Зеркальщик. Счастье из осколков

В столовой повисла неловкая пауза. Зеркальщик задумчиво посмотрел на девушку своими чуть искрящимися магическим светом глазами, покачал головой и с лёгкой полуулыбкой заметил:

- Право слово, мне стоит пересмотреть своё отношение к гаданию. Благодарю Вас, Юлия Алексеевна, мне есть что обдумать.

Юленька даже покраснела от столь неожиданной, особенно после озвученного предсказания, похвалы. Меж тем в коридоре опять раздался дробный топоток каблучков, и в столовую влетела запыхавшаяся Варенька, прижимая к груди большую коробку, перевязанную помятым серебристым бантом.

- Вот, - выдохнула барышня, протягивая Зеркальщику коробку, - с самыми наилучшими пожеланиями в Новом году!

Девушка сильно волновалась, ей хотелось, чтобы подарок не просто вызвал лёгкую улыбку и мягкие слова благодарности, коими, подобно ширме, Всеволод Алёнович мог прикрыть всё, что угодно, но пусть на миг растопил лёд, сбросил броню, которая, Варенька это чувствовала, закрывает Зеркальщика с головы до пят. Варваре Алексеевне хотелось ещё хоть на миг увидеть настоящего живого Всеволода, а не всемогущего (провал со снятием чар Кривого зеркала не в счёт) Зеркальщика или невозмутимого дознавателя.

- Благодарю Вас, Варвара Алексеевна, - вежливо поклонился Всеволод Алёнович, принимая подарок. – Очень мило с Вашей стороны.

«Да что же с ним такое произошло, пока меня не было?! – с досадой подумала девушка. – Словно статуя мраморная, а я ведь знаю, что он совсем иным может быть!»

Варенька слишком мало была знакома с Всеволодом, а потому пока не понимала, что чем сильнее испытываемые им чувства, тем глубже он их прячет и тщательнее скрывает. По мнению Зеркальщика, чем меньше ты показываешь своего и отражаешь того, что от тебя хотят видеть, тем меньше вероятность, что тебе причинят вред. Один на один с Варенькой он непременно подхватил бы её на руки и расцеловал в обе щёки, но присутствие родителей, а особенно сестриц, пробуждало давнюю привычку к невозмутимой сдержанности.

- Откройте, - почти потребовала Варвара Алексеевна, задетая светской чопорностью Зеркальщика. – Хоть посмотрите, что там. Вдруг не понравится?

Всеволод на миг стиснул коробку, унимая дрожь волнения в пальцах, а затем неспеша развязал бант, медленно снял крышку и отодвинул в сторону снежно-белую, хрустящую как тонкий ледок, подарочную бумагу. Острое лезвие синих блестящих коньков торжествующе сверкнуло, словно радуясь освобождению из плена. Зеркальщик смотрел на то, как играет свет на лезвиях, и опять ощущал себя маленьким мальчиком, впервые увидевшим в руках господина директора пару блестящих синих коньков, ставших для мальчика символом самого настоящего чуда. Недостижимой, как казалось, мечтой. И вот сейчас эта мечта оказалась достигнута, чудо свершилось. Всеволод почувствовал, как защипало глаза, как повлажнели ресницы, и резко вскинул руку, привычно выплетая защитный зеркальный кокон.

- Ну как, нравится? – прошептала Варенька, словно боясь громким словом разрушить сказку, хрупкую, как морозный узор на окне.

Ответ девушке был и не нужен, он читался в багровом от волнения шраме, широко распахнутых, блестящих от слёз глазах, в неуверенной улыбке, коей прежде барышня никогда и не видела, да что там, во всём облике Всеволода.

- Очень, - выдохнул Зеркальщик, самыми кончиками пальцев трогая лезвия, - Варенька, ты… Вы…

Проклятые слова опять разбежались, рассыпались серебристыми искрами, оставалась лишь щемящая нежность, благодарность, преданность… Варенька невольно смутилась, отвела глаза и тут же удивлённо ойкнула:

- А где это мы?

