Болтливой избы хозяйка 2

Глава 40

«Милые взоры, да пустые разговоры»

На Полянку Степанида отправилась с Гором, тащившем на плече Митю, да участковым. Антон с Наташкой был спроважен в Слагалий дом, Никиту отправили за одежей. Петр же ушел восвояси, отказавшись от лечения, как он выразился, царапин.

Водяника без промедления опустили в ручей, а сами сели на бережке, отпочить. Водица вокруг Мити бурлила, искрилась, впитываясь тому под кожу. Мужчина метался, стонал, однако прямо-таки на глазах стал выглядеть краше, аки губка, напитываясь влагой.

— Славик, ты бы промыл рану, — предложила Слагалица, глянув на участкового и отметив испарину на лбу и шибко блестящие глаза, — кажется, у тебя жар.

— Да, что-то я странно себя ощущаю, — надо же, жаба укусила… аж зад отнялся!

— Прости, Слав, это я виновата…

— Перестань, родная… — Славик погладил невесту по щеке и вяло улыбнулся, — а попить можно из ручья? Сушит, типа бухал всю ночь…

— Попей и рану промой…

Степка села у деревца, подобрав ноги и смежив веки. Нервы последние силенки отобрали. Даже плакать не хотелось. Только остаться одной и замотаться с головой под одеялко в опочивальне. Да не все дела завершены покамест. Вот тебе и Новый год…

— Прости его, Стеш… — услышала голос Гора и вздрогнула.

— Почему ты об этом просишь? — спросила скривившись. Говорить не хотелось, а обсуждать измену тем паче.

— Он не виноват! Вспомни, как было тогда с Катериной. Не окажись тебя рядом, кто его знает, что учудил бы я…

— Но не учудил же…

— Мне повезло, ему нет. Но ты ведь понимаешь, в нормальном состоянии этого не могло случиться!

— Почему ты его защищаешь? Раньше был бы рад устранению соперника.

— Обстоятельства изменились…

— Это ты изменился. Сразу после братания. Неужели и правда тот обряд так много изменил?

— Злость ушла. Врать не стану, ревность осталась, но… не знаю, как пояснить, — лесник вздохнул, словно смиряясь с тем, что сейчас скажет, — стоящий водяник, мужик. Да и другие, тоже. Достойные. Поэтому хочу, чтобы честно все было.

— А к Апгрейду что чувствуешь?

— Вот о нем пока говорить неохота. Оставь.

— Ясно…

— Стеш, ты ведь не откажешься теперь от Митяя только из-за этого?

— Только? — хмыкнула, чувствуя, что начинает злиться по-новой. На Митю, на дуру-Лею, на Гора, который не дает покоя, когда и так выть охота.

— Нельзя судить за поступки, которые вынудили совершить! — сказал Гор импульсивно, повысив голос, — никто не застрахован, даже ты!

— Отвали, Гор! Вот сейчас, серьезно, отвали! — прошипела она, открыв глаза, чтобы полоснуть по леснику гневным взглядом, — правильный какой стал! А ты о моих чувствах подумал? Каждый из вас сам по себе. А мне, черт! — она кричала и даже не замечала этого, — мне приходится думать о каждом из вас! Не обидеть, не обделить! При этом выжить, когда только ленивый не хочет мне смерти! Вас сбереги, все пойми, прости и улыбайся?! Я устала, понимаешь, устала?!

— Стеш, перестань! Я не о том, я все понимаю, ты маленькая, слабая женщина и тебе досталось, я не то имел ввиду…

— Если понимаешь, то не лечи меня! Оставь эту тему… И так… тошно…

— Я просто не хочу, чтобы ты под действием эмоций совершила ошибку! Жалеть же потом станешь!

— Я не собираюсь гнать Митю! Я помню пророчество — сберечь семерых! — Степкин голос срывался от крика, ее всю трясло, по щекам катились слезы, — и сберегу! Но вот как жить дальше буду… не знаю, — она, выдохшись, последнее едва прошептала, — как видеть его, как в глаза смотреть… Чертова свадьба, скорее бы все закончилось…

Сзади тихонько подошел Славик, сгреб ее в охапку и усадил на руки. Молча прижал к себе и стал баюкать, как ребенка, зло сверкнув черными очами на лесника.

