Зеркальщик. Счастье из осколков

Половой замялся, его глазки забегали, словно мыши, застигнутые вышедшим на охоту котом:

- Э-э-э, ну-у-у… Право слово…

- А ну, сказывай, что ещё натворил?! – рыкнул Всеволод, для убедительности звучно шлёпая ладонью по столу.

- Не гневайтесь, Ваша милость, - половой бухнулся на пол, звучно приложившись обо что-то лбом, - ещё студентик один амулет просил. Сказывал, родич господину Пряникову. Племянник, вроде…

- И что ты ему за амулет дал? Племянничку этому?

Половой опять замялся, готовый провалиться сквозь землю. Но мать сыра земля явно не нуждалась в таком удобрении, а потому стечь вниз никак не получалось.

- Не гневайтесь, Ваша милость, - проблеял слуга, продолжая стоять на коленях, - никакого амулета я ему не давал, вот вам крест. Господину Пряникову делал амулет Кривого зеркала, а студентику тому, вот вам крест, так, безделицу, глаза отводящую, сунул. На что ему, нищебродию, дорогие амулеты?

- А мне, касатик, Кривое зеркало сделаешь? – проникновенно прогудел Всеволод Алёнович, опуская тяжёлую длань на плечо половому.

Тот икнул и судорожно закашлялся, робко блея:

- Есть у меня. Ежели Ваша милость соблаговолит пройти со мной, то я сей же миг Вам его и передам.

- Куда пройти?! – нахмурился грозно Зеркальщик. – Обмануть хочешь?!

- Ни боже упаси! Просто боязно такие вещи с собой носить, мало ли, заприметит кто, - запричитал половой.

Всеволод быстро проверил слугу с помощью магии. Лжи видно не было, зато страх и алчность чуть ли не переливались через край, как вода из переполненной бочки.

- Ладно уж, веди, - прогудел дознаватель, с трудом поднимаясь на ноги и опираясь на стол так, что тот даже пошатнулся. – Только учти, обманешь, шкуру спущу!

Половой громко икнул, покосившись на сунутый ему прямо под нос кулак.

- Ва-ва-ваша милость, не сомневайтесь, всё будет в лучшем виде. Идёмте, сделайте одолжение, вот сюда, за мной.

Тяжело, с сопением и пыхтением ступая за перепуганным слугой, Всеволод неприметно поглядывал по сторонам, но посетители старались делать вид, будто ничего не замечают. Чумазый мальчонка с охапкой хвороста замешкался было на пороге кухни, с интересом поглядывая на полового и Зеркальщика, но выскочившая из клубов пара и чада необъятных размеров баба вытянула мальца по шее полотенцем. Паренёк взвизгнул и бросился в кухню, впопыхах чуть не уронив свою ношу.

- Нечего тут глазами шарить, шалапут! – услышал Всеволод Алёнович до того, как разбухшая кухонная дверь бухнула, закрывая запретный для простого посетителя мир.

Меж тем половой вывел дознавателя в тихий неприметный дворик, коий, судя по запаху, посетители частенько использовали как отхожее место, не желая, либо же не имея возможности дойти до одинокой кособокой и щелястой будки, стоящей в двадцати шагах от трактира.

«Да уж, местечко лучше не придумаешь, - усмехнулся Всеволод, пьяно нагнув голову и быстро оглядывая окрестности. – Тут кричи или не кричи, всё одно никто не услышит. А ежели и услышит, ещё неизвестно, кому помогать кинется».

- Вот, Ваша милость, присядьте-ка сюда, на приступочек, - на свежем воздухе слуга заметно осмелел, даже в голосе проскользнуло что-то фамильярно покровительственное. – Не трудите ножки.

«Ах, о ножках забеспокоился? Ну сейчас я тебе услужу за заботу твою».

Зеркальщик резко размахнулся и со всей силы ударил полового по уху, рявкнув:

- Т-ты как с барином говоришь, скот-тина?! Запорю!!!

- Ваша милость! – слуга схватил за ухо, запричитал тонким, плачущим голоском. – Да за что же, Ваша милость? Я же ей-же-ей, ничего дурного…

- Хватит ныть, - оборвал полового Всеволод, неуклюже плюхнувшись на приступок и чуть не рухнув с него на землю. – Тащи, об чём сговаривались.

