Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание

Смерть ефрейтора Симидзу

Симидзу и Касима, обращаясь к Огава, всегда называли его «лейтенант» или «командир».

Огава был старшим по званию. Но он понимал, что не может всегда уповать на силу приказа. Немыслимо было и сохранить на острове привычную для императорской армии железную дисциплину.

Все трое были на равных, слово каждого при обсуждении планов имело одинаковый вес. Они несли равную ношу и в хозяйственных делах, охотились и готовили по очереди.

Свой офицерский меч лейтенант закопал под деревом. Теперь они были одинаково вооружены винтовками. Все трое были здоровы, ловки и вполне годились для разведывательно-диверсионной службы.

Каждый держал в голове «продовольственный план острова». Они всегда знали, где в данный момент можно найти зрелые бананы, а где подстрелить корову. Но иногда ожидания не оправдывались, и тогда голод и разочарование выводили японцев из себя.

— Пойдем дальше, — обычно говорил Симидзу. — Поищем в другом месте.

— Нет, давай пробудем здесь еще денек, — тут же возражал Касима.

— Не говори глупостей! Что мы здесь будем делать? — взрывался Симидзу.

— Кто ты такой, чтобы разговаривать со мной в подобном тоне? — вспыхивал Касима.

Иногда разговор перерастал в драку. Обычно Огава их разнимал. Но иногда лейтенант спокойно садился на траву и наблюдал за своими подчиненными. Он решил, что небольшая потасовка — лучший способ поддерживать себя в хорошей форме.

Долгое время ни Касима ни Симидзу не смели поднять руку на офицера. Но однажды Огава сам начал драку. Они схватились с Симидзу, который сказал что-то хорошее об Акаги. Огава ударил ефрейтора первым, и, сцепившись, они покатились с горы. На их отношениях эта схватка никак не сказалась.

Когда они спускались к подножию гор, то часто находили, использованную бумагу и старую одежду, которую рвали на тряпки и применяли для чистки оружия.

Японцы обратили внимание на то, что рубщики леса теперь часто оставляли недоеденный рис в мисках. Это означало, что уровень жизни на острове повысился.

Японцы были удивлены. Они привыкли к полнейшей нищете филиппинцев. Филиппинцы всегда предпочитали жить в бедности и праздности и не перерабатывали. Не зря же они придумали себе пословицу: «Свинью жарят в ее собственном жиру».

Однажды ночью, когда дежурил Симидзу, он среди ночи растолкал лейтенанта.

— Пойдемте со мной.

Они стали подниматься на небольшой холм. Когда добрались до вершины, Огава замер. В деревне горели электрические лампочки! Электрический свет на острове Огава видел в первый раз. Касима поднялся вслед за ними. Втроем они сели на землю и, как зачарованные, смотрели на залитую светом деревню.

— Где, интересно, они раздобыли генераторы? — произнес словно про себя Касима.

— Взорвем? — деловито предложил Симидзу.

— Не стоит пока. Пусть насладятся. У них ведь никогда не было электричества, — мрачно заметил Огава.

Он настолько отвык от электрического света, что залитая светом нищая, заброшенная деревня показалась ему каким-то другим миром.

Суда, которые заходили на остров, тоже изменились. Сначала это были небольшие деревянные суденышки. Они постепенно уступали место все более современным судам, и, наконец, в какой-то момент мимо острова стали проходить большие океанские лайнеры.

На палубе обыкновенно звучала музыка. Чаще всего исполнялись филиппинские песенки, но иногда звучали и японские мелодии. Звуки музыки долетали до джунглей, где прятались трое солдат.

В дождливый сезон японцев больше никто не беспокоил. Ни филиппинские солдаты, ни крестьяне, которые заготавливали лес только в сухой сезон, не проявляли к ним интереса.

Японцы строили небольшое укрытие с крышей из пальмовых листьев и иногда целыми днями не выходили из укрытия. Они настолько сжились с тропическим лесом, что легко распознавали пение птиц. Каждый звук в лесу был знаком японцам. О приближении людей они узнавали задолго до того, как те оказывались в пределах видимости.

В дождливый сезон постоянное напряжение отпускало их, и они часами разговаривали о Японии, вспоминали довоенную жизнь. Вскоре они уже все знали друг о друге.

Однажды Симидзу тихо произнес:

— Хотел бы я знать, девочка или мальчик?

Когда он уходил в армию, его жена ждала второго ребенка. Старшей девочке следовало в этом году пойти в школу. О детях Симидзу старался не говорить. Он предпочитал рассказывать о танцевальном празднике у них в деревне. Когда он заговаривал об этом, его лицо светлело. Однажды он даже затянул песню:

Кто же не танцует в этот прекрасный вечер?

Только старый каменный Будда и я.

Симидзу рассказывал о деревянной сцене, которую они строили специально для праздника, о танцах, когда парни и девушки кружились под звуки барабанов.

— Вы-то уж, конечно, потанцевали на таких фестивалях, — обратился он однажды к Огава.

Лейтенант покачал головой. Он никогда не участвовал в таких праздниках. В деревне, где жил Касима, тоже не устраивали танцев. Так что им обе им оставалось только слушать рассказы Симидзу.

Симидзу прослужил на Филиппинах всю войну. Он высадился здесь с первыми атакующими частями и был рад, что попал именно сюда, потому что на острове жила его старшая сестра с двумя детьми.

Она переехала к мужу на Филиппины незадолго до войны, когда отношения между Манилой и Токио были еще вполне приличными. Но они быстро испортились, отражая соперничество между США и Японией. Это был 1941 год. Японцы перестали чувствовать себя в безопасности. В какой-то момент ассоциация японских граждан приказала всем собрать медикаменты и запастись едой — на случай войны.

