Нокс. Эпоха войны

— Кто ж вы будете, ребята? — первый подал голос мужчина. Он широко улыбнулся и отошел от прохода, зазывая рукой к себе домой. Гости молча прошли.

— Вы же ведь Соломон Легран? — спросила девушка, облаченная в доспехи.

— Он самый… а вы, поди, никак Стелла? И какой же дорóгой генерала Эдемской армии привело ко мне?

— У меня нет причин навещать вас. Вы же отставной?

— Да… — угрюмо протянул мужчина, — после междоусобицы я решил уйти, ибо вся эта война уже надоела мне.

— И поэтому вы решили переключиться на что-то более интересное? — спросил стоящий со Стеллой юноша.

— Что, простите? Как вас…

— Гавриил…

— Гавриил… — повторил Соломон, опустив задумчивый взгляд. И в момент он дрогнул — глаза его заблестели и задрожали; руки и ноги трясутся, как у пьяницы. Он отрицательно завертел головой. Гавриил усмехнулся и прищурился.

— Ты еще помнишь меня… отец, — грозно проговорил он, чуть наклонив голову так, что зеленые глаза его горели в полумраке и смотрели исподлобья. Соломон неуверенно подался назад.

— С… сынок… как же я рад, что ты пришел… — голос его преломился, а лицо исказилось в уродливой улыбке, исполненной отчаянием.

— А я-то как рад… — тихо сказал ангел.

Чаю не суждено было быть выпитым. Кружка вдребезги разбилась о пол, ведь стол отлетел к стене, как и многие предметы в доме. Гавриил ничего не делал, он стоял. Но давление его импульса заставило Соломона припасть к полу и корчиться от тяжести воздуха.

— Так рад меня видеть, что в ноги падаешь… — спокойно говорил рыжеволосый юноша. С одного пинка в живот стена дома потрескалась, а из рта Соломона хлынула кровища. Гавриил неспешно подошел к нему и опустился на корточки. Седые волосы натянулись на изуродованную шрамами и мозолями руку, которая грубо дернула волосы на себя. Соломон кряхтел и стонал, пуская слюни и слезы. Его руки делали какие-то попытки вырваться из хватки, но когда испуганные глаза встретились с совершенным холодом в юношеском взгляде, то все силы на сопротивление покинули тело мужчины. Он обессилено и шокировано глядел на сына.

— Ты хотя бы помнишь, сколько нас было?

— Т… ты один у меня был, сынок, — Соломон снова по-уродски улыбнулся, пуская нервный смешок, — только тебя одного и люби… — последние буквы он сдавленно выдохнул под удар.

— Нас было трое… Гавриил, Кастиил… Левиафан… Эти имена нам дала мать… ты помнишь, как ее звали?

— …

Удар не заставил долго ждать…

— Нашу мать звали Евангелина. Она была очень красивой… настолько красивой, что привлекла внимание только что вышедшего в отставку солдата. Они быстро сошлись, были прекрасными любовниками. Но когда Евангелина забеременела, солдат вдруг переменился — часто пропадал из дома, не давал денег, да и не общался с ней. Хотя Евангелина очень хотела детей… она видела свою жизнь только с ними, а ведь за спиной у нее только приют и несколько неофициальных работ — поверх всего она была окутана толстым слоем одиночества. И вот, казалось, что нашелся тот луч, что выведет ее из мрака, однако луч этот мигом погас, когда Евангелина застала солдата со шлюхой. Ладно если бы они трахались в отеле или где-то еще… но они трахались прямо в доме Евангелины, прямо в той постели, которую она разделила с солдатом, которую, как она думала, она будет делить только с ним… Но пик абсурда состоял в том, что в той же комнате лежали двое младенцев, рожденных от солдата, что сейчас трахает подзаборную суку в кровати своей жены. Евангелина была унижена и оскорблена. Но она не замечала этого… Даже увидев всю эту картину, она вела себя, как обычно. Она ласкового обращалась с ним… обхаживала и много раз говорила, что любит… но этот солдат лишь избивал ее и насиловал, когда его нервы сдавали. В конце концов он просто ушел… Евангелина осталась одна с двумя младенцами, без работы… без помощи… И когда в семье появился новый мужик, Евангелина надеялась, что жизнь наладиться. Она не любила его, но хотела отца детям… а дети страдали от нового хозяина дома. Он бил их, оскорблял и выгонял из дома. Когда же он подарил Евангелине еще одного ребенка, которого она назвала Левиафаном, мужик попытался убить своего сына… Но Евангелина помешала… она потеряла много крови и была сильно избита. Мужик ушел, и Евангелина осталась с тремя детьми одна… Она работала проституткой, чтобы дети не голодали, пыталась устроиться на работу, но из-за клейма солдатской шлюхи ее гнали все… Во время нападения демонов на деревню, в которой Евангелина решила обжиться, она погибла, а детей забрала Эдемская армия. Братья остались без матери… без отца… хотя оба из этих отцов были живы и оба знали о своих детях, но никто ни разу не подумал о своих детях…

