Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

«Хризантема» пока не расцвела

Громко хлопнув дверцей машины, Рёити Такаса быстрыми широкими шагами направился к дому Митико. Машину он, как обычно, оставил на стоянке возле универмага «Даймару». Платная стоянка была и под домом Митико, но ее соседям незачем видеть машину и знать, сколько времени ее владелец проводит в этой новой шестнадцатиэтажной башне. Пройдя несколько шагов, он вдруг почувствовал внезапный, но острый, как укол в сердце, испуг, дрогнуло внутри что-то — точно так же он чувствовал себя, когда тридцать лет назад впервые прыгнул с парашютом. Документы! Куда он дел папку с документами? Мгновение он был в состоянии, близком к обмороку, но тут же ощутил липкими от страха пальцами бугристую кожу темно-коричневой на молнии папки, которую он все это время судорожно сжимал. «Тьфу, дьявол! — Такаса не мог сдержать внезапно нахлынувшего раздражения. — Нервы сдают».

Поднимаясь в лифте, он еще раз выругал себя. Все-таки не пристало так волноваться, тем более что до цели остались считанные дни. Мысли о цели Такаса гнал из суеверия.

Дверь не заперта.

— Здравствуйте, Такаса-сан.

Митико согнулась в поклоне. Ее нежный, музыкальный голос ласкал слух. А улыбающееся лицо девушки с соблазнительно припухлыми губами до сих пор волновало его. Он любил Митико. Правда, никогда не выказывал своих чувств.

— Я тебя давно не видел, — буркнул Такаса, снимая обувь.

— Ванна уже приготовлена.

Это был давно сложившийся ритуал: приезжая к Митико, он первым делом отправлялся в ванную. Горячая вода снимала напряжение, отдаляла тревоги, и на пару часов Такаса становился другим человеком — мягким и спокойным.

Он отдал Митико пиджак, развязал галстук и замер в нерешительности: «Как же документы? Не взять ли папку с собой?» Но близость вожделенной ванны и того, что последует за ней, действовали расслабляюще. Не станет же Митико открывать папку. Трудно найти человека, которого бы меньше интересовали вопросы политики.

— Отнеси папку в спальню. — Он ласково погладил девушку по плечу. — Поосторожнее с ней.

Слегка улыбаясь, Такаса прикрыл за собой дверь.

Через полчаса, накинув кимоно и приглаживая коротко остриженные волосы, Такаса вышел из ванной. Лицо его раскраснелось, глаза блестели. Неслышно ступая, он прошел через полутемную гостиную, где матово светился экран телевизора.

Эту квартиру он снял для Митико год назад, когда они только познакомились. Расположенная в прекрасном районе, она стоила недешево, зато дом стоял на малонаселенной улице, где вечерами становилось совсем безлюдно. А он сюда приезжал обычно поздно. И сразу забывал в обществе Митико о своих тревогах. Правда, в последние два месяца ему почти не удавалось вырваться к ней. Но сегодня, с той минуты, как папка оказалась у него в руках, он думал только о том, чтобы забраться сюда, как в берлогу. Он считал: здесь безопаснее всего. О квартире Митико не знал никто, даже самые близкие ему люди. Такаса собирался провести тут ночь, а утром отправиться прямо в аэропорт.

Из спальни доносились приглушенные звуки музыки. Митико обожала эстрадные песенки. Легким движением он отодвинул бесшумно скользнувшую дверь и вошел в спальню.

Комура уже разделся, но не ложился. Подошел к телевизору и прибавил звук — вот уже три недели подряд выпуски последних известий смотрела вся Япония. Каждый день приносил ошеломляющие новости.

— Премьер-министр Каваками выступил сегодня перед журналистами, — начал читать сводку диктор.