Все они были уверены, что, если начнется война, императорская армия немедленно придет к ним на помощь. В победе японской армии сомнений не было.

Война началась неожиданно. В Токио было уже восьмое декабря, а в Соединенных Штатах еще седьмое. В три часа дня в дом сестры Симидзу прибежал знакомый из представительства японской фирмы «Ота» и, с трудом переводя дыхание, сообщил: император объявил войну Америке, Англии и Голландии, и всем японцам на Филиппинах следует до прихода императорской армии перебраться в безопасное место.

Сестра Симидзу и ее муж быстро собрали вещи и деньги. Они рассчитались с прислугой и крестьянами, которые обрабатывали плантацию, разрешив им остаться в доме и пользоваться едой и топливом, но предупредили, что японская армия скоро будет здесь, и если с их имуществом что-то произойдет, виновные поплатятся.

Но попасть на место встречи семье не удалось. Их остановили филиппинские солдаты, которые ехали на грузовике, и приказали ехать вместе с ними. Через два часа в полной темноте их высадили у небольшого здания, где располагалась японская школа, и тщательно обыскали. У сестры Симидзу забрали дорогое кольцо. Зато ее муж умудрился спрятать деньги в ботинке так, что их не нашли.

Школа была полна японцев. На ночь все расположились в спортивном зале. На следующий день мужчин отделили от женщин и детей и увезли в неизвестном направлении.

Женщин и детей держали взаперти больше десяти дней. В комнате было тесно и душно. Утром и вечером давали немного соевых бобов. Дети быстро слабели, некоторые из них, заразившись чем-то, заболели, трое умерли. Филиппинские солдаты забрали трупы и выбросили их в море.

20 декабря днем японцы услышали странные звуки, доносившиеся со стороны моря. Это стрелял японский авианосец, заходивший в залив. Когда вечером сестра Симидзу вышла из школы, чтобы постирать детские вещи, она увидела огромное количество самолетов с красным кругом на крыльях — это были японские самолеты.

Всех японцев тут же загнали в школу и больше не выпускали. Окна и двери закрыли, им запретили даже выходить в туалет. Дети плакали и кричали. Дышать было нечем. Наконец они решились распахнуть окно и увидели солдат с угрожающе поднятыми винтовками. Окно пришлось закрыть.

Они слышали звуки воздушного боя, который шел над их головами, и разрывы снарядов — это была артподготовка перед высадкой японцев. Крыша звенела от падавших на нее осколков и пуль.

Когда японцы почувствовали, что совершенно задыхаются, они вновь распахнули окно и увидели, что их стражи куда-то исчезли. Все бросились к канистре с водой. Они ничего не ели и не пили с прошлой ночи.

Вечером они услышали звуки пулеметной стрельбы и поняли, что императорская армия приближается. Они не знали, что делать, но тут появились несколько мужчин, которых, оказывается, держали поблизости. Все пошли пешком назад, в свой поселок. По дороге, когда они проходили мимо филиппинских деревень, их несколько раз обстреляли.

Один за другим возвращались японские мужчины. Сестра Симидзу дождалась своего мужа только на следующее утро. Он рассказал, как попал под японские же бомбы, хотя изо всех сил размахивал самодельным японским флагом.

Их младший сын — полуторагодовалый Кацудзи, который начал ходить в десять месяцев, так ослабел от голода, что не держался на ногах и даже не мог держать головку прямо.

Когда они вернулись к себе домой, то обнаружили, что фабрика, на которой они работали, сгорела, урожай погиб, а в их доме обосновались филиппинцы. Но остров уже был под властью японцев.

Правда, сестра Симидзу переживала из-за того, что ее мужа все время забирали военные патрули. Он так долго прожил на Филиппинах, что офицеры императорской армии использовали его для того, чтобы выискивать скрывающихся повсюду солдат разгромленной филиппинской армии и партизан. Всякий раз это были смертельно опасные миссии. Спокойной жизнь так и не стала.

В июле 1944 года американцы стали обстреливать район, где они жили. Когда американцам удалось разбомбить японский аэродром, черный дым несколько часов застилал небо. Вся семья решила перебраться поближе к городу. Тем более что филиппинские партизаны, зная о том, что американские войска приближаются, чувствовали себя все более уверенно.

Сестра Симидзу рассчитывала на одного своего знакомого из японской военной администрации, который обещал им помочь эвакуироваться, но так ничего и не сделал.

Запасы еды таяли на глазах. В воздухе были видны только американские самолеты, японских не было ни одного. Вся семья перебралась в дом к соседу, который работал в военной аптеке. У него был огород, но в день на каждого приходилось всего несколько сладких картофелин.

Американские корабли так ожесточенно обстреливали берег, что японцам пришлось искать спасения в горах. Здесь они попали под обстрел филиппинских партизан.

Еды не осталось никакой, рассказывала потом сестра Симидзу. Ее муж нашел несколько сырых картофелин: видимо, местные жители покинули эти места и не успели выкопать весь урожай.

Ночью американский самолет сбросил бомбу на место, где укрылись японские беженцы. Один человек погиб. Остальные двинулись дальше. Они вырыли себе небольшое укрытие. Сестре Симидзу приходилось тяжело, потому что ее муж заболел малярией и очень ослаб.

По дороге им попадалось множество трупов солдат императорской армии. Теперь их никто не хоронил, и они распространяли вокруг страшное зловоние.