Зеркальщик. Счастье из осколков

Осколок девятый. Незарегистрированный Зеркальщик

В качестве точки выхода Всеволод наметил блестящий изрезанный коньками небольшой прудик, который располагался недалеко от трактира. Привычно закрыв себя от любопытных взоров, дабы не пугать резвящихся на пруду детей, Зеркальщик сошёл с пруда, добрался до дороги, после чего развеял отводящее взгляд заклинание.

- Касатик, подай на пропитание, - задребезжала какая-то грязная пропитая тётка, протягивая трясущуюся руку, - подай, Христа ради.

Дознаватель молча сунул тётке грош и огляделся по сторонам, выискивая городового. Обычно стражей порядка было видно издалека, а ежели и не видно, то слышно непременно, но сейчас дорога была пуста.

«Что за чёрт, - выругался Всеволод Алёнович, - куда они делись?!»

- Касатик, подай ишшо, - не отставала тётка, - у меня детки малые от голода плачут. В доме с утра ни краюшки, ни полешка, печь затопить и то нечем.

Из-за угла показался богатырского сложения городовой, и нищенка, приглушённо ойкнув, поспешила испариться.

- Что же Вы, любезнейший, - громко, привлекая внимание городового, начал Всеволод, - за порядком не смотрите! Почтенным людям и пройти нельзя, одолели побирушки, а Вам и дела нет!

Городовой окинул внимательным взглядом дерзнувшего упрекать мужчину, разом оценил стоимость шубы, общую представительность облика и, почтительно выпрямившись во фрунт, рявкнул:

- Виноват, Ваша милость!

- То-то, что виноват, - проворчал Зеркальщик подходя ближе и зашипел стражу порядка на ухо. – В выгребной яме за трактиром девица валяется со свёрнутой шеей. Её надобно извлечь и доставить в Сыскное Управление.

Городовой нахмурился, подозрительно посмотрел на неожиданного (и нежеланного, чего греха таить) осведомителя. На первый-то взгляд господин вполне себе приличной наружности, но откуда он про девицу-то знает? Уж не сам ли и упокоил её, а доносом сим себя выгораживает, мол, душегубец сам на себя доносить не станет.

- А Вы, барин, откуда про девицу знаете? – городовой на всякий случай прихватил Зеркальщика за рукав. Пока легонько, даже вроде как доверительно, но оба мужчины прекрасно знали, как быстро такое прикосновение превращается в стальной захват, из коего не выбраться без потерь.

Всеволод выдохнул сквозь крепко стиснутые зубы, стараясь не закипать точно походный самовар. Всё правильно городовой делает, не должно ему на слово неизвестному человеку верить. Только, чёрт побери, как же он не вовремя свою бдительность проявляет!

- Я из Сыскного Управления, - в руках Всеволода Алёновича мелькнула весьма характерная, известная всем стражам порядка карточка. – Девицу заберите и в Управление доставьте.

- Будет сделано, Ваше Благородие, - рыкнул городовой, опять вытягиваясь во фрунт и с новым интересом посматривая на Всеволода.

Зеркальщик коротко кивнул и направился в трактир, ничуть не сомневаясь, что его распоряжение будет исполнено.

В «Калиновом мосте» было многолюдно и пообеденному шумно. Мастеровые спешили обменяться новостями за кружкой кваса, первый от входа столик заняла звонко хохочущая стайка белошвеек, а в дальнем уголке приютились два мрачных типа откровенно разбойничьего вида.

Всеволод Алёнович на миг замер на пороге, окидывая намётанным взглядом весь зал, затем надменно вскинул подбородок и медленно направился к столику у окна. Судя по белой скатерти и букетику бумажных цветов, засунутых в кособокий кувшин, а паче того отсутствию посетителей за этим столом, предназначался он для особ знатных. Зеркальщик вальяжно расположился на стуле и звучно стукнул набалдашником трости по столешнице, призывая полового. Виляя меж столов, к Всеволоду бросился круглолицый с плутовскими зеленоватыми глазами парень. Тот самый незарегистрированный Зеркальщик, коего дознаватель увидел в блике.

