Неудача Кунцевича

Глава 13

За некоторое время до описываемых событий Осип Григорьевич встретился с гепеушником, энкаведешником, или гэрэушником, в общем, с человеком, от которого зависела судьба его матери.

— Я абсолютно не понимаю, зачем вам эта информация, — сказал гепеушник, — но обязательно узнаю.

На следующую встречу представитель СССР принес заверенную нотариусом копию аттестата зрелости Дмитрия Сергеевича Навахина из Третьей московской гимназии, из которой следовало, что учился Митя Навахин через пень-колоду, пару раз оставался на второй год, именно из-за неудовлетворительных оценок по французскому и немецкому.

— Однокашники говорят, что языки ему совершенно не давались. — доложил энкавэдешник. — Работавшие в банке французы также утверждают, что очень плохо понимали своего патрона. Жена говорит, что Дмитрий Сергеевич мог свободно изъясняться по-русски, с трудом — на языке страны пребывания, а другими языками не владел.

— Замечательно! — воскликнул Осип Григорьевич. — Теперь давайте подумаем, откуда я об этом узнал.

Редакция «Последних новостей» помещалась в центре Парижа, на рю Тюрбиго, 26, во втором этаже, и занимала хоть и многокомнатное, но весьма непрезентабельное помещение. В первом этаже дома находилось грязноватое бистро под названием Дюпон («Сhez Dupont tout est bon»[69]), куда сотрудники газеты спускались перекусить и выпить кофе или пива.

В жаркий августовский день в полупустую комнату помощника главного редактора вошел один из постоянных авторов газеты — писатель и поэт Коловратов.

— Здравствуйте Игорь Платонович, вот-с, принес продолжение фельетона[70], — сказал он, кладя на стол несколько исписанных листов бумаги под скрепкой.

— Замечательно! Павел Николаевич как раз спрашивал.

Поговорили о фельетоне, о погоде, о том о сем, и автор собрался уходить.

— Кстати, — сказал он уже у порога, — давеча получил письмо из Праги от троюродного брата. Представляете, он учился вместе с покойным Дмитрием Сергеевичем Навахиным и очень удивлен, что этот человек стал банкиром. Так прямо и пишет — дурак дураком был Митька, по два года в одном классе просиживал!

— Да вы что? Это весьма интересно! Скажите, а нельзя ли взять у вашего братца эпистолярное интервью по этому поводу? Читателям было бы интересно, кого большевики назначают в банкиры.

— Я думаю, это возможно. Подготовьте вопросный лист, а я вышлю его кузену.

Д’Эврэ вестям, которые принес Клопп, был не рад.

— Дело давно считается раскрытым, наш министр перед президентом о нем отчитался, и президент его благодарил. Да и мы все уже поощрения получили. Мне что, премию в кассу вернуть? Не могу, я ее уже потратил, вот — плащ купил.

— Месье инспектор, помнится, вы как-то говорили, что я — настоящий сыщик, из тех, которые, почуяв след, ни за что его не бросят, не добравшись до дичи. Я был о вас и о комиссаре Роше аналогичного мнения. Выходит, я ошибался?

Инспектор вздохнул и пошел докладывать по начальству.

Клопп вышел из метро «Порт де Клиши», поинтересовался у аборигена, продававшего с лотка запыленные фрукты, где находится отель «Селект», и, прихрамывая, побрел в указанном направлении. Он шел по грязным тротуарам, мимо железных баков, часть которых лежала на боку, вывалив на мостовую вонючий мусор, мимо молочного магазина с выставленными у дверей бидонами, которые обнюхивала тощая собака.

— Федор Евдокимович, вы поприличнее места не могли найти? Жалование же вроде позволяет.

Стражник жил на четвертом этаже, и когда открыл дверь своего номера, Клопп стоял перед ним, вытирая лицо обширным носовым платком.

— А чем вам моя гостиница не нравится? На кровати один сплю, уже хорошо.

Филаретов перебрался в Клиши с одной целью — чтобы иметь возможность каждое утро возвращаться домой вместе с Ольгой Аркадьевной. Графиня провожать себя позволяла (а как не позволить, если им по пути), но вела себя с ним довольно холодно, разговор поддерживала вяло, шуткам улыбалась редко. Федор Евдокимович грустил.

— Проходите, Осип Григорьевич, — пригласил Клоппа в номер бывший сыскной агент, — чайку прикажете?

— Спасибо, Федя, но нет. У меня к тебе важный разговор. Скажи, к тебе ГПУ уже приходило?

Филаретов не заметил, что папироса истлела до мундштука, и все пытался затянуться.

— Так вы считаете, что они могут про нее знать?

Клопп пожал плечами.

— Наверное не знаю. Но опасность такая есть. Как я понял из разговора, о содержании материалов следствия ГПУ откуда-то известно. Ты рапорт писал?

— Да, иначе мне бы денег не дали.

— Вот! Про графиню в рапорте было?

— Конечно.

— Могли прочитать, — вздохнул Клопп.

— Черт, выходит, я своими руками ее под ГПУ подвел?

— Ты скажи ей про это, пусть будет поосторожнее, а лучше пусть вообще уедет куда-нибудь на время.

— Я сейчас к ней сбегаю!

— Сейчас не надо, вдруг за тобой следят. Во время службы зайдешь в «Джигита» кофе выпить и скажешь.