Цветок эдельвейса или под сенью львиной лапы

Глава 15

Похороны оставили тяжкое впечатление, хоть и длились недолго. Малолюдная процессия, состоящая из лорда, меня, Тори, да, плачущих Лиски, да Зары. Остальные горничные отказались идти, боясь, что им станет дурно.

Жрец шёл молча, лишь изредка громко мыча молитвы себе под нос. Доставая все больше и больше пучков трав и разбрасывая их перед гробом, который катился на большой телеге с впряжённым туда жеребцом лорда.

Запах полыни и тысячелистника сопровождал нас всю дорогу до места захоронения.

Решено было скинуть тело со скалистого обрыва, чтобы не оставалось возможности ему быть поднятым злой волей. Так пожелал лорд и ему было виднее, что нужно сделать, чтобы не стать зомби.

Солнце, хоть и не палило жарко, все равно доставляло нам неудобства. Я чувствовала, как по спине бегут капли пота и жалела, что надела шерстяное платье, но, когда внезапно налетел порыв северного ветра, все же решила, что выбрала одежду верно.

Тори так и не поднимал лица, его фигура была полна скорби и гнева.

Я поколебалась, но все же подошла к нему и обняла его неловко. Парень, вначале дёрнулся, а после, спустя несколько секунд, уткнулся мне в плечо и я услышала сдавленные рыдания.

— Ну, ну, — пропищал мой воробей, нарушая тишину, — нам всем его будет не хватать, ты был ему дорог, не дари его духу печаль, проводи его с лёгким сердцем.

Я бормотала банальности, но, видимо, именно их Тори и не хватало. После смерти Гаяза ему даже еду не носили, он был вынужден приходить к двери кухни и маячить там, пока Зара не вынесет ему поднос с нехитрой снедью.

Его слегка косящие серые глаза, сейчас были воспалёны и мокры от слез.

— Он ещё придёт, — вдруг отчетливо произнёс подросток, а лорд вздрогнул при этих словах, внимательно взглянув на Тори, — он придёт и вы подчинитесь.

— О чем ты? — максимально ласково спросила я, легко его отстраняя от себя, — о чем ты говоришь?

А у самой внезапно сжалось испуганно сердце: ох, не о Гаязе он говорит, не о нем вовсе.

Но Тори вместо ответа угрюмо отвернулся и отошёл, шмыгая носом и шаркая ногами, обутыми в раздолбанные грубые ботинки.

Дальнейшая дорога прошла в молчании, даже жрец перестал читать молитвы, а просто шёл перед скрипящей телегой.

Стылый ветер продувал вершину скалы, куда мы привезли тело Гаяза.

И я порадовалась своему шерстяному платью, не хватало снова свалиться в постель с горячкой.

— Жизнь твоя и смерть твоя, да будет так по воле Бога. Ты не один и мы не одиноки, память наша, да вечна будет, — начал раскачиваться жрец в ритуале освобождения духа от тела, — прах твой, да упокоится, дух твой, да освободится. Добро ли, зло ли, ничто перед равновесием, мы поможем тебе, а ты поможешь нам. Да будет мой Бог свидетелем, я дарую тебе покой и волю. Пусть земное пристанище тебя больше не держит. Я все сказал.

Пока он говорил свою отпевную, лорд и Тори распрягли жеребца и отвели его в сторону. А жрец, внезапно заговоривший очень громким и будто трубным голосом, показался мне выше и больше, чем был до того.

— Будь свободен, будь милостив, будь отрешён, соединись с Богом в его доме. Он ждёт тебя, а тело тебе больше не нужно, прощайся! И прощай!

С этими словами жрец одной рукой толкнул телегу и та, будто пёрышко, покатилась к обрыву и чуть задержавшись на краю, буквально на доли секунды, а после с грохотом ринулась вниз, на скалы, разбиваясь по дороге.

Я сделала движение к обрыву, желая посмотреть, что же случилось с телом, но сильная рука лорда удержала меня.

— Не надо, он уже свободен, там не Гаяз, так лучше для всех.

Я взглянула на Адвина, запавшие глаза и враз схуднувшее лицо говорили о переживаниях, гораздо более сильных, чем лорд показывал на людях. Ему был дорог его старый дворецкий.

Он заметил мой изучающий взгляд и ответил на незаданный вслух вопрос:

— Он был мне и нянькой, и старшим братом, и отцом, и дедом. А теперь его нет, я остался один.

— А как же ваш брат, лорд Цервин? — я рискнула спросить очевидное.

Адвин не ответил, лишь поджал губы и взял коня, которого подвёл ему Тори, за уздцы.

— Поехали со мной, тарга Туайя, — позвал меня лорд, когда я уже подошла к женщинам, которые были готовы идти обратно.

— Будет ли это уместно, милорд? — на самом деле я боялась, что не смогу залезть на лошадь.

Тори и горничные с жрецом наблюдали в сторонке за нашим диалогом.

— Не дурите, холодает, я помогу вам сесть в седло, — раздраженно сказал лорд, — не приемлю отказа.

Он подошёл ко мне и довольно легко закинул на коня, как и обещал, а сам сел позади меня, вынужденно обнимая меня своим торсом и руками, держащими поводья.