- Что желаете, Ваша милость? – склонился в угодливом поклоне половой.

Всеволод Алёнович подбоченился, помолчал, поглаживая подбородок, а потом прогудел, роняя слова, точно золотые монеты в кошель:

- А чем сегодня удивить повар может? Чай, щи да каша – вот и вся пища наша?

Половой низко поклонился, клятвенно прижав руку к груди:

- Если Вашей милости угодно, сегодня у нас щи наваристые, потрошки с грибочками, блины с семью видами начинки да кисель овсяный с мёдом.

Зеркальщик раздумчиво побарабанил пальцами по столу:

- А из вин что есть? Али у вас о таком и слыхом не слыхивали?

Половой опять изогнулся в поклоне:

- Есть и вина, и водочка, и пиво хмельное на травах.

Всеволод хмыкнул, опять подбородок потёр, словно обдумывая выбор, а потом звучно шлёпнул ладонью по столу:

- Вот что, братец, принеси-ка ты мне водочки чарочку малую. С неё и начнём.

Половой поклонился так низко, что прилизанной головой чуть столешницы не коснулся, и побежал прочь, по-заячьи подбрасывая ноги. Всеволод Алёнович откинулся на спинку стула, по привычке хотел было обхватить колено руками, но вовремя вспомнил, что сия поза не пристала солидному господину, и вальяжно опустил руку на стол. Прищурился, снисходительно посматривая по сторонам, всем своим видом излучая довольство собой и миром.

- Пожалуйте-с.

На стол опустился запотевший графинчик, к нему небольшая мисочка квашеной капусты и тарелочка с солёными огурчиками, щедро сдобренными тёртым хреном.

- Прошу-с, - половой с поклоном протянул Зеркальщику рюмку, отошёл на пару шагов и замер, то ли дожидаясь, когда клиент возжелает добавки, то ли ожидая дальнейших приказаний.

Всеволоду надзиратель за плечом был совершенно без надобности.

- Ступай, братец, - с неудовольствием произнёс Всеволод Алёнович, повелительно махнув рукой, - коли будешь надобен, я тебя позову.

- Слушаю-с, - прошелестел половой и ушёл.

Зеркальщик покрутил рюмку, быстро огляделся по сторонам и проворно всыпал в графинчик бесцветный порошок, который любой напиток превращал в чистую родниковую воду. Содержимое же рюмки Всеволод лёгким движением руки выплеснул в кособокий кувшинчик, резонно предположив, что покрытым столетним, не меньше, слоем пыли цветам водка не повредит. Им вообще уже ничего, судя по унылому облику, не повредит. Помочь, впрочем, тоже не может.

Лихо осушив пару рюмок и одобрительно крякнув, Всеволод Алёнович налил третью и покосился на графинчик, примеряясь, когда уместно будет изобразить опьянение. По всему выходило, что ещё одну, а ещё лучше две, для солидности, водные процедуры принять придётся.

«На что только не пойдёшь во имя службы, - усмехнулся Зеркальщик, в очередной раз опустошая, а потом опять наполняя уже ненавистную посудину. – Ну всё, можно переходить ко второй части действа».

Всеволод облокотился на стол, потянув скатерть и чуть не ринув на пол посуду, и, обхватив голову руками, завёл нарочито низким голосом что-то неразборчиво-заунывное. Сперва тихо, потом всё громче и громче, постепенно набирая обороты и резко взмахивая руками. Посетители за соседними столиками неодобрительно заворчали, но связываться с влиятельной особой не рисковали, лишь отодвигались подальше, сердито зыркая на подвыпившего буяна из-под насупленных бровей.

«Да где ты уже, - мысленно выругался Всеволод, во время очередного взмаха больно ударившись рукой о спинку стула, - если через куплет не подойдёт, ей-же-ей драку начну. То-то потеха будет, коли меня как пьяного буяна городовые заберут!»

