Тэсса на краю земли

Тэсса сглотнула.

Она обязана была проходить регулярные психологические обследования, но ненавидела это делать.

— Давай не будем делать грандиозных выводов из одного платья, — попросила она. — А теперь мне пора отнести молоку призраку. Ты не видела моих пикси?..

Холли Лонгли устроился с мольбертом на веранде. Она опоясывала весь дом, и художник выбрал ту ее часть, которая выходила к морю.

На перилах с кружкой кофе сидел Фрэнк Райт и развлекался тем, что лез Холли под руку.

— Ну нарисуй вон то облако! Нет, лучше чайку! Смотри, какая чайка! Ты рисуешь какую-то ерунду!

Холли не отвечал на эти издевательства ни слова, погруженный в свой внутренний мир. Его рука быстро и уверенно порхала по бумаге, нанося карандашный эскиз.

Увидев Тэссу, Фрэнк застыл, и его взгляд неторопливо прогулялся по всей ее фигуре — от босых ступней до макушки. Бесстыдно задержался на бедрах, на груди.

Это был совершенно похотливый, масляный, откровенный взгляд, и Тэсса постояла немного неподвижно, позволяя Фрэнку глазеть на себя. Они оба словно кружили вокруг друг друга, уже все понимая, но продлевая прелюдию.

— Я постриг тебе лужайку, — низко, с волнующей хрипотцой произнес Фрэнк. — А потом отправился к Бренде, чтобы починить ей раковину. Но вместо этого вынужден был опрыскивать от вредителей помидоры, потому что Бренда была занята каким-то младенцем!

— Кто рано встает, тот к обеду устает, — жизнерадостно провозгласила Тэсса.

— Скажи мне, что появившийся из ниоткуда младенец никак не связан с обескровленной коровой, — тихо попросил Фрэнк, отведя ее в сторону.

Впрочем, можно было не сомневаться, что Холли Лонгли ничего не услышал бы, даже если бы ему как следует гаркнули в ухо.

— А если связан? — спросила Тэсса.

Фрэнк почесал в макушке.

— Тогда, видимо, это секрет, — решил он, — иначе ты не просила бы тайно закопать корову.

— У людей много страхов и длинный язык.

— О да, — кивнул Фрэнк и провел большим пальцем по нижней губе Тэссы, подминая ее. Тэсса, приподнявшись на цыпочках, подалась навстречу, вслушиваясь в это прикосновение и в себя. Внутри живота раскручивались крохотные смерчи.

— Убирайтесь отсюда, — вдруг сказал Холли, не оборачиваясь, — от вас фонит вожделением. Вы отвлекаете меня.

Фрэнк вспыхнул и шагнул вперед, явно намереваясь затеять ссору, но Тэсса взяла его за руку, успокаивая.

— Как ты это делаешь? — заинтересовалась она.

— Он как-то улавливает эмоции, — пояснила Фанни, которая несла в руках охапку одежды. — Помнишь, его вырвало в твою раковину? Он говорит, что это тебя тошнит от себя самой.

— То есть, — изумленно уточнила Тэсса, — с одной стороны у нас есть Фрэнк, который вроде детектора лжи, а с другой стороны — Холли, который вроде приемника чужих эмоций? Ты как знаешь, Фанни, но по мне это чересчур.

— Совершенно точно чересчур, — охотно поддержала ее Фанни. — Я бы даже сказала — перебор.

— Я в отличие от этого громилы не читаю эмоции всех подряд, — возмутился Холли. — Только Тэссы и только самые яркие.

— Бедный, — ужаснулась она, вдруг представив, в какой мрак способна утянуть невинного человека. Тэссе немедленно захотелось убежать от Холли как можно дальше, чтобы не коснуться его даже краешком своего сознания. Убежать и смыть с себя прошлое, как пыль. — Пойдем-ка, Фрэнк, искупаемся.

И она взяла громилу за руку, потянув за собой к узкой тропинке, ведущей на пляж.

Тэсса никогда не заморачивалась с купальниками, ленясь переодеваться, а носить по летней жаре нейлон казалось глупым. Здесь, на конце мира, гуляли ветра, подсушивая волосы и одежду, а в мокром было даже прохладнее.