Гавриил замолк. Он смотрел на Соломона звериными глазами. Мужчина стал заливаться слезами и соплями, громко шмыгая. Он дрожал, прикрывая лицо рукой.

— Г…Г… Гавриил, с…сынок, — еле выговорил он, — п…прости меня, прошу. Я совершил великий грех… и нет мне прощения!.. Но прошу, пощади старика — мне уже пару дней до смерти и осталось! Прошу… сынок… мальчик мо…

Удар!!!

Соломон свалился на пол и прикрывал разбитый нос. Гавриил встал и отошел назад. В руках его появился ангельский лук. Стрела стала ярко сверкать и испускать жар. Магический импульс порушил всё, что выдержало прошлый импульс. Соломон сжался в комок и неразборчиво вопил о прощении и просил не убивать… Но Гавриил не слушал его.

Стрела почти слетела с тетивы, но металлическая перчатка успела сжать два пальца, что натягивали лук. Юноша ощутил сильное дыхание Стеллы в свою спину.

— Хватит… ему достаточно… — тихо сказала она над ухом. Ее вторая рука потянула руку юноши вниз — лук пропал. Гавриил выдохнул, склонив голову.

— Будь на моем месте Левиафан — он бы убил тебя без колебаний. Радуйся, грязное животное, что тебе дали возможность дожить свое жалкое существование…

Стелла приобняла парня за плечо и повела к выходу, но сама остановилась на пороге, сказав последние слова через плечо:

— Надумаешь убить Гавриила или насолить его близким — я, генерал Эдемской армии, Архангел Стелла, убью тебя. Ежели надумаешь скрываться в Мидгарде[10] или Преисподнии, то за тобой выйдут сам генерал Маркус ван Блейд и Комитет Эрагона[11].

Архангел переступила порог. Дверь с грохотом захлопнулась. Тишина окончательно повисла в доме, но теперь она была не гармоничной, как желал Соломон, а пропитанной страхом и ужасом.

***

— Ну, что скажете, господин Гавриил? — весело спросил Дэвид, шмыгая красным носом.

— Вы… сами отстроили его? — Гавриил был в оцепенении. Его дрожащие глаза смотрели на новый, чистый и с виду уютный деревянный дом: в два этажа высотой, широкий, как конюшня, да и с придворным участком. Забор вокруг был тоже высокий, плотный — словно к осаде строили. Гавриил медленно прошел во дворик, заворожено осматривая каждый сантиметр дома. За ним послушно и с скрываемым возбуждением в лицах шли Доран и Мария.

Юноша легонько коснулся кончиками пальцев холодной древесной стены, продолжая идти к веранде. В голове у него всплывали старые воспоминания. Он видел на новой веранде белые силуэты Евангелины, Кастиила и Левиафана. Эти силуэты играли и по-детски дурачились друг с другом, не замечая ангела. На лице матери сияла счастливая улыбка. В глазах детей горело веселье. Легкие отяжелели, а сердце сжалось. По бледной щеке побежала одинокая слеза. Гавриил встал под верандой и вальяжно обернулся.

— Ну и как? — повторила вопрос отца Мария. Ее выжидающее лицо тревожно дрогнуло, когда увидело слезы ангела.

— Вы чего, господин Гавриил? — напугано спросил Доран. — Неужто не понравилось?! Прошу простить, если испортил это дорогое вам место! — старик хотел было поклониться в знак извинения, но резкий толчок Гавриила чуть не сбил старика с ног. Юноша вцепился в Дэвида и Марию, зарываясь головой в их плечи.

— С…спасибо… огромное… — сквозь слезы промямлил он.