К счастью, половой не стал ждать дальнейшего продолжения незапланированного концерта, благоразумно рассудив, что драка если и послужит привлечению посетителей, то лишь таких, которые за трапезу привыкли расплачиваться тумаками, а не деньгами. Слуга тенью скользнул ко всё больше и больше входящему в раж гостю, деликатно тронул его за рукав, почтительно поклонился:

- Ваша милость, великодушно прошу меня простить…

«Попался!» – возликовал Зеркальщик и сгрёб опешившего малого за вихры:

- Д-да что ты понимаешь, холуй, горе у меня!

Половой замер под тяжёлой рукой, словно заяц при виде гончей, даже присел чуть-чуть и пролепетал, судорожно сглатывая:

- Ежели Вашей милости угодно… Я нижайше… Возможно, Ваша милость согласилась бы… Я человек бедный…

- Да что ты лопочешь, - рассердился Всеволод Алёнович, встряхивая полового за шкирку, словно нашкодившего котёнка, - ничего не разберу! Говори толком, коли есть, что сказать. А ежели нет, пошёл прочь, холуй, и не мешай мне раны сердечные врачевать! У меня, - дознаватель звучно похлопал себя по груди, - душа болит!

- Если Ваша милость соблаговолит поведать причину душевных терзаний, я мог бы попытаться помочь, - проблеял половой, поджимая ноги и суча ручками, словно вздёрнутый на задние лапки щенок.

- И-и-и-эх, да чем ты мне помочь можешь, - отмахнулся было Всеволод, но потом опять тряхнул пискнувшего от неожиданности полового и с размаху опустил его на стул. – А вообще, слушай. Как говорится, - Зеркальщик поднял палец, выразительно покрутил им перед носом опешившего слуги, - всякая тварь Богу служит и имя его прославляет. А дело у меня вот какое. Полюбилась мне девица одна…

Всеволод набрал в грудь побольше воздуха, принахмурился, вспоминая трагическую историю одной девицы, коия, поверив сказкам одного пригожего молодца, оказалась сначала на улице, потом в доме терпимости, а затем, с помощью Всеволода Алёновича, швеёй у одной мастерицы, наряды у коей не гнушались заказывать и знатные дамы. Сию историю Зеркальщик и поведал слуге, так щедро сдобрив всевозможными деталями, что уже и сам бы не смог сказать, кто кому кем приходится и по какой линии.

- Жениться я на ней хочу, но ведь подлюки-соседи пальцем тыкать станут. А мне, человеку почтенному, такая славушка без надобности. Вот и не знаю, что мне теперь и делать-то, вот оттого и лечу раны сердечные, а водка у тебя дрянь. И сам ты дрянь!

Всеволод тряхнул слугу, словно хозяйка пыльный коврик.

- Ваша милость, - проблеял половой, который уже искренне жалел о том, что вообще связался со столь словоохотливым господином, - Ваша милость, конечно, я простой слуга, но если Вы позволите…

«Ну же, голубчик, давай, - мысленно подбодрил слугу Всеволод, - смелее! У меня уже в горле пересохло и язык заплетается».

Половой огляделся по сторонам, нагнулся ближе, заговорщически прошептал:

- Я могу сделать амулет, коий может Вам помочь.

«Моя ты умница», - умилился дознаватель, но лишь глаза прикрыл, скрывая торжествующий блеск глаз, и вяло махнул рукой:

- А-ай, ерунда все енти ваши мулеты. Маета от них одна.

- Не скажите, Ваша милость, - заволновался половой, коего неприятно резанула такая непочтительность к таланту, коим он немало гордился. – Мои амулеты всем помогают, ни один заказчик не жаловался.

- Да кто хоть у тебя мулеты твои заказывал-то? – усмехнулся Всеволод Алёнович, усилием воли сохраняя пренебрежительный тон. – Чай, голытьба какая-нибудь?

- А вот хоть купец Пряников! – выпалил половой и округлил глаза, испуганно прикрыв рот ладонью. – Ой…

- Василий Афонович? - В этот раз Всеволоду и притворяться не пришлось, удивление было искренним. – Ишь ты… Знаю его, достойный человек. Может, ещё кто?