Пасмурность покидала Нью-Ньюлин, время от времени выглядывало из-за облаков солнце, и тогда белые небесные барашки подсвечивались золотистым.

— Это рай, — вдруг сказал Фрэнк. Он лежал на камнях и щурился. Раздеваться и лезть в море он категорически отказался, но внимательно наблюдал за тем, как плещется Тэсса — в белых трусиках и спортивном лифчике. Все это намокло, стало прозрачным, и взгляд Фрэнка стремительно тяжелел. В ту минуту, когда она выходила из моря, ей казалось, что она ощущает его взгляд на себе как прикосновения. Жаром полыхнуло между ног, и Тэсса едва не заорала в голос — настолько живой себя ощутила.

Быть живой — это больно. Это ободранная в клочья совесть и залитые кровью руки.

Первое, чему учат инквизиторов, — не сомневаться в своих решениях. Не думать о том, правильные они или нет. Все, что делает инквизитор, — неподсудно.

Тэсса повторяла себе это каждый день.

Она прошла по каменным голышам и легла рядом с Фрэнком, положив голову на его твердый живот. Он не стал шипеть из-за того, что футболка немедленно намокла, и не пошевелился. Но если бы Тэсса повернулась, то смогла бы увидеть выразительный холмик в районе ширинки.

— Да, — согласилась она, — рай. Я намерена продлить программу своей реабилитации здесь.

— Как ты вообще сюда попала?

— Меня привез в Нью-Ньюлин мой куратор, Гарри Макмахон. Кураторы — вроде нянек у инквизиторов. Следят за тем, чтобы мы совсем не поехали крышей. Мой вот не уследил. Но я довольно ловко притворялась, что в порядке, хотя понимала, что пора остановиться. Я думала, что у меня все под контролем.

— Я тоже думал, что у меня все под контролем, — со смешком признался Фрэнк, — но боюсь, что мой член сейчас протаранит джинсы и устремится в небеса. Могу я попросить тебя перестать ерзать?

— Или, — Тэсса потерлась щекой о его живот, — я могу спасти твои джинсы. Держу пари, они у тебя единственные. Нью-Ньюлин способен пережить многое, но такой зверюга, как ты, с голым задом — сотрясет устои деревни.

— Так и будешь болтать? — спросил Фрэнк, и его голос был тягучим, как патока. А Тэсса поймала себя на том, что, оказывается, надо много храбрости, чтобы забраться мужчине в штаны. Она уже и забыла, как это делается. Было в ее жизни несколько лет, когда она просыпалась в чужих постелях и не могла вспомнить имени человека, с которым провела ночь. Но потом и череда случайных связей перестала спасать от тьмы, клубившейся за плечами.

А теперь тело будто онемело, кончики пальцев покалывало, и Тэсса повернулась так, чтобы одной рукой опереться о грудь Фрэнка, приподнявшись. Ей хотелось видеть его лицо, и чувственные губы, и полные вязкого желания глаза, и слышать нарочито медленное дыхание, которое все-таки иногда срывалось. Дотянулась до пряжки его ремня другой рукой вслепую, наощупь, расстегнула пуговицу, потянула за язычок молнии.

Зрачки Фрэнка расширились, он положил свою громадную жаркую ладонь на щеку Тэссы, левой рукой пробежался по позвонкам на ее спине.

В его штанах было тесно, горячо и чуть влажно. Тэсса обвела пальцами уже скользкую головку, не отводя взгляда, любуясь тем, как обычно зверское выражение меняется на взволнованное, как Фрэнк кусает губы, удерживая свою неподвижность. Она понимала, что он почти готов наброситься, чтобы трахнуть ее прям здесь, на камнях, где их может увидеть каждый, и сколько сил ему требуется, чтобы лишь позволять Тэссе легко поглаживать его член.

Она ценила в мужчинах способность отдавать инициативу и проявлять выдержку. Сама Тэсса с самого пробуждения была на взводе, и сейчас ощущала себя так, как будто ее сны вырвались на свободу.

И теперь, обхватывая плотнее член в своей ладони, двигая ею вверх и вниз, Тэсса наслаждалась происходящим так, будто ласкали ее саму. Шум моря, крики чаек, все ускоряющееся сердцебиение Фрэнка, ветер в волосах дарили неведомую прежде свободу.

Как будто она ни с того ни с сего получила второй шанс.