Против зерна: глубинная история древнейших государств

Глава 2. Благоустройство мира: мания одомашнивания

Вопреки традиционному нарративу, в истории не было волшебного момента, когда Homo sapiens пересек роковую линию, которая отделяет охоту и собирательство от земледелия, и совершил переход из доисторического состояния в историческое, из дикости в цивилизацию. Тот миг, когда семечко или клубень помещают в подготовленную почву, следует считать отдельным событием (и не особенно значимым для совершающих это действие) в длительной и исторически глубокой неразберихе изменений ландшафта, которая началась с Homo erectus и овладения огнем.

Безусловно, мы далеко не единственный вид, который меняет окружающую среду в собственных интересах. Хотя бобры – самый очевидный пример, слоны, луговые собачки, медведи и, по сути, все млекопитающие занимаются «конструированием ниш», посредством чего меняют физические характеристики ландшафта и распределение представителей флоры, фауны и мира микробов вокруг себя. Насекомые, особенно «социальные» – муравьи, термиты, пчелы, – делают то же самое. В широкой и глубокой исторической перспективе даже растения активно занимаются масштабным преобразованием ландшафта. Например, после последнего ледникового периода расширяющийся «дубовый пояс» со временем создал собственную почву, тень, сопутствующие растения и запас желудей, который стал настоящим подарком для десятков млекопитающих, включая белок и Homo sapiens.

Задолго до появления того, что сегодня считается «правильным» сельским хозяйством, Homo sapiens целенаправленно перестраивал биотический мир вокруг себя, что порождало как преднамеренные, так и случайные последствия. Благодаря огню низкоинтенсивное садоводство, практикуемое на протяжении тысячелетий, оказало важное воздействие на мир природы. У нас есть убедительные доказательства, что уже и или 12 тысяч лет назад население Плодородного полумесяца вмешивалось в жизнь популяций «диких» растений, чтобы изменить их в своих интересах, т. е. за несколько тысячелетий до того, как в археологических данных появились четкие морфологические признаки одомашнивания зерновых[48]. Можно датировать появление одомашненных зерновых по контрольному признаку – сорнякам, характерным для активно возделываемых полей и распространяющимся на фоне сокращения местной флоры, не приспособленной к управляемой природной среде[49].

Никакие иные свидетельства моделирования ландшафта не оказали столь же значительного влияния на наши представления, как древнее заселение лесов в пойме Амазонки. Оказывается, бассейн Амазонки был плотно заселен и превращен в пригодный для жизни преимущественно за счет формирования ландшафта из пальм, фруктовых деревьев, бамбука и деревьев бразильского ореха, из которых постепенно сложились культурно-антропогенные леса. При условии достаточного времени для свершения магии медленное лесное «садоводство» такого типа может создать почвы, флору и фауну, формирующие богатую пропитанием экологическую нишу[50].

В этом контексте высаживание семени или клубня – лишь один из сотни приемов улучшения производительности, урожайности и здоровья желаемых, но морфологически диких растений. Другие приемы включают в себя выжигание нежелательной флоры, прополку диких насаждений предпочтительных растений и деревьев, чтобы устранить их конкурентов, обрезку, прореживание, выборочную уборку урожая, подравнивание, пересадку, мульчирование, переселение насекомых-защитников, кольцевание деревьев, выращивание подлеска для периодической вырубки, полив и удобрение[51]. Что касается животных, то помимо полного одомашнивания, охотники издавна выжигали растительность, чтобы упростить поиск добычи, не трогали самок репродуктивного возраста, выбраковывали животных, планировали охоту на основе жизненных циклов и размера популяции, избирательно занимались рыбалкой, управляли ручьями и водными потоками, чтобы способствовать нересту рыб и размножению моллюсков, переселяли яйца/икру и молодняк птиц и рыб, преобразовывали среду обитания и иногда сами выращивали молодняк.

С учетом давней истории и масштабных последствий подобных практик одомашнивание следует трактовать намного шире, чем просто посадку растений и скотоводство. С момента своего появления Homo sapiens занимался одомашниванием не только других видов, но и всей окружающей среды. До начала промышленной революции главным инструментом одомашнивания был не плуг, а огонь. В свою очередь, одомашнивание целых экологических ниш подарило нашему виду еще одно адаптационное преимущество – высокие темпы воспроизводства, сделав нас самым успешным млекопитающим-захватчиком в мире (подобнее об этом будет сказано ниже). Как бы мы ни называли этот процесс – конструирование экологической ниши, одомашнивание окружающей среды, преобразование ландшафта или человеческое управление экосистемами, – в длительной исторической перспективе очевидно, что большая часть мира была создана человеческой деятельностью (антропогенно) задолго до того, как в Месопотамии появились первые общества, основанные на полностью одомашненных пшенице, ячмене, овцах и козах. В этом и заключается причина того, что условные «подвиды» жизненных укладов – охота, собирательство, скотоводство и земледелие – по отдельности имеют мало исторического смысла. Одни и те же сообщества использовали все четыре способа выживания, причем иногда на протяжении одной жизни; они могли сочетаться и действительно часто сочетались на протяжении тысячелетий, и каждый из них незаметно перетекал в другой в пределах обширного континуума вариантов человеческого преобразования природы.От неолитических зеленых насаждений к цветочному зоопарку: последствия возделывания культур