— Прости… — выдохнул Гор и отвернулся, — просто хотел, как лучше. Объяснить, что Митяй не виноват…

— Все, Гор! Закрыли тему! — Славик покачал головой, — будет еще время. Штефа, а водичка твоя — чудо из чудес. Я бодр и полон сил, как в шестнадцать!

— Лучше стало? — спросила тихо.

— Не поверишь, сразу! А еще желудок тянуть перестал. Язва обострилась, неделю на лекарствах, а тут пару глотков и как ни бывало!

— У тебя язва? Почему не говорил? — Степка оторвала лицо от его груди и осуждающе посмотрела, — давно бы сходили на Полянку.

— Да пустяки, это все из-за работы нервной, привык. Не думал даже…

— Досталось всем нам, да?

— Ничего, — чмокнул ее в макушку, от чего лесник скривился и отвернулся, но смолчал, — прорвемся.

— А как с поиском Матильды? Есть что-то?

— Ноль… — ответил Гор, — как сквозь землю. Судя по обстановке в доме, она внатуре словно испарилась! Ногти красила, бутылочка открытой сталась.

— Слушайте, а может ее украли?

— Или сбежала…

— Не вовремя эта свадьба дурацкая! Черт и не отменишь же…

— Ну все, все! — волк крепче сжал объятия, — давайте отложим ВСЕ разговоры.

— Панни… — донеслось через время со стороны ручья и Степка вздрогнула всем телом от звука его голоса. Прямо каждый суставчик заныл. Не готова она так скоро в глаза ему глядеть. Еще глубже в свитер Славика закопалась, словно укрыться хотела. Гор поднялся и пошел к водянику.

— Привет, дружище! Ты как? — сказал нарочито весело.

— П-погано… Что… со мной? Мы ведь на Поляне?

— Ага, на ней. А ты не помнишь?

— Не очень… — кроме слабости в голосе звучал страх и неуверенность, — я херню сделал, да?

— Давай, потом. Приглашаю в гости, отлежишься, придешь в себя, там и потолкуем.

— К… тебе?

— Ко мне, а что такого? Ты давно мечтал, мою территорию изучить, разве нет? — Гор подмигнул, — вот тебе и повод!

— А… Панни где?

— Ей отдохнуть надо, день тяжелый.

— Черт. Я обидел ее, да? Скажи, не ври мне!

— Тише-тише! Ты слабый еще, а полчаса назад вообще, как столетний трупак выглядел. Давай потом.

— Что с Панни?!

— Митя… — Степанида сделала над собой нечеловеческое усилие и выбралась из спасительных объятий участкового, — я здесь. Тебе надо поправиться… — она подошла ближе, однако не смогла поглядеть ему в глаза, — а со мной… нормально все…

И не в силах больше выносить его присутствие, быстро зашагала к дубу, бросив скупое:

— Домой…

По ту сторону Слагальего дуба Никита ожидал с одеждой для Степки и одеялом для водяника. Женщина схватила куртку, и не дожидаясь остальных, бросилась домой почти бегом. Славик нагнал быстро, подхватил на руки и донес до порога, прижимая к груди.

А дома все тоже оказалось непросто. Едва заперев за собой двери, Степка попала в скандал.

— Не пущу срамницу далее порогу! — верещала не своим голосом Лукерья, — нехай на табурете сидит!

— Кончай обзываться, я тоже умею! — огрызнулась русалка. Она сидела на табурете почти у самой входной двери, рядом топтался растерянный Грозный.

— Народ, что происходит? — спросила устало, прислонившись к стене Степка.

— Хозяюшка! Енто что, делается-то?! — тут же заголосила охоронница, — голые девки в хате…

— Амазонка, Слава Богу! — перебил Антон, — я думал этот цирк никогда не кончится! Твои нас не пропускают!

— Ага, — вздохнула русалка, — ни хлеб-соли тебе, ни чашки чаю с ромашкой озябшей подружке… Гостеприимства — шиш!

— Лукерья, Егорыч… — Степка сжала виски, в попытке взять себя в руки и дожить до того момента, когда доберется до кровати, — это Ната, она будет жить с нами…

Но договорить ей не дал стремительно появившийся мишка. Несмотря на габариты, метнулся к ней, в объятия сгреб, хвойным запахом окутав.

— «Со мной хорошо все, Апгрейд!»

