Давай поговорим!

Ступая еще более осторожно (от библиотеки до столовой, как я заметил накануне, был опасный участок трескучего ясеневого паркета), я отправился дальше. Я тенью проплыл футов около пятнадцати. Со стороны я в этот момент вполне мог сойти за привидение. Но, как часто случается в жизни, за опасным участком следовал еще более опасный.

Коридор от столовой сворачивал к дверям буфетной. Кроме того, слева стена коридора превращалась в последовательность высоченных, ничем не задрапированных окон, выходящих на лужайку перед парадным фасадом. Меня можно было обнаружить с обоих флангов. Мои армейские воспоминания говорили мне, что нет положения опасней. Но другого пути к лестнице в подвал не имелось.

И я рискнул.

Слева темнота в исполнении ночи.

Справа песня в исполнении Эвертона. Он скверно, но узнаваемо напевал «Лиллибуллеро», позвякивая серебром. То ли он чистил его, то ли воровал. Я не успел задуматься, потому что должен был насторожиться.

Эвертон вышел из буфетной!

Я замер, задержав дыхание.

Он направился в сторону холла.

Я с облегчением выдохнул.

Потом достал из кармана связку отмычек. С первым замком возиться не пришлось, он был не закрыт. Что ж, тем лучше.

Внутри было абсолютно темно. Спустившись вслепую на несколько ступенек по каменной лестнице, я зажег свечу в фонаре. Подземелье неохотно осветилось и показалось мне вдвое более таинственным, чем во время первого посещения.

Вторая дверь тоже не доставила мне особых хлопот. Замок был, видимо, современным, из большой фабричной серии. Приоткрыв тяжелую, пахнущую старинным деревом створку, я прислушался. Нет, никто не заинтересовался едва слышимым металлическим щелчком в подвале.

Теперь можно было действовать более смело, между мною и остальным миром были две массивные двери. Третий замок заставил меня попотеть. Я добрался до середины Холмсовой коллекции, прежде чем почувствовал, что нащупал слабость в нем. Несомненно, автором этого хитроумного запора был какой-то местный умелец, не знакомый с современными промышленными стандартами замочного дела. Он вложил в устройство свою индивидуальную хитроумную волю.

Когда я добрался до винного погреба, то был насквозь мокр. Вскоре выяснилось, что все самое трудное у меня еще впереди. Все до единой отмычки Холмса оказались бессильны перед секретом таинственной последней двери. В глубине души я был готов к тому, что последний рубеж окажется самым трудным, но я не думал, что он окажется непреодолимым. Впадая в состояние, близкое к отчаянию, я ударил грязным кулаком по замку и с удивлением заметил, что створка двери слегка отошла. Я просунул пальцы внутрь и потянул. Она без сопротивления открылась полностью. Я поднял фонарь и увидел… каменную кладку. Старинную, заплесневелую. Дверь и в самом деле ничего не скрывала.

Декорация!

В этот момент замигала свеча в моем фонаре, предупреждая, что вот-вот догорит. Я открыл стеклянную дверцу, чтобы заменить ее, и тут услышал шум шагов. Кто-то быстро, не скрываясь, шел по подвальной анфиладе в сторону винного погреба.

Не один человек, а больше.

Я сжал пальцами фитиль.

Наступила полнейшая темнота.

Неизвестные гости освещали себе путь голою свечой, о чем свидетельствовало нервное поведение теней.

Я спрятался за кучей перевернутых ивовых корзин и взвел курок своего револьвера. Сколько бы их там ни было, моя жизнь будет им стоить дорого.

Фокус с декоративной дверью, несомненно, психологическая ловушка. Они знали, что я сюда отправлюсь. Делали вид, что пьянствуют, распевают беспечно песенки… Но каков Эвертон!

Двое мужчин ввалились в винный погреб, о чем-то громко переговариваясь. Приземистое местное эхо затаптывало их речь. Одно можно было утверждать – оба навеселе.

