Тэсса на краю земли

— А, — кровожадно прорычал Фрэнк, — как тебя там? Долли? Полли?

Тот вздрогнул и посмотрел на него растерянно, как смотрит всякий приличный человек, если на него набрасываются без всякого повода.

— Холли, — сказал он с запинкой.

Фрэнк подошел вплотную, навис сверху, излучая агрессию и угрозу. Предзакатное низкое солнце внезапно разорвало тучи и бросило на Холли Лонгли золотистый отблеск.

От этого он казался не человеком, а произведением искусства, вроде статуи.

Глаза, похожие на прозрачное море в ясную погоду, смотрели прямо в глаза Фрэнка.

— А ты не мог бы, — сказал Холли Лонгли, быстро облизнув сухие губы, — снять футболку?

Рука Фрэнка стиснула его тощую шею прежде, чем мозг успел подключиться к происходящему. За семь лет заключения реакции были доведены до автоматизма.

— Жить надоело? — проревел Фрэнк, с удовольствием наблюдая, как бледнеет нелепый художник.

— Я бы хотел тебя нарисовать, — пролепетал Холли Лонгли, обеими руками отдирая крепко сведенные пальцы со своего горла. — Я редко берусь за портреты… но ты очень фактурный.

Тут он принялся хватать воздух ртом, похожий на крупную рыбу на суше, и Фрэнк чуть ослабил хватку.

— Это все Нью-Ньюлин, — тяжело дыша, доверчиво признался Холли Лонгли, — он на меня странно действует… так и тянет на эксперименты. Прежде рисовать таких зверюг, как ты, меня никогда не тянуло.

Тут Фрэнк совсем отпустил его. Чокнутый художник некоторое время восстанавливал дыхание, но своих прозрачных глаз не отводил.

— Ты что, местную газету совсем не читаешь? — с неприязнью спросил его Фрэнк.

— Читаю, — охотно ответил Холли Лонгли. — Но там ерунду какую-то пишут. Если ты про ту статью, где тебя называли чудовищем, то это мне все равно. Я свои секреты сам журналистам выбалтываю, совершенно не умею держать язык за зубами.

Тут Фрэнк ощутил слабый всплеск любопытства.

— Никаких скелетов в шкафу? — не поверил он.

— Совершенно, — жизнерадостно закивал Холли Лонгли. — Личной жизни нет, закон практически не нарушаю… ну то есть, — тут он засмущался, — тут-то я, конечно, под домашним арестом, но это меня просто занесло. Бывает.

— Бывает, — эхом отозвался Фрэнк. — За что тебе стыдно больше всего, Полли?

— Холли. За «Терни тернеции», — сообщил он без запинки. — Ужасная картина! Я бы ее нашел и уничтожил, но ее следы потерялись где-то в Голландии. Знаешь, от «Тернеций» так тошнотворно становится… вот смотришь на полотно, и хочется удавиться. Сам не понимаю, как меня так угораздило. Но у твоего портрета будет совсем иное настроение. Я бы назвал это чем-то вроде жажды жизни и борьбы. Ты именно такое впечатление производишь — борца.

Фрэнк молчал, не зная, что тут можно сказать.

Хреновый из него борец, если он так трусливо отступил от Тессы.

Нужно найти ее, отчетливо понял он, и продолжить то, что началось у распахнутого пустого гроба.