Заблудившиеся

Глава 14

Ночью сильно похолодало, и с утра вперемешку с дождем вдруг посыпал мокрый снег. Сайкин через окно рабочего кабинета смотрел на мокрый асфальт. Улица, обычно оживленная в утренние часы, пустовала, одинокие прохожие спешили по своим делам, спеша укрыться от непогоды, ускоряли шаг.

Внизу возле представительского «Мерседеса» топтался Юра. Племянник Ларисы, получивший эту работу благодаря счастливому для него стечению обстоятельств, оказался человеком на своем месте. Парень аккуратный, вежливый, больше помалкивает, а не болтает попусту. Сайкин видел, как Юра снял с машины дворники и заторопился под крышу, в офис.

За короткое время работы у Сайкина Юра превратился в щеголеватого парня и напоминал преуспевающего коммерсанта. Сегодня на представительской машине он привез из дома в офис Сайкина Ивана Трофимовича Плетнева. Этому незапланированному визиту предшествовал телефонный разговор накануне.

Позвонив, Плетнев только сказал, что есть повод срочно встретиться. Его напряженный голос не понравился Сайкину. «Насколько срочно?» — спросил Сайкин. «Чем скорее, тем лучше. — Плетнев задышал в телефонную трубку. — Для вас лучше. Для вас и для меня». Сайкин насторожился. Отложив все срочные дела, он ждал Плетнева, с раннего утра послав за ним машину. «На этого человека, как я понял, нужно произвести особо выгодное впечатление?» — спросил Юра, отправляясь на другой конец города. «Ни на лимузин, ни на твой новый пиджак этот мужик внимания не обратит, — ответил Сайкин. — Он тертый перетертый. А сейчас занят важным делом: решает, что делать со своими деньгами».

Снег все падал и таял на еще теплой земле. Уродливые, с обрезанными ветвями тополя, мокрые автомобили, редкие пешеходы, дома со знакомыми серыми фасадами. Скоро зима. Повернувшись спиной к окну, он присел на подоконник.

Плетнев в мешковатом плохо глаженом костюме сидел, расставив ноги, в глубоком кресле за журнальным столиком. На его широком немодном галстуке в сером свете дня отчетливо угадывались жирные пятна. На плечи пиджака налетела перхоть. Отпив принесенный секретарем кофе, он почесал затылок и, не торопясь начать тяжелый разговор, заткнул рот сигаретой.

Отойдя от окна, Сайкин опустился в кресло рядом с Плетневым, по опыту зная, что доверительный неофициальный разговор лучше начинать в креслах, а не за столом. Вытянув ноги, он потянулся к сигаретнице, но она оказалась пустой, и Сайкин подумал, что старая его секретарша давно заслужила пенсию, а не высокий оклад, если забывает элементарные вещи.

Сайкин очень торопился, но показывать свое нетерпение при Плетневе не хотелось. Он отыскал в кармане пачку сигарет и прикурил от большой настольной зажигалки, врезанной в гладкий кусок малахита. Плетнев откашлялся, собираясь начать, и Сайкин понял, наводящие вопросы, вертевшиеся на языке, уже не потребуются.

— Я знаю, у вас неприятности. — Плетнев глядел в сторону. — Собственно, неприятности — не то слово. У вас большая беда.

— Да, к сожалению, все мы смертны, — Сайкин глубоко затянулся. — Смерть — это всегда беда. А когда умирают самые лучшие, самые верные люди — беда вдвойне. Федоров был именно таким человеком. Это настоящая потеря, боюсь, невосполнимая.

— Что говорить, толковый был мужик, очень толковый. — Плетнев выглядел печальным. — Дети остались?

— Нет, детей у него не было. — Сайкин стряхнул пепел. — Не завел он ни ребенка, ни собаки…

— Надеюсь, умереть ему не помогли?

— Что вы имеете в виду? — Сайкин в упор посмотрел на Плетнева. — А, в больнице… Нет, я нанял людей, его охраняли день и ночь. Ему облегчили мучения. Насколько это возможно.

— Я был лучшего мнения о столичных врачах. — Плетнев нахмурился.

— Врачи всего лишь люди, а не волшебники, — ответил Сайкин. — Они сделали все, что могли. Могут, правда, не все. У него был разрыв передней стенки живота, толстой кишки, возник гнойный перитонит.

— Понимаю, — кивнул головой Плетнев. — Как говорится, примите мои соболезнования.

Он прокашлялся, и Сайкин решил, что этот немолодой уже серьезный человек пришел сюда с утра вовсе не соболезнования выражать и не разыгрывать из себя скорбящую Божью матерь.

— Эта смерть должна нас чему-то научить, — Плетнев раздавил окурок в пепельнице. — Меня, во всяком случае, уже научила. Не хочется выглядеть перед вами трусом… Но вы должны меня правильно понять. Мой старший сын учится в Америке. Мечтаю и дочь послать учиться за границу. Если не я, кто поможет им встать на ноги? В общем, в этой жизни у меня есть кое-какие обязательства. И я хочу их выполнить.

— Что конкретно вы хотите сказать, без околичностей? — Сайкин уже понял, куда клонит Плетнев.

— Просто мне не хочется в одно прекрасное утро проснуться с отрезанными яйцами. Совсем не хочется. Я вложил кое-какие деньги в ваше предприятие. Пусть не очень большие, но это деньги. Просить их обратно было бы мальчишеством. Сочтемся. Но от дальнейшего финансирования строительства отказываюсь. Как говорится, выхожу из игры.

— Почему, не понимаю? — Сайкин тянул время, прикидывая, как строить разговор дальше. — Решительно не понимаю, почему в такой момент, когда дело уже к концу, вы все бросаете.

— Я уже объяснил, почему, — большой мужицкой пятерней Плетнев почесал затылок. — У меня есть дети, и я хочу дожить до того времени, когда они встанут на ноги. А в компании с вами, чувствуется, я до этого времени не доживу.

— Вас что, припугнули? — спросил Сайкин.

Только сейчас он обратил внимание, каким усталым выглядит Плетнев. Синяки под глазами, серая, словно немытая, кожа лица. Видно, ночь-другую не сомкнул глаз.

— Припугнули? — Плетнев обнажил в ухмылке желтоватые, порченные табаком зубы. — Я всегда прислушиваюсь к собеседнику, если его аргументы убедительны. Самым убедительным аргументом для меня стала смерть Федорова. Если бы он выжил, скорее всего, я бы поколебался, подумал и остался с вами. Но смерть есть смерть. Пока был жив Федоров, я колебался. Три дня назад все сомнения кончились.

— Так вас все-таки припугнули? — еще раз спросил Сайкин.

— Не припугнули, а просто кое-что объяснили на пальцах. — Плетнев тяжело вздохнул, взял со стола чашку и сделал маленький глоток уже холодного кофе. — Сперва, еще до происшествия с Федоровым, мне позвонил какой-то гнусавый мужик и сказал, что я ввязался не в свое дело и лучше дать задний ход. Пока не поздно. Я ответил, что не привык разговаривать с незнакомыми людьми, и положил трубку. Позже были и другие звонки похожего содержания. Меня это не особенно волновало. Я не до конца верил в реальность опасности. И вообще, когда занимаешься серьезным делом, без недоброжелателей, без всякой грязи не обойтись. У себя на родине я тоже этого нахлебался. Но в Москве этой грязи слишком много.

— Так чего вы испугались? — спросил Сайкин нетерпеливо.