Я хочу жить

7. Чёрный кристалл

Проснувшись на следующий день, Гронос почувствовал себя как никогда бодрым и полным сил. Стыдно подумать – но, несмотря на все тревоги минувшей ночи, остаток её он проспал, как невинный младенец! Этот саркисоид что-то сделал с ним. С его биополем. С его телом. А… с душой? Страшно даже представить! «Такое не должно продолжаться, – твёрдо решил злодей, отбросив несвойственное ему смущение. – Пленники убегают, разгуливают по кораблю и врываются в мою каюту, словно хозяева… устраивают со мной ЭПК…» При одном воспоминании о том энтельмпозитивном контакте сладостная нега распространилась из центра груди по торсу и конечностям тирана, отдалась дурманом в мозгу, а всё нутро его содрогнулось, заставив сесть и ухватиться рукой за лицо. «Я просто обязан его наказать! Тем более что все слуги ждут страшной кары, которая постигнет саркисоида за побег».

Он решительно направился в зал пыток. Там уже собралась некоторая часть экипажа, ожидая предстоящего зрелища, и как только громада хозяина корабля появилась на пороге, все они застыли, как по команде. Растерянные отчего-то взгляды обратились на Гроноса.

— Эй! – рявкнул он на слуг хриплым басом. – Чего уставились, продолжайте работать!

Если вспомнить как следует, то ещё по пути сюда он поймал на себе краем глаза несколько таких же ошарашенных взглядов… но не обратил внимания, думая о своём. И что это на всех вдруг нашло?

— Доставить сюда саркисоида! – скомандовал он, отбросив последние сомнения.

Как только пленника внесли, Гронос невольно обратил внимание на то, какой истощённой сделалась его фигура. Рёбра выступали на груди Луксонта, отросток грудины отчётливо торчал над его впалым животом. Пусть фотоактивация придала ему сил ненадолго – но то биополе, а вещественное ядро его, определённо, было истощено…

Внезапно Гронос услышал что-то, отчего непроизвольно передёрнулся. Это был голос. Скрипучий, гортанный, с характерным акцентом… Злодей обернулся на звук. В углу зала двое слуг – стигм и голубой сакрин – непринуждённо болтали. И голос, так похожий на тот, из галлюцинации, принадлежал второму из них. Точно! Почему только сейчас он заметил это очевидное сходство?! Ведь ещё в первый день после пугающего видения, беседуя со своим главным пилотом, он почувствовал… но чувство было чересчур смутным. А теперь он уверен, что слышал речь именно сакрина. Одного из них.

— Что-то не так, хозяин? – осведомился последний, почувствовав на себе пристальный взгляд.

— Отставить разговоры! – приказал Гронос, взяв себя в руки. – Ликсовый излучатель. Давай его сюда.

Саркисоида уже положили на пыточный стол и зафиксировали ремнями. Лицо его побледнело и исказилось ужасом, когда до ушей донеслись слова тирана. Он задрожал и заплакал от страха, как ребёнок. Почему ликс? Гронос боялся себе в этом признаться – но он просто не мог больше грубо обращаться с его хрупким телом… После тех видений, после той ночи. А раз, исходя из данных определителя, жизненная простраль саркисоида – эфир… Он знал отличный способ помучить существо с эфирпростралью в поле, не прикасаясь к нему.

— Думал, что я специально активировал тебе поле? – прошипел злодей, наклонившись к заострённому уху своего пленника. – Сейчас ты убедишься, что это не так. И если ты полагал, будто после твоей ночной выходки я пожалею тебя… что ж. И тут ты ошибся.

— Не облучай меня… – срывающимся голосом умолял Луксонт. – Я не выдержу, я слишком слаб…

Орудие пытки уже зияло над ним своим раструбом, направленное когтистой рукой голубого сакрина.

— Ха! – усмехнулся Гронос. – На побег у тебя силёнок хватило.

Саркисоид обречённо сжал зубы и зажмурил глаза.

