Против зерна: глубинная история древнейших государств

Наметившаяся благодаря теплым и влажным условиям тенденция роста населения и числа поселений в Плодородном полумесяце резко оборвалась примерно в 10800 году до н. э. По мнению ряда авторов, продлившийся тысячелетие холодный период был обусловлен мощным таянием ледников Северной Америки (озеро Агассис) и внезапным оттоком этих вод на восток в Атлантический океан через систему, которую мы сегодня называем рекой Святого Лаврентия[27]. Население сократилось, оставшаяся его часть покинула малонаселенные нагорья и укрылась в зонах, где климат и, соответственно, флора и фауна были более благоприятны для жизни. Примерно в 9600 году до н. э. период похолодания закончился, климат стал более теплым и влажным, причем очень быстро. Вероятно, средние температуры поднялись не менее чем на 7 градусов по Цельсию всего за десятилетие. Деревья, млекопитающие и птицы вырвались из убежищ и мгновенно заселили гостеприимный пейзаж, а с ними вместе и их вид-компаньон Homo sapiens.

К этому времени относятся разрозненные свидетельства существования круглогодичных стойбищ, которые археологи находят во многих регионах – на юге Леванта (натуфийская культура), в неолитических деревнях Сирии («докерамический» период), Центральной Турции и Западном Иране. Обычно это были поселения в богатых водой районах, жившие преимущественно охотой и собирательством, хотя обнаружены и свидетельства (оспариваемые) выращивания зерна и содержания животных. Впрочем, ни у кого нет сомнений, что между VIII и VI тысячелетиями до н. э. все «культуры-прародители» – зерновые и бобовые (чечевица, горох, нут, вика чечевицевидная и лен для изготовления тканей) – уже высаживались, хотя, как правило, в очень скромных масштабах. В те же два тысячелетия, пусть по сравнению с зерновыми датировка менее точна, появились домашние козы, овцы, свиньи и крупный рогатый скот. С этим списком одомашненных животных сложился тот полный «неолитический набор», что ознаменовал важнейшую аграрную революцию – начало цивилизации, включая первые небольшие городские агломерации.

Постоянные протогородские поселения появились в болотистых районах аллювиальных равнин вблизи Персидского залива примерно в 6500 году до н. э. Южные аллювиальные равнины – не первый случай создания круглогодичных поселений и не место обнаружения первых свидетельств одомашнивания зерновых, по этим критериям их можно считать, скорее, опоздавшими. Я фокусирую внимание на этих исторически поздних примерах по двум важным причинам. Во-первых, городские агломерации в устье Евфрата, например Эриду, Ур, Умма и Урук, бурно развивались и позже стали первыми в мире «маленькими независимыми государствами». Во-вторых, хотя другие древние общества – Египет, Левант, долины Инда и Желтой реки, а также майя в Новом Свете – пережили собственные версии неолитической революции, южная Месопотамия не только стала местом формирования первой государственной системы, но и напрямую повлияла на государственное строительство повсеместно на Ближнем Востоке, включая Египет и Индию.

Даже весьма грубая хронология, по поводу которой до сих пор ведутся споры, однозначно отвергает то, что я называю стандартным цивилизационным нарративом. Он выстроен на утверждении, что одомашнивание зерновых – главное условие постоянной оседлости, т. е. больших и малых городов и самой человеческой цивилизации. Все еще сохраняется убеждение, что охота и собирательство требовали такой мобильности и рассеяния, что об оседлом образе жизни не могло быть речи. Однако он оформился задолго до одомашнивания зерновых и животных и часто наблюдался в районах, где зерновое земледелие отсутствовало или было мало распространено. Совершенно ясно одно: одомашнивание зерновых и животных было известно задолго до того, как появились первые признаки аграрного государства, причем намного раньше, чем казалось прежде. Согласно последним данным, временной разрыв между двумя ключевыми одомашниваниями и первыми аграрными экономиками, на них основанными, составляет не менее 4000 лет[28]. Очевидно, что наши предки не неслись сломя голову в объятия неолитической революции и первых государств.

Те, кто создавал традиционный нарратив, совершили и другую принципиальную ошибку. Взяв за точку отсчета засушливые условия, преобладавшие в долине Тигра и Евфрата в новейшей истории, они вполне разумно предположили, что именно такими эти условия были и на заре сельского хозяйства, т. е., что, будучи ограничено оазисами и речными долинами, растущее население было вынуждено интенсифицировать хозяйственные практики, чтобы извлекать больше пропитания из небольших пахотных земель. Единственной жизнеспособной стратегией интенсификация было орошение, что подтверждают археологические находки. Орошения было достаточно для обеспечения больших урожаев там, где осадков прискорбно не хватало. Такой крупный проект изменения ландшафта потребовал мобилизации рабочих, чтобы рыть и поддерживать каналы, а для этого понадобилась государственная власть, способная организовать и контролировать такую рабочую силу. Предположительно оросительные работы породили централизованную аграрно-скотоводческую экономику, которая нуждалась в государстве как условии своего существования.

