Давай поговорим!

11

Надо осмотреть сторожку, вот какая мне пришла в голову идея. Конечно, нехорошо, но это в обычной ситуации, а в той, в которой оказался я, все средства законны и уместны. Можно назвать этот осмотр мерой превентивной самообороны.

Что я там рассчитывал найти? Я не был даже уверен, что мне удастся проникнуть внутрь, хотя мне не приходилось видеть, чтобы новый сторож запирал свое жилище. Может, входная дверь просто-напросто захлопывается, как в городской квартире. На худой конец заглянем в окна.

Да, это был поход наобум, без конкретной цели. Но я не стал препятствовать своему страстному желанию. Разрастаясь, оно бы меня извело, истомило.

Нет, в руках я себя держал. Не кинулся сразу к сиреням, маскировавшим белое с железной крышей строеньице. Для начала проинструктировал Марусю, инструкция была краткой, но энергичной: сидеть у себя в комнате и никуда не высовываться.

– А суп?

– Высовываться только на кухню!

Солидной, неторопливой походкой я проследовал к воротам и выглянул наружу, конечно же, для того, чтобы удостовериться, что «форд» Вероники Модестовны в самом деле убыл из поселка, а не прячется где-нибудь за деревом.

После этого я внимательно осмотрел территорию сопредельных участков. Слева жила престарелая теща какого-то большого начальника из министерства цветной металлургии вместе со сворой маленьких злых собачек. Ни тещи, ни ее тварей видно не было. Дом справа находился под многолетним ремонтом, и в данный момент ремонт находился в той фазе, когда рабочие не приходят на место работы даже для того, чтобы выпить.

Что ж, я подышал глубоко и замедленно, по всем правилам метода профессора Куротопченко, и почувствовал, что реально успокаиваюсь.

Начнем действовать.

Надо идти к сторожке с таким видом, словно собираешься попросить соли и больше тебе совсем ничего не надо. Да, пусть соль будет моей легендой, на тот случай… на всякий пожарный случай.

Дорожка к белому строению за сиренями тоже была выложена кирпичом, только по ширине уступала главной, магистральной.

Подошел к двери.

Еще раз оглянулся по сторонам, не следит ли за мной какой-нибудь случайно проходящий по дороге пешеход.

Не следит.

Я взялся за ручку и осторожно нажал.

Ручка поддалась! Я отпустил ее, привыкая к первому успеху. Для того, чтобы войти внутрь, надо было заново собираться с силами. И еще раз оглядеться.

Огляделся.

Собрался. И снова надавил на ручку.

Она не поддалась!

Более того, я почувствовал, что не поддалась она не сама по себе, а потому что ее кто-то держит с другой стороны. Я надавил на нее сильнее.

Ручка вела себя как живая, она чуть пружинила, но твердо не желала уступать моему нажатию. Мне даже показалось, что она теплая.

Мысль моя работала лихорадочно, но паники я постарался не допустить. Не позволил себе бросить все и обратиться в бегство. Нет, я сделал вид, что посчитал дверь обыкновенным образом запертой, отпустил ручку, медленно развернулся и медленно, как можно медленнее пошел прочь.

Ничего не сказав про соль.

Пошел по узкой кирпичной дорожке.

Потом по широкой кирпичной дорожке.

По ступенькам.

Через веранду и к себе в нору.

И только там меня прошиб пот. Я рванулся и запер дверь с веранды в коридор.

Добежал до кухни.

Маруся!

Она, ничего не подозревая, возилась у газовой плиты. Я бросился к окну своей комнаты. Из него сторожка просматривалась довольно неплохо. Наблюдал я ее с этой позиции десятки раз, но теперь она выглядела необычно.

Там кто-то есть!

Кто это может быть?

Да кто угодно.

Это может быть Барсуков, это может быть американец, это может быть Валерий Борисович, всеми так страстно разыскиваемый. Но почему этого неизвестного с раскаленной рукой не отыскали люди Аникеева? Они ведь, я это помнил отчетливо, заходили в сторожку, они внимательно осмотрели всю территорию и потом заглянули и к Леониду.

Объяснение очень простое. В сторожке сидит человек Аникеева. Это же так логично. Мне ведь сразу показалось, что следственная бригада комитетчиков ведет себя как бы чуть-чуть небрежно. Без души, без азарта. Как бы не придавая особого значения этому, без сомнения, значительному делу. Вон даже кабинет Модеста Анатольевича не опечатали. Пусть там ничего интересного, на их взгляд, нет… Господи, да кто сказал, что там ничего интересного не было. Они просто сами все интересное и вынесли, не привлекая особого внимания.

Кем тогда является наш новый сторож? Ответа не требуется. А сейчас он уехал, оставив напарника.

Теперь вопрос, поверил ли этот напарник мне. То есть убедительно ли я сыграл там у двери. Если поверил, значит, считает, что не раскрыт, значит, не сунется наружу, будет ждать возвращения Леонида.

А вдруг не поверил? У меня-то ни на секунду не возникло сомнения в том, что ручку с той стороны держит человек, а не замок. Глупо думать, что противник глупее тебя.

Надо ждать, что он начнет действовать. Каким образом? И почему я, собственно, боюсь его действий? На чем меня застукали? Что я такого совершил? Зашел к сторожу за солью!

Несмотря на все эти попытки непредвзятого анализа ситуации, волнение мое никак не хотело улечься. Более того, с каждой минутой мне становилось все страшнее и страшнее. Кажется, я переоценил свои силы, ввязался в игру, не полностью изучив ее правила, а по ходу ее выяснилось к тому же, что не полностью мне известные правила могут еще и меняться.

Бежать!