Оружие, избирательно угнетающее жизненную простраль, было запрещено в Галактике. Но оно как нельзя лучше подходило для пытки. К такому оружию относилось излучение ликса, иначе именуемого «чёрным кристаллом», ингибирующее биогенный эфир. Луксонту никогда не доводилось испытывать на себе подобное, он об этом только едва слышал. «Но ведь с моим телом ничего не будет происходить… Это всего лишь поле… всего лишь поле, – повторял он про себя, пытаясь не сойти с ума. – Но за что-то же его запретили?..» Последняя мысль всё равно пробивалась сквозь этот психологический щит и заставляла сердце колотиться, как бешеное.

— Старт облучения!

Сначала Луксонту показалось, что всё вокруг мелко затряслось. Потом поплыло, словно он вращался на карусели. Одновременно в центре груди и во лбу будто прижгло изнутри раскалённым металлом. Оттуда боль распространилась по всему телу волной. Мышцы саркисоида задёргались, а перед взором всё залило чернотой, так как он закатил глаза. Показалось, что сердце, только что бившееся в утроенном темпе, внезапно остановилось, дыхание превратилось в судорожный хрип… «Я умираю», – возникла вдруг мысль в полностью дезориентированном мозге Луксонта. И леденящий, животный ужас заполнил охваченное болью сознание. Нестерпимо захотелось спасаться, бежать – но Луксонт не знал даже, сможет ли контролировать свои конечности. Захотелось хотя бы сжаться в комок, закрыться руками от смертоносного излучения – но и этого не выходило. Саркисоид забыл, что тело его скованно ремнями, и отчаянно рвался из них, снова и снова. Раздавливая свои нежные ткани в кровь – но не чувствуя этого за болью в каждой из миллионов, миллиардов мельчайших клеток своего тела, излучающих эфирпростраль. «Это иллюзия. Это иллюзия!!!» – кричал его разум в последней попытке зацепиться за жизнь. Но и это являлось… неправдой. Повреждение биополя – не иллюзия, оно реально.

— Не надо!.. Хватит!.. Спасите!..

Окончания слов пропадали. Они вырывались из горла и улетали в небытие. Туда, в ядовито-чёрную бездну, куда бесконечно падало сознание.

Чернота…

Чернота…

Чернота…

Гронос торопливо шагал по коридору, возвращаясь в свою каюту. Он только что приказал унести бессознательное тело Луксонта обратно. И единственной мыслью, на которой зациклился его мозг, было: «саркисоид всё ещё жив, слава Космосу, что он ещё жив». Тиран не получил никакого удовольствия от этой пытки. «Ну почему?! Почему я не могу наслаждаться чужими страданиями, как раньше?! Что в этом проклятом существе так смущает мой разум – да ведь он даже не телепат! Что он со мной делает?! Как?! Он ведь всего лишь моя жертва!..» Он пронёсся мимо стигма, и снова поймал на себе тот же полный удивления взгляд. Побежал мимо сверкающих, точно зеркала, панелей в стенах… и вдруг остановился. Подошёл. Коснулся металлического зеркала рукой. Вгляделся в собственное отражение.

«Это… я?» У него не просто закрылись язвы. Перестали кровоточить. Прекратили гноиться раны. Но и узловатые, чернеющие опухоли под кожей, придающие всему телу привычный горбато-шишковатый вид, зримо уменьшились в размерах. Даже самая крупная опухоль, в области лба, сократилась, несколько изменив лицо. На автомате Гронос поднял к опухоли руку, сдавил её пальцами. Делать это было по-прежнему больно, и мутант поморщился. Но столь очевидные изменения во внешности… Понятно теперь, отчего шарахались слуги. Неужели один только энтельмпозитивный контакт с саркисоидом настолько повлиял на его мутацию? Обратил её вспять?! Разве же подобное возможно?..