Даже если поиск решающего момента в одомашнивании древнейших зерновых – бессмысленное занятие, нет никаких сомнений в том, что к 5000 году до н. э. сотни деревень Плодородного полумесяца возделывали одомашненные зерновые как основной продукт своего рациона. Как и почему это произошло – до сих пор загадка, вокруг которой ведутся споры. До относительно недавнего времени в качестве разгадки доминировала теория «последнего рубежа обороны» – плужного земледелия, связанная с именем знаменитого датского экономиста Эстер Бозеруп[52]. Отталкиваясь от неопровержимой посылки, что плужное земледелие, как правило, требовало значительно больше труда для получения того же количества калорий, что давали охота и собирательство, она доказывает, что окончательный переход к земледелию был не возможностью, а необходимостью – спасительным выходом, когда не осталось никаких иных альтернатив. Видимо, определенное сочетание роста численности населения, снижения уровня белка, который можно было получить охотой на диких животных, и сокращения числа питательных диких растений, а также принуждение вынудили не желавших того людей работать больше, чтобы извлечь больше калорий из земли, к которой они имели доступ. Считается, что этот демографический переход к тяжелому труду был метафорически изображен в библейском сказании об изгнании Адама и Евы из Эдема в мир труда.

Несмотря на очевидную экономическую логичность, теория «последнего рубежа обороны», по крайней мере в Месопотамии и Плодородном полумесяце, не соответствует имеющимся данным. Согласно этой теории, земледелие должно было возникнуть сначала в тех районах, где собиратели, исчерпавшие возможности своей среды обитания, оказались в тяжелом положении. Однако земледелие, наоборот, появилось в районах, для которых характерно изобилие, а не недостаток ресурсов. Если, как отмечалось ранее, люди занимались приливноотливным земледелием, то тогда главная посылка теории Бозеруп о земледелии как требующем тяжелого труда может быть неверна. Кроме того, не обнаружено убедительных свидетельств того, что древнее земледелие связано с исчезновением диких животных и растений. Теория «последнего рубежа обороны» не выдерживает критики (по крайней мере применительно к Ближнему Востоку), но пока ей на смену не пришло иное удовлетворительное объяснение распространения земледелия[53].Домашняя усадьба как строительный блок эволюции

Сам по себе вопрос об истоках земледелия сегодня кажется менее важным, чем прежде. До тех пор пока оно не стало ужасно трудоемким, земледелие вполне могло быть одним из множества способов преобразования окружающей среды в арсенале первых оседлых сообществ. Что более важно, чем ответ на вопрос, почему высеиваемые и возделываемые культуры стали столь распространены, так это далеко идущие последствия однажды свершившегося одомашнивания зерновых и животных – к этой проблематике мы теперь и обратимся.

Каковы бы ни были причины возрастающей зависимости от одомашненных зерновых и животных в пропитании, она представляет собой качественное изменение логики преобразования ландшафта. Были изменены сорта растений, виды животных, необходимые им почвы и корма, а также, и не в последнюю очередь, сам Homo sapiens. Здесь термин «одомашнивание», производный от «дома» (домашней усадьбы) или домохозяйства, следует воспринимать в буквальном значении. Домашняя усадьба представляла собой уникальное и беспрецедентное скопление вспаханных полей, хранилищ зерна и семян, людей и домашних животных, и их совместная эволюция имела последствия, которые никто не мог предвидеть. Не менее важно и то, что домашняя усадьба как строительный блок эволюции непреодолимо влекла тысячи незваных прихлебателей, которые процветали в ее маленькой экосистеме. На вершине этой кучи находились «сотрапезники» человека – воробьи, мыши, крысы, вороны и (якобы приглашенные) собаки, свиньи и кошки, для которых этот новый ковчег стал настоящей кормовой площадкой. В свою очередь, каждый из сотрапезников привел собственный кортеж микропаразитов – блох, клещей, пиявок, комаров, вшей, а также своих хищников: собаки и кошки были нужны, чтобы охотиться на мышей, крыс и воробьев. Ни одна живая тварь не смогла избежать последствий своего временного пребывания в многовидовом поздненеолитическом лагере.

Археоботаники уделяют особое внимание морфологическим и генетическим изменениям двух основных зерновых культур – пшеницы и ячменя. Древние виды пшеницы – однозернянка и особенно двузернянка – вместе с ячменем и большинством «основателей» бобовых (чечевицей, горохом, нутом, викой чечевицевидной и даже льном) в широком смысле слова принадлежат семейству «зерновых», поскольку являются самоопыляющимися однолетними растениями и с трудом скрещиваются со своими дикими прародителями (в отличие от ржи). Многие растения весьма разборчивы в том, где и когда им расти. Самые подходящие для одомашнивания растения, помимо питательной ценности, были «универсалами», которые прекрасно себя чувствовали в потревоженной почве (на вспаханном поле), росли очень густо и легко хранились. Проблема, с которой столкнулся будущий земледелец, состояла в том, что у дикоросов давление естественного отбора приводит к формированию характеристик, крайне невыгодных для него. Так, дикие колоски обычно малы и легко осыпаются, чтобы самопосеяться, вызревают неравномерно, их семена могут долго находиться в спячке, но потом вновь прорасти, у них много отростков, остей, шелухи и толстая кожура, – чтобы не быть съеденными травоядными и птицами. Все эти особенности – результаты естественного отбора, работающие против земледельца. Показательно, что основные сорняки, от которых страдают пшеница и ячмень (своего рода неприрученные сотрапезники-автостопщики), обладают именно такими свойствами. Им нравится вспаханное поле, но они ускользают и от комбайна, и от травоядных. По всей видимости, овес начал свою сельскохозяйственную карьеру как сорняк на вспаханном поле (облигатный вредитель, мимикрирующий под урожай), но в итоге стал вторичной культурой.