался до порта красных. Товары разгрузили, и все выяснилось. Узнав об этом, большевики должны были расспросить Навахина, и Муньос справедливо полагал, что месье Навахин не выдержит этих «расспросов» и его выдаст.

— А что, большевикам не было известно о том, что Муньос — агент Франко? Месье Себастьян почти в открытую вербовал наших бывших военных в армию генерала.

— Конечно, было известно. Но война идет уже почти год, и за это время они его не тронули, стало быть, такое положение вещей их устраивало. А вот узнай они о махинациях с продовольствием, месье Муньосу не поздоровилось бы. Кому понравится, когда воруют его деньги!

— То есть испанец имел в этих махинациях свой барыш?

— В рапорте он, конечно, об этом ничего не пишет, но это же очевидно! Более того, я не удивлюсь, если окажется, что часть большевистских денег ложилась в карман какого-нибудь генерала из штаба Франко, а то и его самого…

— Да… А зачем Муньос убил Фурро?

— Навахин завел охрану, стал прятаться, и Муньос использовал мадемуазель Лауру, чтобы выманить его из дома, а потом убрал и ее, как ненужного свидетеля.

— Об этом он тоже в рапорте написал?

— Представьте себе, да.

— Какой подробный рапорт! Такое впечатление, что он писал его для вас, а не для своего начальства.

В голове Осипа Григорьевича вертелась еще какая-то мысль, но он никак не мог ее ухватить.

Комиссар вынул трубку изо рта и уставился на Клоппа.

— У вас есть какие-то обоснованные сомнения в подлинности этого документа? Мы провели графологическую экспертизу, которая со стопроцентной вероятностью установила, что рапорт написан рукой Муньоса. И потом, к невиновному домой не придут люди, которые станут бросать гранаты.

— В газетах правду написали, что Муньоса убили испанские анархисты?

— Почти. Он умер сам, но анархисты у него дома действительно были.

— Как — сам?

— Оказалось, что Муньос — морфинист, и переборщил с дозой. Смерть наступила за несколько дней до нашего визита к нему. А убитый в перестрелке человек, который бросил в Этьена и месье д’Эврэ гранату, действительно из банды анархистов. Мы их уже месяц выслеживаем, они похитили одного видного испанца и требовали за него выкуп. Видать, красные все-таки узнали про проделки Муньоса и поручили анархистам с ним разобраться. В общем, все сходится, так что не сомневайтесь, месье Клопп.

— Ну что вы, господин комиссар, нет у меня никаких сомнений. Просто привычка рассуждать вслух, проверяя версии. Пятнадцать лет в сыске даром не проходят.

— Я понимаю вас, дружище, я и сам такой. Эй, мальчишки! — обратился Рош к подчиненным, — хватит дурака валять, пора домой собираться!

Комиссар поднял камешек и запустил его в воду. Камень подпрыгнул девять раз.