Необручница: На острове любви

Глава 5, о том, как договор чуть не был нарушен

Тот самый третий день выпал на субботу. Слуг отправили подальше — в харчевню на вечеринку, чтобы быть спокойными за тишину на господском этаже. У входной двери остался один страж, господин Уриэн, больше для порядка, чем из страха перед грабителями. На Адноде всегда было спокойно по причине небольшого населения человек в двести, не больше.

Госпожа готовила меня, словно невесту. Не доверила болтливым служанкам — сама занялась моими волосами, от травяных масок госпожи превратившихся в послушные и блестящие. Кожа к этому дню вовсе стала ровной, словно никогда её не украшал рисунок из неопрятных прыщей. Рассматривая себя в зеркало, я никак не могла понять, что, кроме улучшения кожи и волос, со мной случилось. Красавицей я не стала, но появилось нечто, неуловимо притягательное. Блеск в карих глазах, ресницы подросли или губы стали выглядеть более аккуратными, но по-прежнему чувственными?

Мне подправили контур бровей, убрав лишние волосы на переносице, и хмурый взгляд сразу разгладился. Госпожа хотела ещё подвести мне чёрным карандашом глаза, как это делала себе, но я отказалась — и меня поняли, не стали настаивать.

— Ты хороша естественной красотой, Ана, ты права, моя хорошая.

Все эти три дня близости между нами не было, если не считать поцелуев. Госпожа говорила, что «сытость» может помешать обряду, и она не хочет, чтобы я оплошала. Это лишь добавило моим фантазиям красок, и волнение усилилось. Знать, что от тебя многого ждут, а ты можешь не справиться — очень страшно.

Настал вечер. Слуги ушли полчаса назад, и господа уединились, чтобы помыться. Я сделала то же самое, но время шло, и меня никто не звал. Может быть, в договоре на счёт этого тоже был пункт, и я сама должна была постучаться? Или госпожа мне говорила, а я запомнила неправильно?

Чтобы успокоиться, я вышла на террасу, остудить горящие щёки морским бризом. Передо мной лежал ночной Аднод. Редкие цепи огней вдали указывали на жилой квартал и аллею, ведущую к морю. Подумалось, что мы никогда не гуляли ночью по ней…

Шорох снизу и несколько осыпавшихся мелких камней обратили на себя внимание. Я уже знала, кого сейчас увижу — сир Райан с ловкостью найлы вскарабкался к перилам и ловко перепрыгнул их.

Его часть дворца находилась рядом, и оттого он мог видеть появление на этой террасе нужного ему лица. Или следил за мной.

— Благостного вечера, Ана.

— Благостного, сир Райан.

— Как прошёл ритуал?

О, Создательница, он и об этом знал?

— Ещё нет, сир.

— О! — только и сказал он, меняясь в лице и с особенным вниманием рассматривая мой внешний вид. — Ты стала чуть больше похожа на сирру.

Протянул руку, ухватил закрученный локон и наклонился, рассматривая его, за что получил по руке.

— Хм. Я всего лишь потрогать… Ты, оказывается, рыжая. Давно мы с тобой не виделись.

— Три дня.

— Под землёй день за три идёт.

Я удивлённо повернула голову. Он хотел жалости, сочувствия? Я и без того скорбела обо всех, кто оказывался в заточении у горы. От одной мысли, что она может рухнуть и погрести под собой всех, включая сира Бриса, у меня подкашивались ноги.

Но сир Райан стоял, полуобернувшись и облокотившись на перила боком, и насмешливо продолжал пялиться на меня. Красивый и… раздражающий. Одет сейчас он был неофициально. Рубашка небрежно распахнута, а рукава закатаны до локтя и на жилетке расстёгнута верхняя пуговица.

Разговаривать с ним я не собиралась. Мне настраиваться надо…

— Мне очень жаль, что у вас такая работа, — удивляясь способности Райана меня разговорить, я вежливо отреагировала на его последнюю реплику.