- А и тащить не надобно, - засуетился слуга, - вот оно, туточки. Отводом глаз от любопытных прикрыто.

«Ай да малый, - невольно восхитился Всеволод Алёнович, только сейчас приметив сгусток тумана под одним из венцов трактира, - ловко придумано! Эх, такой бы дар да не во вред, а на пользу людям!»

- Вот, извольте, - слуга с поклоном, чуть ли не на коленях, протянул Зеркальщику причудливый амулет. – Кривое зеркало. Смею заметить Вашей милости, первый сорт заклинание, самолично мастерил, сил не жалел!

- Да уж вижу, - усмехнулся Всеволод с интересом погладив пальцами амулет. – Дар у тебя большой, парень, только неправильно ты его используешь. Хоть раз спрашивал, зачем тому же купцу Пряникову Кривое зеркало понадобилось? Что он им укрывать станет, от чего глаза отводит?

Половой поскрёб макушку:

- А мне-то это на кой? Ибо сказано в Писании, - слуга нравоучительно поднял палец вверх, - многая знания – многая скорби. Так-то, Ваша милость. Ну дак как, берёте амулетик-то? Ежели да, так он триста рублёв стоит.

- Сколько? – присвистнул дознаватель, чей оклад и весь-то составлял двести пятьдесят целковых. – А харя у тебя, милый друг, не треснет с таких барышей?

Половой ощерился, точно крысёныш, загнанный в угол:

- А коли Ваша милость денег жмотит, так и амулета не получите! Мне, чай, тоже есть-пить надобно, да и одеться хочется!

- Не волнуйся, на ближайшие лет двадцать, а то и двадцать пять государство тебя и едой, и одёжей обеспечит, - сухо бросил Всеволод Алёнович, звучно хлопая в ладоши.

Принятый облик развеялся мелким стеклянным крошевом, явив опешившему слуге истинное обличье дознавателя.

- Ну что, братец, попался. За незаконное использование магии, торговлю амулетами и сокрытие тяжких преступлений, как то душегубства, увода из-под ареста и введение следствия в заблуждение, тебя по голове не погладят. Как бы вообще этой самой головы не лишили, закон к Зеркальщикам суров.

Половой взвизгнул и взмахнул руками, выбрасывая смертельную Зеркальную ловушку. Всеволод подождал, пока ловушка приблизится, а потом ловко вплёл в неё свои чары, направив на, теперь уже бывшего, хозяина. Слуга закричал, завизжал, потом захрипел, комом тряпья оседая на землю. Дознаватель сердито дёрнул щекой и чуть ослабил путы, чтобы пленник раньше времени не предстал перед Создателем. В тот же миг в грудь Всеволоду Алёновичу ударил колючий зеркальный шар, рассыпавшийся от столкновения роем острых осколков.

- Ах ты ж… - выдохнул дознаватель, инстинктивно закрывая глаза рукой.

Половой попытался было, воспользовавшись моментом, бежать, но Всеволод был настороже, моментально захлопнув Зеркальную ловушку.

- Вот и мучайся, коли добра не понимаешь, - буркнул Зеркальщик, быстро осматривая себя на предмет порезов. – Вот чёрт, опять шрам отворился, а ведь только-только подживать начал!

- Пощадите, барин, - заскулил половой, корчась от нестерпимой боли, - сжальтесь, помилосердствуйте, я любой наказ выполню, только отпустите!

- Ну уж нет, братец, - Всеволод вытер струящуюся по щеке кровь, понял, что только ещё больше размазывает её, в сердцах плюнул и вытащил из кармана платок. – Тебя выпусти – ты опять за старое примешься.

- Да ни в жисть! – выпучил глаза слуга и размашисто перекрестился. – Вот вам крест, истинную правду говорю!

- Ты мне-то хоть не ври, - устало отмахнулся Всеволод Алёнович, чуть ослабляя Зеркальную ловушку, - я же тоже Зеркальщик, насквозь тебя вижу.

От лиходея плеснуло такой лютой злобой, что опытному дознавателю на миг стало боязно. Опять помстился осклизлый подвал и тусклая сталь занесённого для удара ножа. Ещё и шрам разнылся, добавляя остроты воспоминаниям.

