Против зерна: глубинная история древнейших государств

Аллювиальные равнины южной Месопотамии были естественным результатом эрозии почв под влиянием Тигра и Евфрата, которые вымывали почвы в верховьях и переносили их в свою пойму, поэтому первые аграрные общества зависели от питательных веществ, накопленных за тысячелетие в низовьях рек. Однако по мере расширения крупных поселений этот процесс перешел в новую фазу – росла их потребность в древесине и дровах, отсутствовавших на болотистых почвах аллювиальных равнин. Обнаружено множество свидетельств уничтожения лесов в верховьях Евфрата, начиная с III тысячелетия до н. э. в городе-государстве Мари, где вырубка лесов ради древесины и топлива сочеталась с чрезмерным стравливанием пастбищ[184].

Потребность древних государств в древесине была ненасытной и значительно превышала аналогичную потребность даже крупных оседлых сообществ. Помимо расчистки территорий под земледелие и выпас скота, вырубки лесов ради приготовления пищи и обогрева, строительства домов и гончарных печей, первым государствам были необходимы огромные объемы древесины для выплавки железа и других металлов, изготовления кирпича, соли и крепежей для шахт, строительства кораблей, монументальной архитектуры и известковой штукатурки, причем последняя требовала неимоверного количества дров. Учитывая сложности транспортировки древесины на большие расстояния, очевидно, что государственные центры быстро истощили скромные запасы лесов вблизи своих поселений. Будучи расположены на судоходных водных путях, обычно реках, почти все древние государства пользовались плавучестью древесины и течением рек, чтобы рубить лес по берегам верховий и сплавлять его в свой центр.

Из практических соображений, связанных с заготовкой и транспортировкой леса, деревья вырубались как можно ближе к реке, чтобы минимизировать затраты труда. По мере того как побережья верховий обезлесивали, древесину начинали добывать все выше и выше по течению и/или рубили небольшие деревца, которые было легко доставить на берег и спустить вплавь. Обнаружено множество свидетельств обезлесения в классическом древнем мире, например афинский запрос на древесину для строительства флота у Македонии и дефицит древесины в Римской республике[185]. Намного раньше, в 6300 году до н. э., в неолитическом городе Айн Газаль не осталось деревьев в пешей доступности от поселения, и запасы дров истощились. В результате поселение распалось на разбросанные по долине деревушки, что случалось со множеством неолитических поселений в долине реки Иордан, когда они превышали экологические возможности своих лесных районов[186].

РИС. 14. Модель обезлесения верховий рек гипотетического государственного центра.

Почти безошибочный признак того, что город-государство столкнулся с дефицитом доступных дров в непосредственной близости от себя, – доля потребности в древесине, которая удовлетворялась углем. Хотя уголь необходим для высокотемпературного производства, например обжига керамики, гашения извести и выплавки металлов, он, как правило, не использовался для бытовых нужд до тех пор, пока не были исчерпаны запасы древесины. Исключительным преимуществом угля является то, что он дает больше тепла на единицу веса и объема, чем сырое дерево, поэтому его экономически выгодно перевозить на большие расстояния. Однако очевидный недостаток угля заключается в том, что его приходится сжигать дважды, т. е. он требует большего расхода древесины. Чем меньше дров можно собрать в местных лесах вблизи поселений, тем выше вероятность, что они будут замещены привозимым издалека углем.

Нехватка дров сдерживала рост города-государства, но обезлесение берегов реки вверх по течению создавало иные и более серьезные проблемы. Первая из них – эрозия и заиливание почв. Поскольку древнейшие государства были порождением аллювиальных равнин и их плодородного ила, темпы заиливания почв вследствие утраты берегами рек растительности или расчистки под зерновые поля таили в себе особые опасности ускоренной эрозии почв, которые было сложно предвидеть. Первые государства располагались на очень пологих равнинах, большую часть года течение их водных потоков было медленным, и ил оседал там, где течение было самым медленным. Если город-государство зависел от орошения, то каналы со временем переполнялись илом, что еще больше замедляло течение и требовало по крайней мере барщины, чтобы очистить каналы и сохранить производство зерновых.

Другая угроза обезлесения имела скорее катастрофический, чем незаметно подкрадывающийся характер. Леса – в Древней Месопотамии они состояли преимущественно из дуба, бука и сосны – выполняли функцию удержания в почве влаги (ее обеспечивали дожди поздней зимы) и ее медленного высвобождения (просачиванием) с начала мая. Результатом обезлесения или расчистки полей было то, что водные потоки отдавали дождевую влагу в ил намного быстрее, что порождало более внезапные и мощные регулярные наводнения[187], которые угрожали жизнеспособности города-государства. Если, как это часто случается, заиливание почв приводит к подъему русла реки почти до уровня ее берегов, то река становится неустойчивой и перепрыгивает из одного русла в другое по мере их заиливания. Постепенное заиливание в сочетании с паводком и половодьем может вызвать катастрофически крупное наводнение. С исторической точки зрения Желтая река в Китае – классический пример широкомасштабных наводнений и изменчивых путей к морю, которые ответственны за гибель миллионов людей. Вероятно, даже Иерихон, одно из крупнейших догосударственных поселений неолита, пострадал от разрушения русла реки в середине IX тысячелетия до н. э. Как пишет Стивен Митен, его «врагом были паводковые воды и грязевые потоки. Иерихон жил в постоянной опасности, поскольку увеличение количества осадков и расчистка полей разрушили отложения на палестинских холмах, и их мог принести на окраину деревни ближайший ручей»[188]. Помимо катастрофического наводнения, которое могло уничтожить большую часть города-государства и его посевов, река могла изменить течение в разгар паводка и оставить город на засушливой возвышенности, лишив его главной транспортной и торговой артерии.

