Необручница: На острове любви

Глава 2, в которой я привыкаю

Говорят, человек привыкает ко всему за сорок дней. Я вспомнила эту мудрость через полтора месяца службы у Эдрихамов. В самом деле, меня многое перестало задевать, удивлять, в голове нет-нет, да и возникали мысли, которым, возможно, моя госпожа была бы рада. Я никогда не узнаю, нарочно ли хозяева подводили меня к выполнению главного пункта договора, или же всё происходило само собой. В любом случае, я не хочу верить, что они были настолько расчётливы.

Мне было удобно и спокойно служить госпоже. Конечно, мелкие несуразицы поначалу очень смущали, но постепенно я сама стала воспринимать их как обыденную потребность, равную утолению голода или сну.

В первую ночь я заснула легко после купания, массажа и сытного ужина. Мне позволили есть столько, сколько я захотела, заметив, что моему телу явно не хватает веса. И вдруг, ночью, я проснулась от ритмичного стука и вскрикиваний. Первая мысль спросонок была — грабители проникли во дворец, убили хозяина, а госпожа кричит. Сердце заполошно билось некоторое время, пока я не поняла, что межкомнатная стенка слишком тонкая, и я просто слышу происходящее в соседней хозяйской комнате.

Стоило это понять, и я готова была убежать (знать бы ещё, куда!) из комнаты, лишь бы не слышать тех звуков. Родители обычно занимались этим осторожно, по ночам и на своей кровати тоже за тонкой перегородкой. Мы, с сёстрами, конечно, старались делать вид, будто спим, а утром — словно ничего не заметили. Матушка как-то намекнула, мол, мужчинам иногда нужна ласка, без неё они становятся раздражительными. И в самом деле, никто не мог так усмирять суровый нрав отца, как матушка. Поэтому если вдруг ты не спала ночью и была вынуждена слушать пыхтение в дальнем углу домика, то это твоя проблема, значит, плохо поработала днём, и нечего лезть в дела взрослых…

Дышать под подушкой было сложно, и я, накрыв ею ухо, лежала с открытыми глазами до конца. Мне почему-то показалось, что стоит мне закрыть их, я начну себе представлять происходящее. Разве так кричат, когда приятно? Это больше походило на истязания.

На следующий день госпожа выглядела невредимой, улыбчивой, как и прежде. И я успокоилась. У каждого свои странности, мне ли не знать это?

— Пойдём, я покажу тебе мой сад, — сказала она, когда все необходимые утренние дела были сделаны.

Госпожа имела дар друида, помимо ментального, и за шесть лет благодаря ей здесь разросся огромный сад. Правда, в год, когда Эдрихамы уезжали, растения заметно никли, потому что за ними ухаживали спустя рукава. Но уже спустя неделю после возвращения хозяйки, здесь восстанавливался прежний элизиум.

Она подходила к каждому дереву, прикладывала одну ладонь или обе, замирала на минуту и шла дальше. Над кустами просто подносила руки ладонями вниз и посылала магию. Так Амельдина сбрасывала излишки магии, переданной ей мужем.

Каждую ночь, кроме выходного дня, когда сир Брис не спускался в шахту, я слышала стоны, крики, а утром шла с госпожой в сад и наблюдала подпитывание растений магией. Несколько раз, когда господин задерживался на работе, ночные песни становились длиннее. Первый раз я вообще уснула, не дождавшись конца, но меня будто в наказание вырвал из объятий сна звук колокольчика. Недоумевая, я пришла, по дороге спросонья ударившись о дверь, к госпоже. Она ждала меня, набросив шлафор поверх ночной рубашки. Мы спустились в сад, и я, зевая, ждала сирру, которой именно ночью приспичило сбрасывать ресурс.