Всеволод Алёнович огляделся с видом человека, коего резко разбудили, и он не понимает, спит ли он, или же уже пробудился, а потом кривовато улыбнулся:

- А, не обращайте внимания. Это защитный кокон.

Барышня похлопала глазками, потыкала пальчиками в блестящую прочную стенку и опять повернулась к Зеркальщику:

- А зачем?

Всеволод неопределённо повёл плечами, смущённо взъерошил волосы:

- Привычка. Я не люблю показывать свои чувства другим. И если не могу совладать с собой, то ставлю защитный кокон.

- А от меня Вы не таитесь, - Варвара Алексеевна кокетливо взмахнула ресницами.

По губам Зеркальщика опять скользнула знакомая чуть сконфуженная улыбка:

- Вы моё Отражение, Варенька, часть меня. Согласитесь, глупо скрывать от правой руки то, что делает левая.

- Сева… - девушка смутилась собственной смелости, неловко исправилась, - лод…

Вышло ещё хуже, чем было, Варенька окончательно смешалась, покраснела и умолкла, не в силах посмотреть в глаза Зеркальщику. А вдруг он разгневался от её непочтительного сокращения имени? Маменька говорила, что не всякому человеку такое приятственно, иной и оскорбиться может, ежели его Мишенькой там али Севой назвать. Однако Всеволод Алёнович гневаться не стал, рассмеялся приглушённо.

- Меня Севой никогда не называли. Ты первая.

Барышня изумлённо распахнула глаза:

- А в детстве как же?!

Зеркальщик пожал плечами:

- Маменьку я, к своему прискорбию, почти не помню. Отец, когда вспоминал о моём существовании, называл полным именем, супруга его тоже, хотя про себя, сильно подозреваю, щенком костерила… В лучшем случае. А слуги, те, понятное дело, барчуком величали. В доме же воспитательном ко всем по фамилиям обращались.

Варенька не могла понять, как можно прожить долгие годы, не слыша ласкового обращения, милого домашнего прозвища. Это ведь так естественно называть тех, кого любишь, ласковыми именами.

- Вот только жалеть меня не надо, - Всеволод сверкнул глазами, - я не убогий на паперти. Да и мёртвых с погоста не носят.

Варвара Алексеевна прикусила губку, не насмеливаясь озвучить вспыхнувшее, подобно горячему угольку, желание.

- Говорите, не робейте, - рассмеялся Всеволод Алёнович, - я же обещал на любой Ваш вопрос ответить.

- У меня не вопрос, - негромко возразила девушка, - просьба.

- Рад буду услужить.

В устах Зеркальщика эта короткая, не означающая ничего кроме вежливого согласия фраза неожиданно обрела новый смысл. Варенька отчётливо поняла, что Всеволод действительно будет рад выполнить любую её просьбу, даже самый незначительный каприз.

- А можно я Вас по имени буду называть? – отвага закончилась так же внезапно, как и появилась, барышня смешалась, покраснела и чуть слышно закончила. – Севой…

Всеволод ответил не сразу, молча смотрел на Вареньку, и девушка никак не могла понять, о чём же он думает.

«Всё-таки оскорбился, - с отчаянием подумала девушка, - я его обидела».

«Крошечная искорка, ромашка, проросшая меж каменных плит, - с умилением думал Всеволод, даже не пытаясь облечь свои мысли в слова, - счастье моё воздушное… Нужно будет обязательно защитный амулет сделать, чтобы даже сон дурной за версту обходил, не смел покой нарушить».

- Всеволод Алёнович, простите меня великодушно, - не выдержала тишины Варенька, готовая уже разрыдаться от отчаяния.

