Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

Партизанская война

Для того чтобы подготовить все к возвращению императорской армии, Огава разработал для своей партизанской войны новую тактику. Он поставил перед собой задачу расширить территорию, которую они с Касима контролировали, и заставить местных жителей держаться от нее подальше.

В начале сухого сезона Огава и Касима поджигали только что собранный крестьянами рис. Это происходило обычно в начале октября, когда Огава и Касима разбирали свое временное пристанище, в котором они спасались от дождей, и перебирались в горы.

Крестьяне укладывали собранный рис на солому, чтобы он не портился. Вечерами японцы одним-двумя выстрелами отгоняли крестьян, обливали валки риса коровьим маслом и поджигали.

Японцы надеялись, что разведывательная служба императорской армии обратит внимание на эти костры и поймет, что отряд Огава действует и готов к приему десантных частей.

Им не хватало спичек, они реквизировала их у крестьян и тратили бережно — только для проведения таких вот боевых операций. Для собственных нужд обходились двумя палочками бамбука, которые надо было сильно тереть одна о другую, или брали немного пороха из негодных патронов. Спички хранили в закупоренных бутылках и следили за тем, чтобы они не отсырели.

Заметив японцев, крестьяне звонили в полицию, и у Огава с Касима было совсем немного времени, чтобы поджечь рис, забрать припасы, брошенные крестьянами, и убежать в горы.

Когда они были в горах, Касима часто кричал, обращаясь к крестьянам, которые не могли его слышать.

— Думаете, вы там, внизу, в безопасности, потому что нас только двое? Только суньтесь сюда — и вы жестоко поплатитесь за свою наглость!

Естественно, нельзя было поджигать собранный урожай всегда в одно и то же время. Японцы понимали, что крестьяне рано или поздно дадут им отпор. Поэтому Огава варьировал месяцы налетов, благо урожай на острове созревал дважды в год, так что у них был выбор. Он хотел запугать крестьян. Жители острова никогда не должны были ощущать себя в безопасности.

Восемнадцать лет, которые Касима и Огава провели вдвоем, были самыми активными в смысле ведения партизанской войны. Они оказались абсолютными единомышленниками и стали друг другу ближе, чем родные братья. Иногда они понимали друг друга без слов.

Когда им случалось обнаружить очень спелые бананы, успешно уйти от преследования или доставить врагу какую-то особую неприятность, они, не сговариваясь, повторяли:

— Если бы только Симидзу был с нами!

В какой-то момент они решили, что должны собирать информацию и среди крестьян. Пойти туда, где было бы много людей, конечно, опасно, но захватить одного из крестьян и допросить его — это показалось им хорошей идеей.

Они забрались в одинокий крестьянский двор неподалеку от джунглей, но там никого не было.

Вдруг Касима прошептал:

— Кто-то идет!

Со стороны океана приближался мужчина лет сорока. Японцы спрятались в траве. Когда человек приблизился, Огава выпрыгнул из высокой травы и ткнул его дулом винтовки в грудь. Человек издал изумленный крик и немедленно поднял руки вверх.

Касима по-английски велел ему сесть. Тот начал что-то говорить на местном наречии. Огава велел ему заткнуться.

— Надо было учить нормальный язык! — с раздражением прикрикнул на него Огава.

Во время японской оккупации употребление английского языка на Филиппинах было запрещено. Государственным языком стал японский.

Но тот продолжал говорить на какой-то странной смеси языков, пока не сумел объяснить японцам, что у него здесь стадо коров, которое охраняет собака, и что за ней он и вернулся.

— Я не американский шпион! Пожалуйста, не убивайте меня.

На груди у него висела старинная монета — антинг-антинг, амулет, приносящий удачу и делающий человека неуязвимым для пули и ножа.

Японцы отвели его в горы, где долго допрашивали; их интересовали условия жизни на острове. Он рассказал все, что знал, перечислил цены на рис, спиртное и сигареты. Отвечая на вопросы, он все время трясся от страха. Допросив, японцы его отпустили.

В конце 1965 года они обзавелись транзисторным приемником.

Несколько крестьян обрабатывали землю довольно далеко от деревни. Японцы внимательно за ними наблюдали. Среди крестьян был один достаточно крупный и высокий человек, который, поработав минут тридцать, вдруг взял ружье и пошел в горы.

— Куда это он? — удивился Касима.

— Похоже, он работает на армию или полицию, — предположил Огава.

Они решили последить за ним, но заметили, что к человеку с охотничьим ружьем присоединились еще трое. Касима и Огава несколько раз выстрелили в них — те поспешно ретировались: двое в одну сторону, двое в другую.

Довольные произведенным эффектом Огава и Касима вошли в брошенную крестьянами хижину, где, на свою удачу, обнаружили не только транзисторный приемник, но и несколько пар носков, рубашек и брюк. Носки были нейлоновые, явно дорогие и, следовательно, недоступные обычным крестьянам. Это подкрепило уверенность Огава и Касима в том, что вещи принадлежат замаскированным полицейским или военным. Огава и Касима с чистой совестью реквизировали захваченное добро и исчезли в джунглях.

Приемник был японского производства — компании «Тосиба» с новыми батарейками внутри и четырьмя запасными. Они опробовали приемник в ночь с 27 на 28 декабря. Это была первая информация об окружающем мире, полученная ими с тех пор, как в 1959 году им оставили кучу японских газет.