На экране появился худой маленький человек в больших очках. Заглядывая в текст, он громко и эмоционально внушал телезрителям:

— Я постараюсь не оставить у народа Японии никаких сомнений. Мне не хочется, чтобы представление о нашей стране ухудшилось, и поэтому я как можно тщательнее соберу сведения и проведу расследование. Прокуратура полна решимости выяснить истинные обстоятельства скандала, чтобы восстановить доверие общественности к правительству. Я предложил министру иностранных дел запросить государственный департамент США о возможности присылки всех необходимых материалов, но подкомиссии американского сената понадобится еще два или три месяца для составления протоколов расследования, связанного с фирмой «Джонсон эйркрафт корпорейшн».

— Отвечая на вопросы журналистов, — продолжал диктор, — премьер-министр твердо заявил: он не распустит нижнюю палату парламента до осени, чтобы дать консервативной партии возможность оправиться после скандала. Деловые круги выразили беспокойство по поводу возможных трудностей в экономике из-за истории с компанией «Джонсон».

Телекамера показала старика с полуприкрытыми глазами. Руководитель могущественного объединения японских промышленников тихим голосом объяснял телезрителям, что внезапно разгоревшийся скандал, конечно, ужасен, но, с другой стороны, следует понять, что шум вокруг него подорвет доверие к Японии, а это, в свою очередь, отрицательно скажется на положении в экономике и в конечном счете на жизненном уровне японцев.

По голубому экрану бежали строчки: многочисленные иностранные названия, внедрявшиеся в обиход, плохо воспринимались на слух и на всякий случай дублировались текстом.

— В заключение краткий обзор новостей. — Диктор на секунду замолчал. — Только что мы получили важное известие: из тюрьмы Кунасиро бежал один из руководителей левацкой террористической группы «Боевое знамя» Юкио Кога. Полиция ведет розыск…

Комура выключил телевизор. Дальнейшее его не интересовало. Потушил сигарету и нехотя лег под одеяло. Жена давно спала, а ему, похоже, предстояла бессонная ночь.

Перед сном Хироси Касаи всегда выходил в сад посмотреть на рыбок. Слуга включил продуманно расположенное освещение, и в элегантном бассейне рождалось волшебное свечение — всеми цветам радуги переливались экзотического вида карпы. Касаи мог часами рассматривать редких рыбок. Об этом его увлечении знали многие. Еще бы, хобби стоило Касаи добрых четыре миллиона долларов. Журналисты не забывали упомянуть об этой детали. Но его любовь к карпам объясняли неправильно. Все считали, что он поклоняется им, поскольку карп — традиционный для Японии символ мужества и решительности (карп — рыба, идущая против течения). Никто не знал истинной причины того, почему Хироси Касаи, став премьер-министром, первым делом выстроил этот бассейн.

Давным-давно, когда Хироси был маленьким, его отец, бедствовавший крестьянин, решил заняться разведением рыб. На покупку нескольких сот Карпов ушли не только все сбережения семьи, но и деньги, взятые в долг у соседей. Отец уехал в город за рыбками, и, ожидая его, мальчик целыми днями торчал на дороге. День возвращения главы семьи был праздником для Хироси, который чувствовал, что рыбки — последняя надежда отца… Но когда через несколько дней, проснувшись раньше других, Хироси первым делом побежал посмотреть на рыбок, он увидел, что карпы, купленные отцом, плавают вверх брюхом.

От этого удара Касаи-старший так никогда и не оправился. Что-то надломилось и в мальчике, хотя он с детства отличался упорством и настойчивостью, умением добиваться своего. Хироси не было и трех лет, когда дифтерия едва не унесла его в могилу. Он выжил, но после болезни стал сильно заикаться. Дети издевались над ним, он никому не спускал этого и бесстрашно лез в драку со старшими, более сильными мальчиками. Он часто убегал из деревни туда, где его никто не мог видеть, и часами упражнялся, стараясь спокойно выговаривать слова, и в конце концов преодолел свой недостаток.

После смерти отца Хироси замкнулся, как-то сразу повзрослел, стал жестче, а вскоре покинул деревню, уехал в Токио. Он всегда верил в свою звезду и хотел отомстить судьбе за все, что выпало на долю отца. Карпы стали для него символом достигнутой цели. И чтобы постоянно помнить о возможности исполнения желаний, он каждый вечер выходил на несколько минут полюбоваться своими рыбами.