После того случая что-то в моей голове перестроилось. Я начала жалеть магов. Думала: это не удовольствие, а на самом деле рутина — так заниматься любовью. Неужели не было другого способа для сира Бриса сбрасывать полученные излишки? Как природе магии вообще могло прийти в голову, если бы она у неё была, устроить подобное издевательство? Спросить об этом я не решилась. Просто стала каждую ночь, словно у меня появилась обязанность делать это, дожидаться протяжного мужского вздоха. Ждала, не завибрирует ли колокольчик над моей головой — вдруг госпожа проголодается, или нужно будет сопроводить её в сад.

Примерно на третьей неделе моей службы я узнала, что моя теория была права наполовину. Близость не являлась равной холодным обязательствам. Напитываясь магией, будто хмельным напитком, сир Брис на самом деле возбуждался и хотел свою жену. А поскольку между супругами-магами всегда существует ментальная связь настроений — сирра Амельдина точно так же начинала желать его, и любовь случалась по обоюдному согласию. Огорчали лишь последствия. Госпожа призналась, что после этого ей всегда хочется есть и спать, а ночные прогулки в сад ужасно утомляют.

Теперь, когда я точно знала, что ночная или вечерняя возня за моей стеной не поставленный спектакль, изменилось и моё отношение к звукам. Они меня уже не беспокоили, а скорее, заинтересовывали. Первый случай, когда я бесстыдно начала их использовать, имел предысторию.

Сир Брис в тот день задержался. Днём он прислал записку, в которой предупредил супругу, что поужинает с наместниками. Я относительно выдохнула, потому что поздние возвращения затрагивали и моё время. Должна была идти на кухню и собирать ужин, нести его в комнату к хозяевам.

К возвращению хозяина госпожа успела искупаться (О, её купания достойны отдельного рассказа!), поужинать и лечь в кровать. Меня отпустили к себе, попросив не ложиться спать до возвращения господина, потому что, возможно, потребуется моя помощь. Госпожа читала книгу у себя, я через стенку разбирала пряжу и нитки для вышивки, периодически клюя носом.

Было уже достаточно поздно, когда я сначала услышала стук двери в их комнату, затем проснулся колокольчик. Расправив складки на платье, я поспешила на зов. Не отрываясь от чтения, госпожа попросила помочь сиру Брису принять ванну:

— Я устала и не хочу мокнуть, — спокойным и в некоторой степени равнодушным голосом сказала она.

Поражённая заданием, я осталась стоять на месте, наверняка краснея, потому что лицо моё запылало. Сир Брис тем временем медленно раздевался, сидя на кровати, и будто бы выглядел немного пьяным.

— Ана, ты свободна! — тягуче и раздражённо произнёс он.

— Я уже легла, Брис. Не упрямься. Ана видела твой зад по меньшей мере раз десять.

— Значит, я не буду сегодня мыться.

— Ты принёс с собой такой букет ароматов, что меня стошнит ночью. Ана, не стой, как вкопанная, ты знаешь, где артефакты!

Я покорно на ватных ногах отправилась в купальню. Чистая вода в лохани уже была приготовлена, как и простыня внутри. На полке стоял ящик с ложементом для артефактов, заряженных магией огня. Один был взят, активирован и брошен в воду. Та нагрелась буквально за минуту, и я вытащила артефакт, чтобы отключить его.

Господин, раздетый до подштанников, зашёл в купальню, убедился, что вода готова и потянулся к поясу.

— Отвернись! — рявкнул, хотя я без того стояла боком, делая вид, будто меня нет.

Пришлось повернуться и уткнуться взглядом в металлическую блестящую поверхность висящего на стене плоского таза. Госпожа не пошутила, когда сказала, будто я видела её супруга голым. Меня часто отправляли за какой-нибудь мелочью вроде лёгкого перекуса или воды для питья, вином, при этом никто не ждал, когда я вернусь, а начинали сразу заниматься делом. Первый раз я вошла и замешкалась, не зная, куда деть свои глаза, можно ли выйти и когда вернуться. Сир Брис сидел на краю кровати, а госпожа устроилась у его ног и закрывала приспущенные штаны своей головой. Господин явно был недоволен моим вторжением, но госпожа лишь приподняла голову и, не оборачиваясь, приказала поставить вино на столик, отправляться к себе и ждать вызова, если понадоблюсь.