— М-да… Не то, что у некоторых… Сплошное удовольствие… — он сместился ко мне ближе и, не меняя позы, продолжил нагло рассматривать.

Намёк был более чем жирным, и я вспыхнула, но промолчала. Как ни ответь — всё будешь неправа.

— Я здесь второй год без перерыва, — неожиданно признался он. — Скука страшная. Потому, Ана, меня крайне занимают всякие странные мелочи… Например, загадочная лумерка моего коллеги. А докопаться до истины — настоящее наслаждение.

Я обернулась, приглядываясь к сумраку коридора — не идёт ли за мной госпожа. Там было тихо. Но и стоять здесь, выслушивать наместника, развлекающегося за мой счёт, не хотелось. Я сделала шаг назад, поклонилась, прощаясь:

— Благостной ночи, сир Риз. Мне…

Сильные руки рванули к себе и придавили к перилам. Рассматривая моё лицо, Райан со знакомой угрожающей интонацией и сузив глаза, сквозь зубы выдал:

— Ты думаешь, я не замечаю ничего? Ты думаешь, в прошлый раз сделала вид, что послушалась и была паинькой?

Меня встряхнули за плечи:

— Ты знаешь, что за четыре года, пока Брис здесь служит, в его смену никогда не было несчастных случаев?! Знаешь, почему я здесь второй год?! У прошлого наместника был срыв из-за некачественного сброса маг-излишков. И пока вы, лумерки, нормально делаете свою работу, мы делаем свою! Так что работай своим большим ртом качественно…

Мне удалось оттолкнуть его, и я сама не поняла, как — моя рука залепила пощёчину хаму. Звук получился настолько громким, что мы оба замерли. Но Райан даже не притронулся к щеке, тихо засмеялся:

— Ты… лумерка… посмела ударить наместника?

Вспомнились слова госпожи про непременный откат, который получит маг, незаслуженно обижая лумера. Это меня остановило от обидного ответа, но и вселило уверенность. Вторая пощёчина пришлась ровно на то же место, и мою руку опешивший маг схватил уже после удара. Лицо его исказилось, и я невольно сделала шаг, вырываясь и готовая убежать.

— Ана, ты там? — из коридора послышался спасительный голос.

Ответить я не успела — мне зажали рот и мгновенно отволокли за угол. Райан прижал к бугристой стене, сжал мои щёки таким образом, что я не смогла издать ни звука, кроме писка, зашептал на ухо:

— Послушай, милая! Я буду следить за тобой. И если увижу ещё раз, что после ночи с тобой Брис невнимателен… — продолжать он не стал, отпустил мои щёки и больно прижался губами, прикусывая губу, доказывая, что лёгкого пути у меня не будет. Охватил мой рот своим, грубо проник языком внутрь и быстро обследовал там пространство. Угроза за плохое поведение была ясной.

— Ана? Ты где? — прозвучал голос сирры Амели заметно ближе.

На прощание мне ещё раз прикусили губу, оттолкнули, и к моменту, когда госпожа появилась на террасе, я была здесь одна. Райан шуметь не стал, повис где-то под балконом или нашёл выступ. Мелкая осыпь камней доказывала, что он всё слышит. И радовать его свежей пищей для домыслов я не стала. Госпожа захотела поцеловать меня, но я предупреждающе пробормотала, что нечаянно прикусила губу, — поцелуй не состоялся, но на меня не обиделись.

Слизывая капли крови с губы, я последовала за госпожой, справедливо подозревая, что настроиться на обряд после разговора с сиром Ризом будет очень сложно.

Комната была пропитана благовониями настолько, что я в первую минуту задержала дыхание, боясь раскашляться. Госпожа умела отключать свой дар, вероятно, поэтому она зашла и не поморщилась. Зато сир Брис выглядел немного осоловело, походя на пьяного. Сейчас на нём находилась лишь белая рубашка и бежевые лёгкие штаны. Госпожа сняла шлафор и осталась в кипенно молочном кружевном платье, я последовала её примеру, помня инструкции. Наша светлая одежда сразу оттенила торжественность момента.

