Дело Зили-султана

* * *

Ну что ж, крючок закинут. Если мой дорогой Плутарх – такой человек, как я о нем думаю, то уже завтра полковник отзовет меня в сторону и устроит мне выволочку.

– Черт вас побери, ротмистр! – будет говорить он голосом тихим, но звенящим от сдерживаемого гнева. – Здесь вам не дом терпимости, а дружественное государство. Наше положение и так достаточно шатко, шах теряет интерес к бригаде, нам урезают жалованье. Если вам не жалко своих ушей – черт с вами, но при чем тут бригада, при чем, в конце концов, отечество? Здесь вам не Первый стрелковый лейб-гвардии Его Величества батальон. Мы здесь окружены врагами, каждая наша оплошность может привести к чему угодно, не исключая войны.

На это я отвечу ему голосом мирным и спокойным.

– Не постигаю причин вашего гнева, господин полковник. Если вы насчет нашего вчерашнего разговора со штабс-ротмистром, так это была простая болтовня, обычная армейская жеребятина.

И после этого мне совершено ясна станет роль нашего милого Б., которого, видимо, приставили за мной присматривать. Осталось лишь дождаться завтрашнего дня, чтобы подтвердить мои подозрения.

Тут я на секунду отвлекся от разговора и велел Ганцзалину поискать нам квартиру, дав ему денег с некоторым запасом. Потом вернулся к Б.

– Итак, ротмистр (хотя Б. был всего только штабс-ротмистром, но маслом, рассудил я, каши не испортишь), что вы можете рассказать мне о персидской армии в целом?

Б. скорчил кислую рожу.

– Охота же вам говорить о таких гадостях! Ей-богу, ничего приятного.

– И тем не менее, – настаивал я. – Мы с вами офицеры, должны же мы знать, так сказать, перспективы на случай войны.

Б. покачал головой. На его взгляд, никаких перспектив тут не было, и единственное войско, с которым может воевать персидская армия, так это сама с собой. Персов бьют даже дикие шайки туркмен на границе. Никакой абсолютно дисциплины и вообще ничего. Им даже современных ружей не выдают, ходят с пистонными, потому что боятся, что все разворуют или попортят. Офицеры в пехоте по большей части неграмотные, поскольку происходят из нижних чинов. Хотя, конечно, есть окончившие училище, но их меньшинство. Время от времени за армию шахиншаха берутся иностранные инструкторы, но явного результата не видно. Жалованье в армии небольшое, да и то, во-первых, задерживается, во-вторых, половину забирают командиры, которым тоже надо делиться с вышестоящими вплоть до шаха, который любит богатые подарки.

– Они, подлецы, что удумали, – возбужденно рассказывал Б… – Командиры распускают свои полки по домам, в результате чего на законных основаниях удерживают в свою пользу кормовые деньги, а иной раз и половину жалованья. А пойдешь с рапортом, сам же первый и окажешься виноват.

– Что же, и у нас в бригаде так? – спросил я.

– У нас свои тонкости, скоро сами поймете, – скислился штабс-ротмистр. – Но вообще, конечно, местные обычаи и на нас влияют. В бригаде, между прочим, учения дай бог триста часов в год выходят – и это считается много. А так – чистая синекура, скажу я вам. Деньги, конечно, но вообще – скучно.

Он попросил у хозяина еще лимонаду, хватил сразу целый бокал, утер усы, посмотрел на меня слегка хмельным глазом.

– Одним словом, Нестор Васильевич, небоеспособна шахская армия.

Я покачал головой, потом вспомнил, что на Востоке местные набобы часто набирают свои маленькие армии. Нет ли чего такого и здесь? Какие-нибудь ханы или губернаторы?

– Насчет ханов не знаю, – отвечал Б., – но сын шаха Зили-султан, губернатор Исфахана, собрал свою армию. Там по меньшей мере три тысячи штыков. Знающие люди, впрочем, говорят, что и больше.

– Для чего же ему армия?

Б. замялся, оглянулся по сторонам. Чайхана была почти пуста, но только почти.

– Тонкая материя – сказал он вполголоса. – Некоторые полагают, что он готовит переворот и хочет сам стать шахиншахом. Хотя официальные права на престол – у его брата Мозафара. Но сам Зили-султан бунт не поднимет, разве только англичане его поддержат…

– А они поддержат? – спросил я.

Б. засмеялся.

– Зачем им это? Они и так себя прекрасно здесь чувствуют.

Мы еще поговорили о большой политике, хотя Б. все время пытался съехать на дам.

Вконец захмелев, штабс-ротмистр стал жаловаться, что в Персии ужасно скучно, да еще и командир придирается, в результате чего полковник перессорился не только с офицерами, но и с урядниками. Выяснилось, что вольнолюбивый штабс-ротмистр ужасно страдает, когда им помыкают. Будь его воля, он бы сразу сбежал обратно в Россию. Но сделать это на законных основаниях нельзя, нужно сначала отбыть положенные три года.

– Да я бы и десять лет жизни отдал, лишь бы вырываться из этого тухлого муравейника, – горячо заявил штабс-ротмистр. – И вообще, надоела мне эта чертова служба, хочу в отставку, домой, в имение. В Европу бы съездил, развлекся. У меня папаша недавно умер, состояние оставил, а я тут штаны просиживаю. И к тому же меня дома невеста ждет. А барышни, сами знаете, с возрастом краше не становятся.

Глядя на печальную физиономию бравого офицера, я мог только посочувствовать его горю. Из разговора, однако, стало ясно, что Б. в высокой политике ориентируется слабо, во дворец не вхож, а, следовательно, в моем деле полезен мне быть не может.