РИС. 7. Аллювиальные равнины Месопотамии: места археологических раскопок Болотистые районы и оседлый образ жизни

Распространенное мнение, будто орошаемое земледелие, «заставившее пустыню цвести», было условием появления первых больших оседлых сообществ, на самом деле ошибочно по всем пунктам. Как мы увидим далее, самые ранние крупные постоянные поселения возникли в болотистых, а не засушливых районах; их выживание зависело, прежде всего, от ресурсов болотистых территорий, а не от зерновых; они не нуждались в орошении в общепринятом смысле этого слова. Если в этих условиях и нужно было какое-то вмешательство человека в природный ландшафт, то это скорее было осушение, а не орошение. Классическая версия истории, согласно которой древний Шумер был чудесным результатом системы орошения, созданной под руководством государства в засушливых условиях, оказалась ошибочной. Я признателен Дженнифер Пурнелл за полный и документально обоснованный пересмотр этой версии истории, который стал новаторским подходом к изучению аллювиальных равнин Южной Месопотамии в период VII–VI тысячелетий до н. э.[29]

Южная Месопотамия того периода не была засушливой – скорее, это был болотистый рай для собирателей. Вследствие повышения уровня моря и равнинного характера дельты Тигра и Евфрата здесь отмечалось широкомасштабное наступление воды на территории, которые сегодня отличаются засушливостью. Пурнелл реконструировала карту этой обширной дельтово-болотистой зоны с помощью данных дистанционного зондирования, аэрофотосъемок, гидрологической истории, сведений о древних осадочных отложениях и руслах рек, климатической истории и археологических находок. Ошибка большинства (но не всех) исследователей состояла не только в проецировании нынешней засушливости региона на ю тысяч лет назад, но и в игнорировании того факта, что аллювиальные равнины в тот период – до ежегодных отложений осадочных пород – располагались на десять метров ниже нынешнего уровня. Соответственно, прежде воды Персидского залива плескались у ворот древнего Ура, который сегодня расположен довольно далеко от залива, а его соленые воды во время приливов достигали на севере Насирии и Амары.

Краткое описание того, как значительные группы населения, зависящие в основном от диких растений и морских ресурсов, смогли сложиться, не располагая преимуществами орошаемого земледелия и основных зерновых культур, поднимает два важных аналитических вопроса. Во-первых, оно подтверждает стабильность и обильность пропитания, основанного на нескольких разнообразных пищевых сетях. Рацион человека в Убейдский период (6500–3800 годы до н. э.; название дано по распространенному керамическому стилю) состоял из рыбы, птиц и черепах, которыми изобиловали болота. Во-вторых, оно показывает, почему позже широкие возможности пропитания – охота, рыбалка и собирательство в разных экологических нишах – стали непреодолимым препятствием для навязывания единой политической власти.

РИС. 8. Аллювиальные равнины Месопотамии: очертания Персидского залива примерно в 6500 году до н. э. Составлено Дж. Пурнелл.

В отличие от нынешнего состояния засушливого междуречья, южные аллювиальные равнины раньше представляли собой замысловато скроенные дельтово-болотистые угодья, испещренные сотнями водных притоков, то сливающихся, то расходящихся в сезон наводнений. Аллювиальные почвы играли роль огромной губки, которая поглощала ежегодные разливы рек, поднимала уровень грунтовых вод, а затем постепенно отдавала воду в засушливые месяцы, начиная с мая. Пойма нижнего Евфрата предельно равнинна: градиент его потока колеблется от 20 до 30 сантиметров на километр на севере и от 2 до 3 сантиметров на километр на юге, что сделало историческое русло реки крайне неустойчивым[30]. В разгар ежегодного наводнения речные потоки регулярно превышали естественные гребни и дамбы, сформированные из их более грубых отложений, и устремлялись вниз по склонам, затапливая прилегающие низины и лощины. Поскольку русла многих притоков располагались выше окружающих территорий, любой прорыв дамбы в период наводнения служил той же цели – можно назвать эту технологию «содействием естественному орошению»[31]. Семена можно было высаживать в естественным образом подготовленную почву. Богатые питательными веществами аллювиальные почвы по мере постепенного высушивания обеспечивали обилие кормов как для диких травоядных, так и для домашних коз, овец и свиней.

Обитатели болот жили на «спинах черепах» – небольших относительных возвышенностях, сопоставимых с береговыми насыпями дельты реки Миссисипи, которые часто не превышали метра над отметкой высокой воды. На этих черепашьих спинах они получали практически все ресурсы болотистых низменностей в пределах досягаемости: тростник и осоку – для строительства и пропитания, огромное разнообразие съедобных растений (камыш лесной и озерный, рогоз, водяную линию), черепах, рыбу, моллюсков, ракообразных, птиц, включая водоплавающих, мелких млекопитающих и мигрирующих газелей – как основной источник белка. Сочетание плодородных аллювиальных почв с устьем двух великих рек, изобиловавших пропитанием (в живом или неживом виде), породило настолько богатую прибрежную жизнь, что она привлекла огромное количество рыбы, черепах, птиц и млекопитающих, не говоря уже о человеке, который охотился на существ ниже себя в пищевой цепи. В теплых и влажных условиях, доминировавших на протяжении VII–VI тысячелетий до н. э., источники пропитания в дикой природе были разнообразны, обильны, стабильны и устойчивы – практически идеальная ситуация для охотника-собирателя-подсечно-огневого земледельца.

Плотность и разнообразие ресурсов, особенно на низших ступенях пищевой цепи, повышают вероятность оседлости. По сравнению, например, с охотниками-собирателями, которые могут следовать за крупной дичью (тюленями, бизонами, северными оленями), те, чей рацион состоит преимущественно из низших трофических уровней (растений, моллюсков, фруктов, орехов и мелкой рыбы, которые при прочих равных условиях более многочисленны и менее мобильны, чем крупные млекопитающие и рыба), оказываются намного менее склонны к миграциям. Вероятно, на болотистых равнинах Месопотамии обилие ресурсов пропитания с нижних трофических уровней было необычайно благоприятно для формирования крупных оседлых сообществ.