- Но-но, не балуй! – прикрикнул Всеволод, громким голосом прогоняя бередящее душу воспоминание. – Тебе сейчас не лютовать, а о спасении собственной жизни думать надо. Сопротивлением же ты только хуже делаешь.

Половой шмыгнул носом, разом превращаясь из лихого чародея в насмерть перепуганного мальчишку.

- Пощадите, барин, - заскулил слуга, падая на колени и колотясь лбом о промёрзшую землю. – Нужда заставила.

- Почему регистрацию не прошёл?

Резкий взгляд из-под коротких ресниц, злой оскал, промелькнувший подобно молнии, стиснутые кулаки, впрочем, быстро расслабленные и поникшие, словно сорванные цветы.

- Испужался я, ваша милость. Люди бают, та джистрация по голове шибко шибает. После неё, бабка сказывала, не человек, а ента, боболочка одна остаётси.

Всеволод Алёнович устало поморщился, потёр виски. Магическое напряжение давало о себе знать глухой головной болью и дрожью в коленях, но сдавать парня околоточному Зеркальщик не спешил. Конечно, Лев Фёдорович быстро выколотит из этого полового все необходимые сведения, потом и под суд пустит, причём добьётся самой строгой кары. Только вот что изменится в душе этого мальчишки, какие выводы он сделает? Поймёт ли, что закон, хоть и суров, но в первую очередь справедлив? Станет ли в другой раз, коли жив останется, помогать дознанию? Будет ли дар свой Зеркальщика применять на благо людям или проклянёт его и навеки откажется? А то и вовсе озлобится и залютует пуще прежнего при первой же возможности?

- Послушай, - Всеволод Алёнович присел на корточки перед слугой, чуть тронул его за плечо, - то, что уже совершено, мы исправить не можем. За то, что ты скрывал свой дар, делал незаконно амулеты и прочее, ты, без сомнения, будешь наказан…

Мальчишка тоненько заскулил, размазывая слёзы рукавом изгваздавшейся рубахи.

- Но степень наказания можно изменить, - мягко продолжил Зеркальщик, в который уже раз проявляя нежелательное для дознавателя милосердие к арестованному. – Если ты, скажем, начнёшь оказывать помощь в деле, коим мы занимаемся…

- То что? – фыркнул половой, зло сверкнув глазами. – Пощадят меня? А можа, и награду дадут, а барин? Ентот, как его, орден повесят? Али медалю?

- Жизнь сохранят.

- А на кой она мне жизнь-то, коли я Зеркальщиком быть перестану? Всей у меня и радости в жизни было – дар редкий, так и его отнимут!

- Не отнимут, а заблокируют, - терпение Всеволода трещало словно зеркало, в которое лупили молотком. – Дар врождённый отнять нельзя, он до самой смерти с тобой.

Слуга шмыгнул носом, зыркнул недоверчиво, словно зверёк дикий:

- Правда али брешешь?

- Брешут собаки, а я дело говорю! – рявкнул дознаватель, резко поднимаясь. – Учиться надо было лучше, тогда бы сам всё знал!

Мальчишка ощерился, но не грозно, а как щенок, который усиленно хочет казаться грозным псом, а у самого ещё даже клыки толком не выросли:

- Когда мне было учиться? Это над Вами, Ваша милость, с рождения мамки-няньки скакали, всё на блюдечке с голубой каёмочкой подавали, а я сам пробивался, всего добивался! У меня слуг не было!

Всеволод Алёнович усмехнулся однобоко, чтобы не потревожить разошедшийся шрам. В самом деле, не объяснять же этому мальчишке, что мамок и нянек в воспитательном доме не предусмотрено, а слуг у Всеволода и по сей день нет, потому как привык во всём и всегда полагаться в первую очередь на самого себя.

«Хотя, пожалуй, кое-что в заведённом порядке пересмотреть стоит, - подумал Зеркальщик, вспомнив о Вареньке, своём ненаглядном Отражении. – Я человек без пяти минут семейный… если только Варвара Алексеевна в пылу гнева не отречётся от нашего обручения. Всё-таки не стоило её одну оставлять. А с другой стороны, тащить неведомо куда барышню тоже нельзя. Вдруг бы этот мальчишка её напугал али и вовсе ранил? С Зеркальной магией шутки плохи, даже крохотный осколочек покалечить серьёзно может, коли в глаз или нос попадёт».