Заблудившиеся

Глава 7

Рейсовый автобус, ходивший от автовокзала в райцентре до конечной остановки в деревне Шадрино, проделал уже большую часть своего трудного пути. Здесь на широкой асфальтированной трассе водитель выжимал из машины почти шестьдесят километров, и старый автобус, хоть и грохотал своими металлическими суставами на всех выбоинах, бежал легко, почти без натуги.

Вскоре предстояло свернуть с шоссе на грунтовку, и тогда начнется самый неприятный участок пути. Сейчас, в летнюю жару, можно легко проехать и по грунтовке. Но вот зарядят дожди, и каждый рейс в Шадрино и обратно превратит в настоящее мучение. Но слякотная осень придет сюда, в Нижнее Поволжье, еще нескоро. Поэтому можно крутить баранку и ни о чем таком не думать.

Водитель, не отрывая взгляда от дороги, покрутил ручку настройки приемника и продолжил громко насвистывать, перевирая хорошо знакомую мелодию. Он слушал местные новости, свистел, и все не решался обогнать идущий впереди самосвал. Самосвал поднимал за собой шлейф пыли и мелкого песка и портил настроение водителю автобуса. Вцепившись в баранку, он перестал свистеть и сосредоточил внимание на дороге. Наконец автобус так сильно тряхнуло, что водитель, жалея технику, решил отстать от самосвала, чтобы не глотать пыль.

Сайкину, сидевшему у окна справа от водителя, было хорошо видно, как расстояние между их автобусом и самосвалом увеличивается, пыль из-под колес грузовика теперь вдалеке относило ветром в сторону, и задышалось легче. По пути от райцентра до деревни Сайкин хотел подремать, но дорога оказалась слишком ухабистой, а школьников, возвращавшихся из города, переполняли впечатления, и они, ни на минуту не закрывая рты, хором гомонили. Поспать не удалось. Встававший над степью яркий день развеял сонливость, и дорога перестала казаться утомительной. Через мутное стекло он смотрел на однообразную плоскую степь, уходящую к небу, желтоватую выжженную солнцем землю, белое сухое жнивье.

Бедность пейзажа, его горизонтальные линии навевали невыразимую словами скуку, какую может испытать человек только в степи. Автобус накручивал километры, ландшафт все не менялся, Сайкин маялся на жестком неудобном сиденье и ждал конца этого, как ему казалось, бесконечного пути. На его коленях лежала спортивная сумка с вещами, взятыми в дорогу, и папка с несколькими рассказами Пашкова. Томясь от вынужденного безделья в самолете и аэропорту, пыльных автобусах, Сайкин пробовал читать, но не мог сосредоточиться, отгородиться от происходящего вокруг и засовывал папку обратно в сумку. Вот и сейчас читать он не мог, строчки прыгали перед глазами, буквы наскакивали друг на друга, дрожали вместе с автобусом, сливаясь и разбегаясь.

Сайкин, злясь, захлопнул папку и снова уставился в окно, но, не найдя там ничего заслуживающего внимания, спросил сидящую рядом женщину, далеко ли еще до Шадрино. Женщина ответила, что скоро будут на месте. Сайкин обратил внимание на ровный коричневый загар женщины, правильные черты стареющего лица, темные не выцветшие глаза с чистыми белками. Он отвел взгляд и подумал, что в молодости женщина была красавицей, и попытался определить, сколько ей лет, но так и не смог. Прядь волос, выбившаяся из-под застиранного платка, была пегая, почти седая, а зубы, открывшиеся в полуулыбке, молодые. Худое точеное лицо совсем не вязалось с ширококостными, по-мужски сильными руками.

Дорога ушла вправо, и Сайкин увидел высоко поднявшееся солнце, начинало припекать. Он щурился в жарких лучах и думал, что сейчас в Москве моросит холодный дождь, предвестник осени. А в эти края осень опоздает надолго, будет короткой и ненастной, быстро сменится пронзительными сухими ветрами, злым колким снегом. Но это произойдет еще нескоро, пока здесь длится чудесное лето. «Кто бы мог подумать, что можно, оторвавшись от всех срочных дел и вырвавшись из московской слякоти, очутиться здесь?» — спрашивал себя Сайкин.