Наблюдение вести можно было только сквозь отверстие в дырявой корзине, поэтому видно мне было не все. Однако первого мужчину я узнал сразу-сэр Эндрю. Второй был мне не знаком. Или знаком?!

Снедаемый сомнениями и предчувствиями, я затаил дыхание.

Чем они занимались?

Набивали карманы бутылками! Только и всего. Неужели они явились сюда только за этим?

Проделали они все очень быстро, видимо, спешили. Когда они уже направились назад, друг сэра Эндрю вдруг остановился, потянул носом и сказал: «Слушай, здесь кто-то уже побывал перед нами». – «Почему ты так думаешь?» – «Все двери раскрыты, нам даже ключи не понадобились. Может, он и сейчас здесь». – «И дьявол с ним, пошли».

И тут я узнал этого второго, несмотря на эхо и скверное освещение. Его физиономия на мгновение осветилась очень хорошо.

Это был Ройлотт!!!

Некоторое время я сидел, не в силах подняться с корточек. В голове кружился вихрь из мыслей и их обрывков.

Однако надо было что-то предпринимать. Надо было хотя бы выбраться вон отсюда. Я поднялся, и, не снимая пальца со спускового крючка, двинулся в обратный путь.

Оказавшись на первом этаже, немного успокоился.

С привычной осторожностью миновал дверь в буфетную. Внутри было тихо.

Теперь библиотека. Створка все так же приоткрыта. Как на ладони передо мною был большой стол, занимавший середину помещения. Стол был заставлен в беспорядке бутылками, тарелками с паштетом и фруктами. Горело несколько разномастных подсвечников. Стояли и валялись бокалы. За столом восседали, пребывая в разной степени опьянения, Эвертон, сэр Гарри, сэр Тони, мистер Бредли, инспектор Лестрейд, сэр Эндрю ковырялся вилкой в яблоке. Над всеми возвышался громадный Ройлотт, он тоже ковырялся, но штопором в пробке одной из только что принесенных бутылок.

Пируют. Но как мрачно. Какая странная компания! Может, это пир от ужаса, пир во время чумы?

Рубашка льдом обожгла тело. И сразу вслед за этим меня бросило в жар.

Мисс Элизабет!

Надо было немедленно проверить, что с ней. Невзирая на столь поздний час. Откуда-то во мне появилась уверенность, что с нею не все в порядке. Почему? Среди необъяснимого кошмара, затопившего дом, возможно все.

Все еще стараясь не шуметь, я решительной птицею взлетел на третий этаж. И на цыпочках двинулся к двери мисс Элизабет. Подойдя к ней на расстояние в пять футов, я услышал странные звуки. Они шли изнутри. Сдавленные, жутковатые, похожие на подвывание, нытье и стон.

Кто-то там есть, в комнате мисс Элизабет, и этот кто-то совершает над девушкой нечто преступное.

Кто?!

В моем мозгу произошла вспышка-Яков!!! Только его не было на мрачном празднике в библиотеке.

Я вдруг со всей жуткой отчетливостью представил, как этот мрачный припадочный привратник сдавливает кривыми пальцами бледное горло девушки.

Идиот! Горе-сыщик! Пока бродил по дурацким сырым подвалам… Неужели он имитировал эпилептический припадок?! На время он отвел от себя непосредственные подозрения! Имитировать слишком трудно? Ерунда, за столько лет сотрудничества с Холмсом я должен был научиться не удивляться ничему.

Так, но если Яков ее душит, значит, она еще жива.

Надо действовать!

Ударом ноги я высадил дверь (сколько их было в этот вечер) и влетел в скудно освещенную спальню, выставив вперед своего металлического дружка и вопя:

– Руки вверх!

Зрелище, открывшееся моим глазам, заставило меня опустить оружие и умолкнуть. В следующее мгновение у меня возникло желание поднять его вновь и разрядить себе в сердце.

Голый Шерлок Холмс лежал в объятиях голой мисс Элизабет и совершал действия, не оставляющие никаких сомнений в том, что я полный кретин».