— «Тебе плохо, не ври мне»

— «Жива, здорова. С остальным справимся. Ты как, волновался?»

— «Сперва. Недолго. Потом понял, что ты цела, а болит душа…»

— «Я потом тебе расскажу, ладно?»

— «Я подожду» — и он отступил, нежно рыкнув на ушко.

— Значит, так! Наташка будет жить с нами, — повторила громко, — она спасла мне жизнь, поэтому я прошу вас относиться к ней с уважением.

— Но… как же… — возмутилась Лукерья, — с голыми титьками в хате, полной мужиков?!

— Наташка, тут я согласна. Придумай себе лифчик какой-нибудь, тебе здесь не нудистский пляж!

— Амазонка, — шепнул на ухо Антон, — тут такое было! Если бы не Петя, твои бы нас и на порог не пустили!

— Почему?

— Лукерья громыхала, мол зло в дом не пропустит. Пока Петр не подтвердил, что зла в ней нет — ни в какую!

— Блин, я не подумала. Митя мне тоже как-то говорил, что русалки злые.

— Я не злая! — обиделась Наташка, обиженно поджав губы.

— Ну прости, подруга, ваша слава идет впереди вас! — развела руками, — обращаюсь ко всем, — ту она повысила голос, — Ната у нас русалка не настоящая, от того, что добрая! Так что прошу оказать теплый прием… Повторяю, она спасла мне жизнь!

В ответ тишина. Степка вздохнула и повернулась к Грозному.

— Антош, спасибо тебе. Иди отдыхай, я уже тут сама…

— Может, на Новый год, к нам? — Антон привлек ее к себе, обняв за талию, а позади них раздался вскрик.

— Так он… твой жених? — пискнула Наташка и вытаращила на Степку глаза, — здравствуй, *опа, Новый год, я пришел на елку!

— Мой! Так что закати губу! — Степка чмокнула Антона в щеку и отстранилась, — спасибо, родной. Но мне не до праздника. А вы погуляйте! Зое и Пете привет!

— Амазонка, пойдем…

— Пожалуйста, Антон! Я хочу побыть одна, ладно?

— Ладно… — тут же осекся, увидев ее выражение лица, — но завтра зайду, подарок занесу.

— Так… — Слагалица рухнула на диван в прихожей и прикрыла глаза, — народ… у меня сил — кот наплакал. Поэтому… я вас просто умоляю. Давайте без ссор. Ради меня. Найдите общий язык, разместите Наташку, покормите. Ну что, мне вас учить, в самом деле? Где Веста и Беляна?

— Дык, стряпают! Олявье какой-то… — пробормотала Лукерья все еще обиженным голосом.

— Оливье?! — простонала Наташка, — мое любимое… м-м-м…

— Вот и отлично! Лукерья, познакомь всех. Ну и… празднуйте…

— А ты?

— А я… спать пойду.

— А гулять-выпивать? Ты чего, подруженция? Новый год!

— Погуляйте без меня. Я устала.

— Дык, а чаво сталось? Хде была, болезная? Чаво белая-то такая? — вопрошала Лукерья.

— А ей жених изменил, представляете? — вместо Степки ответила русалка, — но он такой стр-а-а-а-а-шный, зря расстраивается, в самом деле! Я б такого даром отдала!

— Хто?! — опешила клецница и потом добавила нерешительно: — не могет быть…

— Бл* буду! — стукнула себя кулачком в грудь зеленоволосая, — Лейка водяника опоила и на телеса свои соблазнила, вот такая, картошка… так тебя, стало быть, Лукерьей зовут, да? Будем знакомы!

— Едрена Матрена… — охнул Егорыч, — водяник? С иной бабой сгреховничал?

— Лея не баба! Она водяница!

— Пятигуз треклятый! А я ведала, усе мужики — шаврики! Хошь замуж — выбирай кучку поменьше! Эх, чаво делается-то, чаво делается… Она ж к ему накрепко присохла!

— Лукерья…

— Чаво, Лукерья? — клецница вздохнула, — аж в грудях запело, так за тебя, лоху, обидно…

— Поклон низкий за лоху! — Степка поднялась с дивана, поклон отвесила и побрела на деревянных ногах в сторону лестницы, — я к себе, меня не беспокоить, хоть потоп, хоть пожар!

— Мож наливочки?

— Аль истопку затопить, а, барышня?