Они старались пореже включать радио — берегли батарейки. Сначала они довольствовались передачами на японском языке из Пекина, потом, когда им удалось еще разжиться батарейками, стали слушать программы японской государственной радиокомпании Эн-эйч-кэй, передачи на японском языке из Австралии и даже Би-би-си.

Батарейки они забирали из ручных фонариков, с которыми ходили местные жители. Крестьяне иногда работали допоздна и брали с собой в поле фонарики.

Японцы действовали по отработанной схеме: несколько выстрелов — крестьяне разбегаются, а Огава и Касима беспрепятственно забирают фонарики. Батарейки были большие и не влезали в приемник, но японцы научились их подсоединять.

В сезон дождей они делали антенну из украденной у крестьян колючей проволоки и забрасывали ее на дерево.

По-прежнему они очень критически относились к тому, что слышали по радио. Огава и Касима продолжали исходить из того, что идет война, и скорее всего они слушают не прямые передачи, а специальные пропагандистские программы, подготовленные подразделениями американской армии, занимающимися психологической войной. Конечно же, из этих передач выброшено все, что может показать реальное положение вещей, полагали Огава и Касима.

Они считали, что на Филиппинах полно людей, которые понимают по-японски, и американцы стараются воздействовать на них с помощью радиопередач, которые выдают за японские, а на самом деле готовят сами.

Однажды Касима великодушно заметил:

— Американцы все-таки здорово все это делают, правда?

Огава согласился с ним.

— Да, радиопропаганда — тонкая штука. Один прокол — и вся работа насмарку. Я их уважаю, должно быть, у них полно толковых специалистов.

Касима и Огава не доверяли только военным и политическим передачам. Остальные новости считали подлинными. Они с восторгом узнали об успехе токийской Олимпиады, о сверхскоростной железнодорожной линии — «Синкансэн», первая ветка которой соединила Токио и Осаку.

Огава размышлял о том, что спорт действительно не знает границ, что соревнования такого рода могут происходить даже во время войны. А по поводу железной дороги он вспомнил, что еще перед войной слышал о плане пустить между Токио и Симоносэки суперэкспресс.

В тот год, когда они обзавелись приемником, в начале сезона дождей Касима поранил себе ногу. Они только что пристрелили корову, перетаскивали мясо к себе в хижину, и Касима напоролся на острый шип. Огава не знал, что это за растение, не ядовитое ли оно, и на всякий случай выпустил побольше крови и только потом перебинтовал ногу.

Должно быть, Касима было безумно больно.

На следующий день нога распухла, потом опухоль стала уменьшаться, но когда они решили сходить за спрятанными в тайнике запасными батарейками, нога у Касима буквально подломилась, и стало ясно, что ходить он сможет нескоро.

Огава пришлось самому поставить хижину, поскольку приближался сезон дождей. Он справился с этим, время от времени отвлекаясь, чтобы сделать Касима холодный компресс и помассировать ему ногу, дабы нормализовать кровообращение.

Весь сезон дождей Касима провел в постели. Они в основном слушали радио, и Касима объяснял Огава правила конных бегов. Им это так понравилось, что они даже устроили нечто вроде тотализатора и делали ставки, развлекая друг друга. Правда, часто из-за сильных гроз они не могли услышать имя победителя, но не очень сокрушались по этому поводу.

Они слушали и старую музыку. Огава пришел к выводу, что у новых певцов слабые голоса, и они вынуждены держать микрофон слишком близко ко рту. Огава предпочитал певцов старшего поколения, например Норико Авая, которая пела еще до войны. Ее пение напомнило ему старую пластинку с записями русского певца Федора Шаляпина. Ему нравилась русская музыка.

Одной из самых любимых программ для них стало большое шоу накануне Нового года, когда, сменяя друг друга, выступали все популярные артисты. Трехчасовое шоу передавалось на коротких волнах, но они могли позволить себе прослушать только часть концерта, чтобы не садились драгоценные батарейки.

Они делали звук очень тихим, и им приходилось буквально приникать к приемнику. В конце концов они решили, что батарейки и здоровье важнее скачек и музыкальных щоу. На какое-то время они практически совсем забросили радио.

Японский язык чрезвычайно изощрен в степенях вежливости; существует множество вариантов обращения друг к другу в зависимости от уровня взаимоотношений. Разумеется, в армии это подразумевало довольно грубое обращение к нижестоящему и в высшей степени почтительное — к вышестоящему.

В императорской армии офицеры и унтер-офицеры в разговоре с солдатами пользовались местоимениями «кисама» и «о-маэ» — «ты». Оба звучат достаточно грубо, и Огава не хотелось так обращаться к Касима. Они нашли неожиданный выход: стали использовать некоторые слова из местного наречия, в котором личные местоимения звучали мягко и доброжелательно.

Огава старался избегать всего, что могло бы раздражать Касима. И все же время от времени они сталкивались из-за самых простых вещей.

Рыбачий поселок располагался на восточной оконечности острова, возле неглубокого залива. Дороги залили асфальтом, так что поселок превратился в культурный центр. Время от времени японцы наведывались туда, чтобы пополнить запасы.

В конце декабря они заметили, что в поселке исчезло здание начальной школы.

— Смотри, — озадаченно произнес Огава, — было три здания, осталось только два.

Поскольку в их задачу входило следить за всем, что происходило на острове, то они решили разузнать, что там произошло. После захода солнца они спустились с горы и, прячась в тени деревьев, подобрались к месту, где раньше была школа.