На следующий день она мне объясняла: я не просто её служанка, а фактически незаменимый её спутник, поэтому в любом случае буду знать, что она делает, что ест и как спит. Моё молчание устраивало обоих супругов, никому из них в голову бы не пришло, что я, увидев эту сцену, пойду рассказывать слугам. Что правда, то правда, рассказать никому я не могла. Даже поговорить на эту тему с виновниками моего смущения.

Но застав в пятый и шестой раз откровенную сцену, я перестала краснеть и просто торопилась выполнить указание, а затем исчезнуть, словно тень в полдень.

И вот сир Брис, пошатываясь, сбрасывает с себя штаны и идёт к лохани. Его мужественный орган напряжён, и я впервые вижу господина полностью раздетым и стоящим ко мне лицом. Мои глаза зажмуриваются, потому что хозяину стоит поднять голову, как он поймёт, что я подсматриваю.

— И долго ты будешь пялиться в стену? — недовольно говорит он, разворачивая словами к себе. — Помой мне спину и голову, остальное я сам сделаю.

Мои руки дрожали, пока я смачивала вихотку и поливала её мылом, распускала пену. Сир Брис, конечно, был молодцом, считая, будто из-за воды в лохани ничего не видно, но его орган жил своей жизнью, будто наблюдал за мной и подрагивал, пока его хозяин расслабленно лежал, закрыв глаза и наслаждаясь горячей купальней. Я встала со стороны спины, прислонённой к наклонному бортику, и ждала, когда на меня обратят внимание.

Меня почувствовали, голова запрокинулась, и голубые глаза холодно уставились на меня:

— Что такое, Ана?

Я молчала. Пусть сам догадается. Хозяин вздохнул, наклоняясь и подставляя мне спину:

— Твоё молчание прекрасно, но, по-моему, ты не знаешь, что иногда речь упрощает дело.

Я тёрла ему плечи, спину, сглатывая опасные мысли. Какое, всё-таки, великолепное было тело у сира Бриса! Через тонкую вихотку прощупывались бугорки, называемые мышцами, я получила настоящее эстетическое удовольствие, которое испытывает любой человек, трогая или созерцая прекрасное. Не знаю, как его мыла госпожа, я делала всё по привычке, дублируя действия, которым меня научили. Медленно, несколько задумчиво.

В результате сир Брис чуть не уснул в воде, как мне показалось. Макнул носом в воду и недовольно прокомментировал:

— Что ты там возишься?! Быстрее!

Я начала мыть ему голову. Стараясь ускориться и не оплошать, как со спиной. Но — Владычица моя! — прикосновения к его густым волосам, голове как-то совсем нехорошо отозвались в моих коленках. Почему моё тело так неожиданно отреагировало на прикосновения к волосам, я не понимала. Сир Брис сидел подобно послушному ребёнку, не возмущаясь на мои отирания лба с целью не допустить пену попасть в глаза. Наконец, мыло было полностью смыто, господин провёл рукой по лицу, смахивая с него влагу, и откинулся на край лохани, снова закрыв глаза.

— Благодарю, свободна! — только и сказал, не открывая глаз.

Я робко повесила мыльную вихотку на край, заставляя себя не смотреть вниз. Поверхность воды наконец покрылась мыльной плёнкой, но всё равно розовое пятно выдавало напряжение сира Бриса. Сделала книксен, вернулась в комнату. Госпожа взглянула на меня поверх книги и улыбнулась:

— Спасибо, Ана. Благостной ночи.

Примерно через полчаса за стеной раздался первый вскрик, за ним ещё и ещё. Картина живо развернулась перед моим мысленным взором. Как сир Брис выходит из купальни, вытираясь на ходу, отбрасывает влажную простыню на пол. Затем стягивает с жены покрывальце и накрывает своим телом. Входит в неё тем самым орудием, которое следило за мной, пока я мыла господину голову…