Невеста Карателя, или Краденная Весна

Глава 11

Обучение загадочному "этикету", которым больше чем рассказами о темных пристрастиях Карателя, напугала девицу Радонир прислуга, оказалось не таким уж и трудным.

Правда, девушке приходилось многое запоминать, а многое улавливать почти на лету, но разве это уж такая трудность для молодого, здорового разума?

Впрочем, сам нейер Дангорт, узнав о потрясающих успехах кандидатки в... а, да! Это позже... Он же ещё ничего не решил.

В общем, узнав о потрясающих успехах наложницы, объяснил он всё гораздо прозаичнее. И грубее, совсем в своей излюбленной манере.

— У тебя, Амелла, пусто в голове, — высказался ровно на пол плюнул — А пустота, она знаешь... ей ведь всё равно, чем её заполнят, знаниями или ещё чем... Так вот и выходит. То, что ты усваиваешь всё без труда, меня несомненно радует, но и не удивляет. Так что сотри, пожалуйста, с лица этот горделивый румянец, красавица.

И замолчал, любуясь пассией, как и теми переменами, которые успели с ней произойти и продолжали происходить за последние дни.

Из девушки постепенно будто выветривались "дерганность" и хамовитость. Затравленности и пугливости всё меньше оставалось во взгляде. Это радовало. Очень сильно радовало, потому что, вопреки страшилкам авторства Нелли Трейд, Райны и прочих, нейеру Дангорту вовсе не хотелось бы, чтоб девчонка мочила кружевные панталончики только при одном упоминании его имени.

Нет! Разумеется то, что Амелла делает глаза по колодцу всякий раз, когда ложится в постель Хозяина, здорово его заводит. А еле слышные писки и тяжелое дыхание любовницы отдаются внизу живота приятной тяжестью и волнующей болью... И когда дрожит стройное, карамельное тело под горячими ладонями, тогда и вовсе у Карателя сносит голову!

Но пусть уж боится только там, наедине с ним.

Пусть сжимается и всхлипывает от страха, никому не известная, тайная, прикрытая только серебром волос и ночным светом.

Пусть прижимается к разгоряченному телу Хозяина, пусть ищет утешений и защиты у источника своего ужаса.

И пусть, вглядываясь в безобразное лицо, в темные пропасти глаз потешно кривит рот, прикусывая нижнюю губу верхними, широкими как у зайца, зубами.

И пусть же вновь смотрит, смотрит и смотрит, ощупывая рубцы на теле и лице Хозяина осторожными взглядами, в которых интерес перемешивается с отвращением!

Её страх, её ужас, её покорность должны принадлежать только ЕМУ.

И пробуждаться это всё должно только ТАМ — в их спальне. Ночью.

Днём же...

Днём пустоголовой дурочке Радонир надлежит быть пустоголовой дурочкой Радонир, пушистой, нежненькой и вежливой. Ровно такой, какую теперь и воспитывают Ридд и две, приглашенные из специального Пансиона в Дангорте, воспитательницы.

И у них, и у неё — получалось. Всё получалось. Невероятно быстро и хорошо.

Это радовало, да. Но и настораживало одновременно...

Дело в том, что старания преподавателей нейер Подозрительность мог понять — светила от педагогики просто честно отрабатывали своё жалование.

А вот сама наложница...

Ради чего она так старается? Ради чего, сжав зубы, терпит нотации, непривычные корсеты и бесконечные одергивания? Ради чего терпит связанные широкой тесьмой для тренировки "приличной походки", ноги? Ради чего, скрипя застоявшимися, сельскими мозгами, заучивает бесконечные правила? И ради чего побелевшими губами постоянно повторяет и повторяет их?

Ради него, Дангорта? Чтоб порадовать и расположить к себе? Да. Конечно! Это же каким дураком надо быть, чтобы купиться на такое!

Так он ей и поверил.

...Менерина никогда не старалась.

Едва и наскоро заучив некоторую салонную премудрость и несколько раз попользовавшись ею, тут же выкинула всю науку из головы, как красивую, но недолговечную бумажную салфетку.

Через пару, тройку "обязательных присутствий" на приемах и казнях, нейер Дангорт наблюдал перед собой то, что имел изначально — ту же Менерину Корд, которую получил от своих подручных. Маловоспитанную, пугливую дочь землекопа и швеи.

Хорошенькую до невозможности. Шумно чавкающую за столом. Зевающую так, что за целость её щёк было в самом деле страшно...

Но всё ещё заводящую, всё ещё не надоевшую, всё ещё готовно и жадно принимающую его Силу.

Жаркую на любовном ложе и жалкую в сумасшествии...

Тихую при жизни. Тихую и в смерти.

И не надо быть излишне проницательным или чутким, чтобы сообразить, что нынешняя наложница, преемница Менерины — другая.