Мария перекинулась с отцом удивленным взглядом. Доселе они видели в Гаврииле только воина — бесстрашного мужа, что готов биться насмерть за своих товарищей. Но сейчас, когда он обмяк в их объятьях, они видели лишь жалкого рыжеволосого мальчишку, что хотел немного ласки и заботы. Оба ощущали, как бешено колотиться его сердце. И оба улыбнулись рыжеволосому мальчишке, давая эту ласку и заботу…

— Теперь ты можешь жить спокойно в своем доме, Гавриил, — Мария старалась сдерживать слезы и говорить спокойно, но дрожь иногда проскакивала в ее речи.

— Мы… — тихо и уже спокойно произнес Гавриил. Он отпрянул от Марии и Дэвида, утирая слезы, и взглянул на них хмурым взглядом. — Я хочу, чтобы вы тоже жили здесь… со мной…

— Чего-чего? — спросили в унисон отец и дочь.

— Зачем, господин Гавриил? Мы будем только мешать вашему покою, — сказал Дэвид.

— Да и, по сути, мы вам никто… — добавила Мария, опустив голову. Ее лицо помрачнело. Замотанные в бинты пальчики нервно перебирались, пока бледная ладонь не накрыла их. Мария округлила глаза и взглянула на Гавриила.

— Ты спасла меня и брата… — зеленые глаза перевелись на старика, — а вы, Доран, отстроили мне целый особняк! После смерти Гортензии сироты были отданы под опеку Комитета Эрагона, а тот приют был сожжен, ибо уже разваливался. Ваш старый дом тоже сожжен. Вам негде жить… сейчас зима, да и еда стала дороже. Если у вас не будет должного дома и пищи — вы погибнете. А я не хочу терять семью снова…

— С…семью? — промямлила Мария и попятилась назад, словно испугалась этого слова.

— Ребекка теперь не нуждается в моей защите… у нее есть верные друзья и товарищи, готовые защитить. Мы останемся с ней хорошими друзьями, но не более. Мои братья покинули этот мир. У меня не осталось никого… кроме вас двоих. Пускай мы и не связаны кровью, но я хочу, чтобы вы были рядом со мной… были моей семьей…

Доран и Мария опустили головы. Тяжелое молчание давило на ангела. Он начинал нервничать и терять терпение. Но вдруг ухмыльнулся, тоже опустив голову.

— Ясно… — прошептал он, — ничего страшного… Я не заставляю вас. Всё же, вы вольны сами выбрать свой путь… так что…

Пока он говорил, хотел убрать руку от Марии. Но тонкие пальцы крепко схватили его ладонь, чем прервали речь юноши. Он удивленно уставился на эти пальцы, потом посмотрел на Марию. Ее лицо светилось улыбкой. Улыбка эта почему-то напомнила Гавриилу свою мать. Он прямо увидел в девушке белый призрак женщины.

— Ну, — подал голос Доран и хлопнул себя по коленям, — если уж дочка моя решила, то так тому и быть (он чуть нагнулся к Гавриилу и укрыл свой рот ладонью от дочери), характер-то от матери переняла — попробуй переубедить, — Гавриил усмехнулся на этот забавный шепот. Бледная ладонь сжала пальцы.

— Спасибо… — нежно сказал он, широко улыбаясь.

***

Дворец Владыки Преисподнии был необычайно великолепен. Прямо со входа Джейсона встретили двое лакеев, сделав ему низкий поклон. Юноша шел за ними и, словно мелкий мальчишка, осматривал просторы: стены и пол имели только черный и красный цвета, но вот их блеск заставлял думать, что весь дворец был сделан из рубинов. По обе стороны на стенах лениво теребились огромные гобелены из красной ткани; на них был черным изображен символ Mørk[12], который Грейс когда-то видел в одной из книг отца. Вопрос — почему именно драконий язык был применён для нации демонов — не понятно, да и задать этот вопрос вельможам юноша не успел — его уже привели к одной из множеств дверей, которые были в три метра высотой. Еще раз поклонившись, слуги покинули дракона. Он неуверенно дернул за золотую ручку и вошел во внутрь. Дверной хлопок прокатился эхом по огромному помещению. Где-то с левой стороны, которую прикрывала толстенная стена, раздались шаги. Грейс прошел дальше и увидел перед собой огромные коридоры, что тянулись почти до самого конца зала. В этих коридорах были сотни книжных стеллажей, которые подсвечивались синими огнями. Внимание юноши было отвлечено кашлем со стороны огромного сетчатого окна. Сквозь него пробивались солнечные лучи, скрывая мужской силуэт в его тени.