Вернувшись в сознание после облучения ликсом, Луксонт ощутил, что практически не чувствует конечностей, и рефлекторно свернулся калачиком на холодном и жёстком полу своей темницы. Только сейчас у него наконец это получилось. Излучатели – во лбу и в груди – по-прежнему страшно горели, и саркисоид плотно прижал к ним запястья. Внутри всё тряслось, колотилось, дрожало… «Нет… Нет…» Как же хотелось спрятаться. Защититься. Просторное помещение пугало Луксонта, и он мечтал о возможности хотя бы завернуться во что-то с головой… Но не имел её. Необыкновенно остро, всем существом он чувствовал свою уязвимость, как будто жизнь его висит на волоске. Будто, если кто-нибудь, всё равно кто, войдёт в комнату и окажется рядом – это его моментально убьёт. «Только не трогайте меня, – трясясь от страха, осознавал саркисоид. – Моё поле… Его почти нет». Слёзы непрестанно катились по его побледневшим щекам.

Потребовалось много времени. По крайней мере, казалось невыносимо долго. Прежде чем он смог наконец успокоиться. Боль сделалась тише, и саркисоиду удалось уснуть. Восстановление биополя происходит главным образом в состоянии сна.

Этой ночью Гронос снова мучился от боли, хотя галлюцинации вроде и не приходили. Он сперва ворочался в постели, а потом поднялся, решив прогуляться по кораблю. Но не успел покинуть каюту, потому что дверь раздвинулась, и на пороге возник…

— Ты опять здесь?!

Точно, он ведь забыл сегодня приказать найти и заделать лазейку в камере саркисоида! Луксонт едва держался на ногах, опираясь о стену. Грудь его так и ходила ходуном, капли пота на бледной коже поблёскивали в свете, падающем из коридора.

— Сейчас… задохнусь… – произнёс он между шумных, судорожных вздохов.

«О нет, только не это опять! Я не нанимался делать ему каждый раз искусственное дыхание!» – подумал Гронос и, сделав грузный шаг в сторону кровати, протянул руку к пульту генератора атмосферы. А потом сел, бросая косые взгляды на саркисоида. Тот вскоре отдышался. Подошёл и сел рядом, подняв взгляд глубоких голубовато-зелёных глаз на мутанта.

— Выглядит лучше, – заключил Луксонт, словно врач, осмотрев поверхность туловища злодея.

— Ты мне не врач! – по привычке грубо процедил тот.

Луксонт ничего больше не говорил. Он приблизился вплотную, наклонив голову к груди мутанта, и тот увидел, что он всё ещё дрожит. Саркисоид начал вылизывать тело Гроноса. Не только грудь и живот, но теперь и конечности, которые тоже были покрыты уродливыми буграми опухолей и кратерами язв. И снова злодей сидел, не шевелясь. Он видел, как тяжело саркисоиду. Но почему? Для чего же тогда он старается? Даже после того, чему подвергся сегодня… Боли почти оставили мутанта, но всё же, не прошли до конца.

— Всё ещё больно? – спросил вдруг Луксонт, остановившись.

Наверное, прочёл по лицу.

— Прости, я потерял много прострали…

«Чёрт возьми, да почему я вдруг чувствую себя виноватым?!» – Гронос лишь опустил голову, заслонив лицо крупной опухолью на лбу. Ещё некоторое время они провели в молчании, и он прикладывал волю к тому, чтобы открыть своё поле по максимуму, чтобы не спровоцировать ни малейшего повреждения для Луксонта… «Родственно ли моё биополе ему? Я никогда не смотрел на себя сквозь простральный сканер… Какого вида моя жизненная простраль? Мне всегда было наплевать на это».

— А тебе – больно?

В этом вопросе, который вдруг слетел с его губ, уже не звучало угрозы. Саркисоид смущённо улыбнулся.

— Да.

Когда он наконец-то ушёл, к счастью, собственным ходом, Гронос сразу улёгся в постель. «Я чуть не извинился перед ним, вот чёрт, я был на волосок от позора!» – признался он сам себе, уже начиная проваливаться в сон.

Войдя наутро в каюту хозяина, чтобы поговорить о маршруте корабля, главный пилот застал Гроноса вешающим длинную шкуру ящера над кроватью.