Вот какая мысль овладела мною. Овладела полностью и до конца.

Там, где ты ничего не можешь, там ты ничего не должен хотеть, сказал кто-то древний и умный. А я ведь даже и не хочу уже ничего здесь, почему же мне не сбежать?!

Свое дело я сделал, устроил, обстряпал, провернул, так не глупо ли продолжать сидеть в этом кровавом курятнике в ожидании неизвестно чего? Не любопытство же меня здесь держит, мелкое человеческое любопытство. Не заражен я этой болезнью ни в малейшей степени. Меня не интересует, распадется ли СССР и как распадется, с гражданской войной или без нее. Так какое мне дело до того, кто воткнул ножик в обширное сердце человека, очень много размышлявшего на эти темы.

Боясь своих слишком быстрых действий, могущих повлечь за собой новые проблемы, я заставил себя сесть на топчан, положил руки на колени на манер карликового фараона и произвел несколько дыхательных упражнений по хорошо мне известному методу. Этого не хватило. Я продолжил и все же заставил свой мозг в известной степени очиститься и успокоиться. И вот этот очистившийся и успокоившийся мозг заявил мне все то же-бежать! Уносить ноги, Марусю и добычу!

Станут ли меня разыскивать?

А что мне можно предъявить?

А главное, поздно будет что-либо предъявлять.

Я жадно пожалел, что не работает телефон, давно бы можно было посоветоваться.

А вдруг телефон прослушивается?

Отключенный телефон?

Я нервно хихикнул и тут же себя одернул, почувствовав, что нахожусь на грани обыкновенной истерики. Последнее дело впадать в «если бы да кабы». Будем действовать так, как если бы телефон еще не изобрели.

Еще раз внимательно поглядев в окно на ненавистную сторожку, я сходил на кухню и притащил оттуда мою замедленную Марусю.

– Встанешь вон там, поняла?

– У калитки?

– Открой почтовый ящик, достань какую-нибудь бумажку.

– Какую бумажку?

– Возьми с собой вот хоть эту газету и сделай вид, что достала ее из ящика и рассматриваешь, поняла?

Маруся вздохнула.

– Я спрашиваю, поняла?

– Да.

– Твое дело привлечь к себе внимание.

– Чье внимание?

– Не твое дело.

– Ты всегда говорил, чтобы я поменьше привлекала к себе внимание.

– Молчи, дура, и делай что тебе говорят.

Глаза Маруси наполнились слезами, но, слава богу, слезы не пролились.

– Простоишь там минуты три-четыре, потом вернешься в дом, поняла?

– Да.

Как только она вышла на веранду, я шмыгнул в комнату Барсукова и к окошку. Его, этого окошка, из сторожки нипочем не увидеть, другая сторона дома. Немного повозился со шпингалетами, как и в прошлый раз. Открыл створку. И выпрыгнул на траву. Все же эти старые дачные участки замечательно охраняются от чужих взглядов своей обильной растительностью. Со стороны стройки, даже если там кто-нибудь и сидит, увидеть мою небольшую пригнувшуюся фигурку было очень непросто. Так что, надо думать, и моя ночная вылазка осталась незамеченной.

На всю операцию, по моим подсчетам, в прошлый раз ушло около полутора минут, и это в темноте. Теперь я надеялся уложиться за минуту. Пусть напарник сторожа любуется, как тихая красавица Маруся дребезжит жестяным почтовым ящиком.

Вот я у глухой веранды, вот я проныриваю между жасминовыми кустами, вот я у заброшенной теплицы.

Остановившись у кучи камней, я остолбенел.

Упал на колени и стал дрожащими руками ощупывать каменный холм высотой в метр, шириной в два. Он казался мне таким надежным, даже остроумным хранилищем для моей находки, и он так меня обманул! Руки еще продолжали безумные поиски, но глаза уже все поняли-нету! Здесь были обломки кирпича, куски засохшего цемента, крупный гранитный щебень, были просто булыжники. Не было того, что я здесь припрятал ночью.

Задрав голову кверху и зажмурившись, я завыл. Негромко, но не потому, что боялся кого-то удивить. Просто у меня свело челюсти, и рвущийся изнутри крик оставался незавершенным и от этого особенно мучительным. Теряя силы от борьбы с ним, я повалился на бессмысленную, бездарную кучу каменных отходов и на несколько секунд, как мне кажется, просто потерял сознание.

«Кто?!»-эта свирепая и внезапная мысль подняла меня из лежачего положения на колени. Она же поставила меня на ноги.

«Кто?!»

Нет, несмотря на этот неожиданный и от этого втройне жуткий удар, я сдаваться не собирался. Ведь не демон же какой-нибудь похитил мою драгоценность. А хотя бы даже и демон! Не-ет, это хитрая и коварная тварь в обыкновенном человеческом обличье, наделенная лишь одной сверхъестественной способностью – к подсматриванию, подглядыванию и вынюхиванию. К схватке с такими существами я был готов еще тогда, когда лишь направлялся сюда.

Выкуплю!

Выманю!

Отберу!

Эти заклинания последней минуты я произносил, пролетая сквозь заброшенную теплицу, и в моей душе уже теплились очертания некоего плана. Раз в сторожке кто-то есть, глупо делать вид, что я этого не знаю. Надо объявить этому человеку, что он раскрыт, и постараться вступить с ним в контакт. Разведать для начала, что он знает о предмете, найденном возле теплицы. А если он откажется говорить? Когда откажется, тогда и станем думать, о чем думать дальше.

Ничего себе!

Неожиданности продолжаются!

Рядом с Марусей, которая, выполняя мой план, неловко гладила поцарапанный почтовый ящик, стоял Леонид.