Ясно же, что таится за кажущейся покорностью и наработанными манерами.

Поверить, что Амелла Радонир смирилась с уготованной ей участью было равно самому себе водрузить шутовской колпак на голову.

Наглая, холодная, сереброглазая мерзавка просто затаилась, так замирают кошки и змеи перед прыжком. Точно так...

Замерла. Начала подготовку, забравшись в укромное местечко, следит ледяным взглядом за теплой добычей, весело суетящейся и не подозревающей ничего...

*от автора: Ну и как? Каково тебе чувствовать себя нежной мышкой, зажатой в когтях серебристобелой кошечки, нейер Дангорт?

Итак, никакой мышкой — ни нежной, ни старой, ни тем более сожранной и переваренной Хозяину Дангорта быть не хотелось.

Дожидаться, пока стервочка Радонир, постигнув науку лицемерия, обольщения и запудривания мозгов, приберет к рукам всю власть в его Доме или замыслит бунт — тоже.

Рисующийся в воспаленном подозрениями воображении Карателя бунт вполне мог стать реальным, поскольку в беглый курс салонной науки кривляния и лицедейства входили также хоть и куцые, а всё таки политические начальные знания. Они и были зернами, которые вскорости могли бы дать хоть и мелкие, а всё таки плоды.

Поэтому, наказав подручным и поверенным следить за хитрожопой пассией вдвое... нет, втрое или даже вчетверо внимательнее, чем они следили за ней до этого момента, воззвал к своей внимательности сам, и изо всех сил!

Старания увенчались успехом. Это был тот самый, редкий случай, когда за порванные надсадой жилы и мозоли на руках, труженик получает хорошую награду вместо пары кривушек и ломтя хлеба.

...Как — то раз вечером, когда Амелла, выйдя из залы, где проводились очередные занятия, притворив дверь, остановилась в коридоре, Каратель хотел окликнуть её.

Выглядела девушка здорово уставшей, и у него родилась мысль отвести её на прогулку после ужина. Да, разумеется — в уже заснеженном саду темно и здорово холодно, но немного продышаться бы не помешало ни ей, ни ему самому. Полу или часовой прогулки должно было бы хватить.

Нейер уже открыл было рот, чтоб позвать пассию, однако тут же напрягся.

Воровито оглянувшись по сторонам, серебристая сучка быстро спрятала в карман платья зажатый кулак. Потом, оглянувшись ещё раз и ещё, мелкой, "приличной" походкой засеменила вглубь коридора. Именно туда, где ей совершенно нечего было делать.

Коридор, длинный и узкий, заканчивался тупиком с выдолбленной в камне небольшой нишей. Это был запасной ход, для спасения при возможном пожаре или других обрушениях.

Каратель использовал его всего один раз, когда местные идиоты, нажравшись браги или ещё какой — то дряни, решили устроить революцию.

Пьяные и оттого смелые невероятно, они вторглись на территорию Поместья, поломав старые, тогда ещё ненадежные ворота.

Сам же Дангорт, пройдя тайной дверью, явился бунтарям уже ммм... в другом обличии...

Теперь же, не шерохнув даже воздух, он двинулся точно след в след за хитрюгой — любовницей.

Остановившись перед дверью, Амеллочка — сучка положила ладонь на железную её обшивку. Оказавшись в крохотном помещении, ловко выудила из какого — то угла небольшой мешок.

Видела лицемерка прекрасно, в любой тьме — этот факт о ней Дангорту был известен давно. Поэтому темнота, жрущая сейчас с аппетитом и комнатку, и сам тайник, совсем не мешала девке ссыпать в мешочек...

...серебрянные монеты.

Где?! Как она их достала? И для чего они ей?

Задаваться этими вопросами Каратель не смог дольше одной секунды, потому что...

— Ну и шшшшто это такое, — выдохнул он, мешая слова с корично — пряной гарью — Я же тебя удушшшу, паразитка...

...Обернувшись на это шипение, девица Радонир растерялась.

Однако же, быстро собравшись с духом и отшвырнув мешок прочь, сжала кулаки.

— Я вас НЕНАВИЖУ, нейер, — прохрипела ему в тон, сузив глаза уже привычными, РОДНЫМИ, ледяными щелками — И тут выследили. Надо же... Что теперь? Убьете?

— Нет, — спокойно ответил, остывая и холодея — Может, просто покалечу.

Растеряв самообладание, она кинулась на него, вложив все силы в дикий, почти звериный визг и ряд мелких ударов по лицу и обнаженной, слегка прикрытой порванной рубахой груди. По коже, исполосованной шрамами и редкими рядами чешуи.

И тут же захрипела, легко расцарапав ногтями кожу несильно сжавшихся на её шее, пальцев...

...со слегка выпущенными и опасно загнутыми вниз, когтями.