- Варенька, - Зеркальщик мягко взял барышню за руку, ласково поцеловал каждый пальчик, - не казните себя. Я… - слова заметались в голове вспугнутыми хозяйкой тараканами, но Всеволод усилием воли призвал их к порядку, - мне крайне лестна Ваша нежность и внимание…

Хотелось сказать ещё много чего: того, например, что с появлением Вареньки мир вокруг заиграл яркими красками, хороших людей стало больше, даже добрые волшебники появились (хотя Всеволод был свято убеждён, что добро и магия сочетаются плохо). Хотелось сказать, что нежность заполняет душу, как полноводная река, норовя прорвать все плотины и вырваться наружу, что музыка вальса, под который они кружились на балу, стала самой сладостной для слуха, а от улыбки Вареньки хочется прыгать выпущенным на прогулку щенком. Что он любит её и готов без раздумий отдать за неё жизнь, да что там жизнь, всего себя без остатка! Только вот привычка к сдержанности, вплавленная в самую суть, крепче цепей булатных да запоров каменных держала, каждое слово на семь замков сажая, за высоким забором тая.

- Простите, - сдался Всеволод Алёнович, покаянно опустив голову, - я не умею говорить красочно.

- И не надо, - Варенька нежно провела рукой по щеке Зеркальщика, дивясь собственной смелости, - я же Ваше Отражение. Мне не нужны слова, я чувствую всё, что с Вами происходит.

Всеволод прижал руку девушку к своей щеке, проникновенно заглянул в глаза барышне, прошептал чарующе:

- Варенька, Вы позволите Вас поцеловать?

Ответов тут могло быть несколько, но для Варвары Алексеевны существовал лишь один-единственный и никаких более:

- Да!

В упоительно-сладостном поцелуе таял защитный кокон, словно стены ледяного замка под палящими лучами солнца.

Алексей Петрович, первый приметивший проявившуюся пару, не утерпел, толкнул жену локтем в бок:

- А что, матушка, на маслену неделю станем свадьбу справлять, а?

Софья Васильевна поджала губы. С одной стороны, молодец, конечно, никаких нареканий не вызывал: умён, пригож, влюблён, опять же служба у него весьма уважаемая и для обчества полезная, а то, что из дома воспитательного, так это беда небольшая. Барыня знала много достойных людей, коих злая планида лишила заботы родительской. И ничего, встали на ноги с помощью ясной головы на плечах да добрых людей вокруг, семьи завели, иные вообще в генералы да министры выбились. Это всё с одной стороны. А с другой – уж больно жаль отдавать дочурку-кровиночку за дознавателя, да ещё и Зеркальщика! Негораздое про них болтают, и пусть не от большого ума, но в каждой сказке есть крупица малая правды. А ну как этот Зеркальщик вопыты колдовские над Варенькой чинить начнёт, поедом её век заедать станет? Да и мала она, на годок младше Юленьки, а та ещё и заневеститься толком не успела. Да и гораздо ли младшей сестрице вперёд старшей под венец бежать? Поди-ка, сберегись тогда от пересудов людских! И препятствовать опять же как станешь? Не за стеной же высокой, не за запорами пудовыми девку прятать! Ох, Матерь Пресвятая Богородица, помоги!

Женщина перекрестилась, вздохнула тяжко.

- Не вздыхай, не вздыхай, век горлинку в клети не продержишь, нужно и на волюшку отпускать, - хохотнул Алексей Петрович.

- Дак кабы знать, что не волюшку, а не в клеть меньше да темнее, - ответствовала Софья Васильевна. – Вон, как он прижал её, а ну, как и в семейной жизни вздохнуть не даст! Всё будет по-за своей спиной держать!

- А ты себя вспомни, - окончательно развеселился глава семьи, - как один вечор ко мне босая прибежала, тётка обувку спрятала!

- Ах, как романтично! – взвизгнула восторженно Аннушка и разрушила тем самым амурное очарование.

Остатки защитного кокона брызнули мелкими колючими осколками, к счастью, никого не поранив. Всеволод вздрогнул, инстинктивно задвигая Вареньку себе за спину, заслоняя собой.

«А я о чём, век по-за спиной продержит, - мысленно охнула Софья Васильевна и тут же с усмешкой добавила. – А впрочем, за иной-то спиной будет слаще, чем у Христа за пазухой. Прости меня Господи, дуру грешную!» Женщина торопливо перекрестилась, скороговоркой прошептала молитву.

- Ну что, добрый молодец, - Алексей Петрович честно пытался глядеть строго, но не получалось, губы дрожали от сдерживаемой усмешки, - есть чего мне как отцу сказать?