Бесшумно скользнула ведущая в спальню дверь, и Такаса вошел.

— Вы?!

Яркий свет большой люстры заставил его на секунду зажмуриться. Митико никогда не включала верхнего света, им хватало и стоящего на полу матового шара. Он хотел было пошутить насчет устроенной ею иллюминации, но от внезапного вскрика Митико вздрогнул.

Удивленно он смотрел на Митико, которая застыла над туалетным столиком, судорожно сжав в руках какие-то бумаги.

— Чего ты испугалась?

Недоуменно улыбаясь, Такаса шагнул к столу.

И только тут увидел, какие бумаги рассматривала Митико. На столе лежала распотрошенная драгоценная папка. Его вдруг поразили глаза девушки: в них было такое отчаяние и вместе с тем покорность, что на секунду ему стало не по себе. Он помотал головой — происходящее не укладывалось в сознании. Внезапно понял — произошло непоправимое: на карту поставлены судьбы сотен людей, самой Японии, о содержании документов знали лишь трое, не считая его самого. Теперь все стало известно постороннему. Такаса всегда отличала точность и быстрота логических умозаключений. Он понял, что должен сделать. Резко шагнул к Митико, железными пальцами сжал ее шею. Девушка не пыталась сопротивляться. Только, задыхаясь, шепнула:

— Вы…

Легкое, почти невесомое тело задергалось. Убедившись, что Митико мертва, Такаса разжал пальцы. Труп, как при замедленной съемке, осел, кимоно распахнулось, обнажив стройное девичье тело. Прежде оно его так волновало… Сейчас он не чувствовал ни раскаяния ни сожаления. Он сумел сохранить доверенную ему тайну.

Такаса нагнулся, вырвал из безжизненной руки Митико документы, аккуратно вложил в папку.

«Родственников у нее нет. Во всяком случае, я ничего о них не слышал. Гостей здесь не бывает. Значит, тело обнаружат не скоро. Это первое. О ее связи со мной никто не знает. Но на всякий случай дело следует представить так, будто произошло ограбление».

Такаса подошел к небольшому шкафчику, где Митико хранила наиболее ценные вещи. Выгреб на пол все, что там было, выбрал из кучи небольшую коробочку и сунул в карман пиджака, который Митико принесла сюда из прихожей. Внимательно оглядел комнату и стал выдвигать ящички туалетного столика, из маленькой сумочки достал тонкую пачку иен. «Все?» Он выключил свет и хотел выйти из спальни… «Музыка!» В комнате по-прежнему звучала приглушенная мелодия. Пела Румико Коянаги.

«Меня нельзя полюбить», — Сказал ты в момент расставания И, скрывая слезы, Вскочил в вагон.

Когда уходит любовь, что остается? Мечты, твои мечты…

Звук лился из искусно замаскированных колонок, и, непривычный к этого рода технике, Такаса не сразу нашел глазами магнитофон, неуверенно начал поочередно нажимать кнопки. Песня прервалась.

Первым желанием Такаса было уйти из квартиры. Но куда? Домой? Дома считают, что он уже улетел. Придется ждать.

Недаром про Такаса говорили, что он человек со стальными нервами. Откинувшись в неудобном кресле на кухне, прижавшись затылком к приятно холодящей стене, он невидящим взором смотрел прямо перед собой. Не курил, не слушал радио, не включал телевизор, хотя программа продолжалась до поздней ночи, не выпил даже сакэ, подогретого к его приходу. Он вообще не думал о том, что произошло здесь несколько минут назад. Ровно в шесть встал, оделся; в прихожей сорвал с вешалки плащ Митико и опрокинул стул. Не защелкивая замка — скорее поверят в случайное ограбление, ведь у преступника ключей быть не может, — он плотно прикрыл дверь и спустился вниз. Улица была пуста. Он дошел до перекрестка, свернул налево и на мгновение замер у витрины универмага, проверяя, нет ли слежки. И только после этого решил подойти к машине.