Дело Зили-султана

* * *

Надо сказать, что собрание наше у министра выглядело весьма экзотически. В огромном зале, где мы сошлись, мебели почти не было. Персы сидели на коврах, поджав ноги, иностранцы по большей части стояли, разбившись на группки. Впрочем, имелись здесь и сидящие на стульях – это были европейцы в весьма разнообразных и подчас неожиданных костюмах, как будто их изъяли прямо из XVIII века. Тут фигурировали самые пышные наряды, как военные, так и штатские, и самые замысловатые шляпы – от круглых до треуголок. В основном щеголяли всем этим великолепием австрийцы, французы и итальянцы; подданные королевы Виктории выглядели более сдержанно.

В другом углу, тоже на стульях, восседали наши русские офицеры во главе с полковником Караваевым – в кавказских черкесках и папахах и с дорогим оружием. Я извинился перед посланником и отправился поприветствовать товарищей и командира. Тут я тоже попросил прощения, что не могу составить им компанию – якобы из-за некоего дипломатического дела. В действительности же Мельников велел держаться мне рядом с собой, чтобы я не затерялся и был непременно особым образом представлен шаху.

Некоторые персидские генералы прямо тут же, в зале, курили кальян, сидя на полу. Вообще, как мне показалось, кальяны в Персии приносят всем, кто только пожелает – своего рода местный аперитив перед любым событием, будь то выход шаха, театральное представление, казнь или любое другое занимательное зрелище. Вдобавок почти каждый вельможа приводит в собрание прислужников, которые шныряют среди публики и без стеснения толкают всех, кроме своих господ.

Спустя недолгое время посреди залы постелили скатерти, по которым в одних чулках стали бегать слуги и ставить на них чашки с едой. Тут были плов, лаваши, шербет, сладости, фрукты и прочее восточное великолепие. Все это оказалось праздничным обедом для истомленной ожиданием публики. Те, кто проголодался, подсаживались к скатерти и ели с нее прямо руками. Впрочем, справедливости ради скажу, что европейцы – да и наши русские инструкторы тоже – за эти дастарханы не садились.

Когда обед окончился, зал наполнился движением: гости отправились в комнату, где сидел военный министр Наиб-э Султан – поздравлять его с праздником. Тут сразу стало видно привилегированное положение посольских. Дипломаты – то есть и я с Мельниковым тоже – прошли в отдельную комнату и уже там обратились с поздравлением к Наиб-э Султану.

Министр оказался фигурой по-своему примечательной и, очевидно, типичным персом. Во всяком случае, разодет он был, как жар-птица: красные штаны, белый мундир, усыпанный орденами и драгоценными камнями, с голубой лентой через плечо, в маленькой кокетливой шапочке, да еще и с накрашенными бровями. Благосклонно приняв положенные чествования, он вышел в зал и там уже сам поздравил тех «нечистых», которые не были допущены к личным поздравлениям. Затем, окруженный слугами и солдатами, двинулся прямо на шахский салам.

Во дворце, который сам шах назначил для приема, имелась закрытая сверху терраса, на которой возвышался трон – пока еще пустой. На террасе вдоль по стенам рассыпался разноцветный горох – приближенные шаха. Внизу террасы, в саду, с одной стороны выстроились пестро одетые персидские министры, мирзы и чиновники, с другой – европейские инструкторы и их подчиненные. Ближе всего к террасе оказался военный министр.

День был жаркий, но истому от яркого солнца несколько смягчал огромный бассейн с фонтаном посредине.

Прямо перед террасой стоял человек с копьем в руках, на конце которого висел бесформенный бурый кусок. Когда я пригляделся, меня замутило – это был кусок мяса. Я тут же вспомнил варварский обычай персов на Курбан-байрам убивать верблюда. Причем убийство это, как говорят, совершается самым живодерским образом. Верблюда выводят перед толпой зевак, напротив него встает человек с длинным копьем. Его задача – ударить верблюда копьем в бок так, чтобы тот повалился бездыханным, и тем же копьем вырвать из него кусок мяса, который позже будет преподнесен шаху. Говорят, однако, что убить верблюда с одного удара удается крайне редко, обычно он падает на колени, и мясо из него вырывают у еще живого. Бедное животное жалобно кричит, а собравшаяся толпа бросается к верблюду и начинает вырезать из него куски, не дожидаясь, пока он испустит дух. К счастью, все это безумие происходит за пределами шахского дворца. Мне трудно было бы спокойно переносить подобное зрелище без желания самому насадить на копье извергов.