По комнате были расставлены и зажжены белые свечи — на столике и кое-где на полу. Балдахин кровати украсился тонкой гирляндой цветов, выращенных госпожой, и добавляющих свой аромат к тому, что растекался от плошки с зажженной травой. Я старательно рассматривала обстановку, обходя взглядом сира Бриса, который тоже делал вид, будто меня здесь нет. Лишь когда я скинула шлафор, ноздри его раздулись на мгновение — и как я это успела заметить? В низу живота собиралось по капле солнце — моя новая магия, магия нежности.

Этот обряд не был придуман адептами Создательницы. Он считался древним, оставшимся от народа, жившего в Люмерии две тысячи лет назад, и был причудливо переплетён с новой верой, сейчас напоминавшей о себе белым светом — в одежде, свечах, цветах и даже стелящемся дымке.

Сначала госпожа продемонстрирует свою власть над мужем и право звать его, забирать от меня, не допускать ко мне, поскольку брачный договор продолжал действовать. Затем сир Брис должен будет покрыть её, подтверждая это право и соглашаясь с ним. И только потом сирра Амельдина «передаст» мне на временное владение мужа. Я должна буду возлечь на кровать, мне лицо накроют платком, символизируя чистоту помыслов супруга, который, находясь со мной, продолжит думать о любимой жене.

Потом госпожа даст совет мужу уважать меня и быть со мной нежным, как с ней, чтобы не оскорбить моё желание помочь магам. И меня тоже покроет сир Брис в присутствии жены, которая убедится, что я честно выполняю свой долг, а муж ведёт себя достойно женатого человека, вынужденного лишь пользоваться услугой наёмной жены, но не более.

Его жемчужные капли, которые он оставит во мне, заберёт госпожа, показывая, что его семя принадлежит ей, а я не желаю иметь от него детей. И только после этого мы чинно поклонимся друг другу и я удалюсь, а супруги останутся, наконец, наедине и попробуют сделать то, ради чего всё это затевалось — зачать ребёнка.

В последующие ночи всё будет по-другому. Господин будет уходить ко мне в комнату, там сбрасывать излишки, а когда почувствует, что его маг-силы стабилизировались — перейдёт к супруге…

План выглядел чётким и уверенным первые минут пятнадцать. Госпожа сняла с мужа рубашку, он помог обнажиться ей. Прежде чем она возлегла, супруги поцеловались, не так страстно, как тогда, в кабинете. Скорее по правилам ритуала. Дали друг другу обещание хранить верность. Закрепляя клятву, госпожа дала мне, стоявшей рядом, символическую безболезненную пощёчину:

— Ты слышала наши клятвы, Ана. Помни о них и не нарушай договор.

Получив пощёчину, я отступила и склонила голову. Теперь мне следовало увидеть, как сир Брис любит свою жену. И вот тут ритуал оказался под угрозой срыва. Сир Брис снял штаны, обнажая всё то, что неизбежно заставляло мои щёки пылать. Я заметила, что в его паху сегодня тоже были аккуратно сострижены волосы, как и у нас с госпожой, поработавшей для нас двоих сегодня цирюльником. Её приводила в порядок я.

Эдрихамы возлегли, совсем недолго целовались, затем господин устроился меж бёдер супруги и начал выполнять свой супружеский долг, старательно, не сбавляя темпа, вбивая свой как всегда готовый орган в чресла госпожи. Поначалу она постанывала, и даже раздалось несколько знакомых по тональности вскриков. Но время шло, господин не останавливался, и я невольно взглянула на часы.

Прошло ещё минут пять. На спине сира Бриса уже выступил пот, руки со вздувшимися венами начали заметно дрожать, удерживая его торс над женой. Стоны госпожи изменились. Я, столько раз слышавшая песню её страсти, поняла: у сира Бриса не получалось и чресла госпожи наверняка были осушены.