И, наконец, последнее и более гипотетическое следствие обезлесения и заиливания почв – распространение малярии. Считается, что малярия – это «болезнь цивилизации» в том смысле, что она возникла в результате расчистки земель под сельскохозяйственные нужды. Дж. Р. Макнил высказал интригующее предположение, что малярия связана с обезлесением и морфологией рек. Несущая ил река, пересекающая пологую прибрежную равнину, по мере замедления течения будет откладывать все больше ила. По мере накопления он будет создавать дамбы и барьеры, препятствующие впадению реки в море и заставляющие ее отступать и растекаться, создавая тем самым малярийные болота, которые оказываются одновременно и антропогенными и необитаемыми[189].

Заиливание и истощение почв – два антропогенных результата появления государства, выращивавшего зерновые и занимавшегося орошением, которые угрожали его существованию. Вода для орошения содержит растворенные соли, которые растения не забирают из почвы, поэтому со временем соли накапливаются в ней и, если не вымываются, убивают растения. Будучи лишь временным решением, промывка почв повышает уровень грунтовых вод: соли сохраняются в почве, но после промывки поднимаются к поверхности и впитываются корнями растений. Ячмень более устойчив к соли, чем пшеница, поэтому один из способов адаптации к засолению почв – высаживание ячменя вместо более предпочтительной пшеницы. Однако и в случае перехода на ячмень, если грунтовые воды и, соответственно, соли поднимаются к поверхности почвы, урожайность резко снижается[190]. Пологость равнин и низкий уровень осадков в южной Месопотамии усугубляли проблему, и эксперт в этих вопросах, Р. Адамс, убежден, что засоление почв было главным фактором экологического упадка региона после 2400 года до н. э.[191] Земледельцы Месопотамии были вынуждены держать зерновые поля под паром каждые два-три года, чтобы сохранить их способность давать урожай. Сельскохозяйственные записи эпохи Третьей династии Ура упоминают поля, «расположенные в солоноватой воде», в «соленом месте», на «засоленных почвах» и содержащие «огромное количество соли», как причину низких урожаев злаков[192]!

Вполне вероятно, что даже на плодородных аллювиальных равнинах, где обусловленное орошением засоление почв не было основной проблемой, урожайность зерновых со временем снижалась. Все-таки на тот момент у людей было очень мало опыта в непрерывном ежегодном возделывании злаков на одном и том же участке земли. В Айн Газале урожайность зерновых снижалась еще до первых государств, и, учитывая интенсивность земледелия в центре зерновых государств, можно предположить, что средняя урожайность еще больше снизилась. Пастбища, видимо, тоже подвергались чрезмерному выпасу, что сокращало их способность прокормить домашний скот.

Объясняя хрупкость первых государств и причины их исчезновения, следует отличать случаи «внезапной смерти» (например, исчезновение Ларсы в 1720 году до н. э.) от постепенного ослабления и медленной кончины. Хотя эпидемии и великие наводнения могли быть результатом кумулятивных сокрытых эффектов, они являются примером «внезапной смерти». Исчезнувшие таким образом государства гасли, как свет, хотя большая часть их населения выживала, спасшись бегством и рассеявшись. Заиливание и засоление почв и снижение урожаев фигурировали в исторических записях как устойчивый или неравномерный исход населения и участившиеся неурожаи. В подобных случаях необязательно присутствует драматический поворотный момент – скорее, почти незаметное угасание. Применительно к таким процессам слово «крушение» звучит слишком пафосно: для вовлеченных в них подданных государства они были столь обыденными, что воспринимались как привычные практики рассеяния и реорганизации поселений и способов хозяйствования. Лишь государственные элиты переживали такие события как трагедию «краха». Политицид: войны и эксплуатация центра государства

То, что тема «крушения» в принципе возникает, – следствие появления поселений, обнесенных стенами и с монументальными постройками в центре, а также распространенного ошибочного предположения, что подобные поселения и есть «цивилизация». Как было отмечено ранее, по самым разным причинам население догосударственных постоянных поселений, руководствуясь теми или иными соображениями, могло на время или навсегда оставить их. Эти исходы, зафиксированные археологами, были весьма массовыми, но не становились «историческими событиями», пока речь не шла об обнесенных стенами государственных центров. Камни и бутовая кладка имеют значение: они обеспечивают впечатляющее место раскопок, музейные артефакты и каноническую родословную для великого национального прошлого. Цивилизации, которые, как, например, Шривиджая на Суматре, были созданы из бренных материалов, исчезли почти бесследно и вряд ли появятся на страницах учебников истории, тогда как Ангкор-Ват и Боробудур продолжают жить как светочи цивилизации.