Лиска и Зара проводили нас изумленными глазами, ещё бы: лорд, везущий свою экономку, годящуюся ему в бабушки, такое не каждый день увидишь.

Тори и жрец были отрешены, каждый по своей причине, подросток ушёл в себя, как обычно, а жреца снова перестало волновать все, не связанное с его основными обязанностями.

Лорд направил легкой рысью своего жеребца и я, оглянувшись, видела, как удаляются от нас фигуры слуг.

— И почему я не догадался поехать сюда в карете? Сейчас бы вы ехали в комфорте, — проговорил негромко лорд, почти мне на ухо.

— Вы, верно, забыли, что обряд приемлет лишь личное участие и легкое бичевание, чтобы дух видел, что о нем печалятся. Трудно скорбеть в карете, не находите? — я позволила себе легко усмехнуться.

— Что вы, скорбеть можно, даже в разгар праздника, важно не место, а чувства.

— Стоит ли портить праздник своей скорбью? — и чего я уцепилась за его фразу?

Лорд помолчал, прежде чем спросить меня, сменив тему:

— Часто ли вы гуляете по саду, тарга Туайя?

— Почему вы спрашиваете? — я поморщилась, на этот раз мой «переводчик» вместо обычного писка каркнул как ворона.

— Нет, — внезапно рассмеялся Адвин, — мы так далеко не уйдём. Так много вопросов и ни одного ответа.

Я даже чуть обернулась к лорду, к груди которого была прижата, уж больно мне его смех напомнил истерику. Так смеялась вдова нашего мельника, когда ростовщик захотел забрать мельницу за долги, рассказывая ей, как легко ей станет без этой обузы. Кстати, тогда она взяла бразды правления в свои руки и довольно быстро смогла расплатиться с долгами. Хотя ей это и стоило половины седой головы.

— Простите, милорд, мне кажется, сейчас не самый удобный момент для разговоров, — наклонила я голову ниже, показывая своё смирение.

— Пожалуй, вы правы, тарга Туайя, — задумчиво произнёс лорд, так же осторожно ведя своего жеребца по каменистой дороге, ведущей в поместье.

Оставшийся путь мы провели молча, лишь около дверей, когда лорд помог мне спешиться, он сказал:

— Я больше не вижу вас в библиотеке. Вас не интересует изучение магии?

Я покраснела, действительно некрасиво с моей стороны, сначала согласиться, а после игнорировать уроки.

— Неправда, милорд, только события не располагают к вдумчивому обучению. Когда мы можем продолжить?

— Завтра, сегодня все ещё день скорби, — лорд еле сдерживал своего коня, тот нетерпеливо переступал копытами и фыркал ему в волосы, отчего прическа лорда была довольно вольной.

Волнистые волосы падали ему на лицо, откуда мужчина раздраженно убирал их назад, но жеребец не дремал и снова выдохом испытывал выдержку лорда.

— Как вам будет угодно, милорд, когда вы планируете быть в библиотеке? — я сложила руки на переднике, как примерная экономка. Мельком заметив, что кто-то наблюдает за нами в окне дома. Кто-то из оставшихся служанок.

— До завтрака, прошу вас, не опаздывайте, жрецу оплату я уже выдал, так что не беспокойтесь. Да и вряд ли он сюда вернётся.

Я вскинула на лорда глаза, пытаясь понять, шутка ли это или нет. Но лицо Адвина было непроницаемо.

— Ещё одно, милорд, ужин подавать в столовую? И я хотела бы поговорить о слугах, их осталось очень мало, может мне сходить в село? Сегодня оттуда не прислали ничего.

— Не прислали? Хм, что ж, может и мне не приходить к ним, когда мертвячье поветрие придёт? — горько улыбнулся лорд, — неважно Туайя, я проживу и без яиц с молоком.

Он ещё помолчал, а я не смела нарушить странное чувство, возникшее между нами, будто Адвин пытался открыться мне и не мог.

— В общем, ужин как обычно, Гаязу не понравилось бы, если бы было иначе, а насчёт служанок, поступайте как знаете.

— Хорошо, милорд, — присела я в книксене, опуская глаза. Иногда мне думалось, что лорд довольно пристально меня рассматривает, будто пытается что-то отыскать в моем лице. Вот и сейчас мне показалось так же, меня смущали эти взгляды, это неправильно, что молодой мужчина смотрит на старуху с интересом.

Лорд самолично увёл коня в конюшню, с нынешним положением дел некому было ему помочь.

А я пошла в столовую, помнится мне, там должно быть убрано, но после спешного ухода от нас служанок, я уже не могла быть в этом уверена.

Так и есть, паркет требовал натирки, стол — чистки, а окна мойки. Просто удивительно как быстро здесь все грязнится или мне просто не хватает рабочих рук.

Вздохнув, я опустилась перед камином, сегодня никто не удосужился почистить его от золы и мне пришлось, сняв плащ, заняться этим. Ведро для золы я нашла в подсобном помещении на этаже, а совок висел на камине.

Пока руки выполняли привычную работу, мои мысли были далеко от столовой.

Несмотря на то, что в поместье происходят страшные и странные вещи, я в своей разгадке не приблизилась ни на йоту, как была я старухой, так и осталась, только чуть более молодой. И ответа на вопрос почему я помолодела, у меня тоже не было.

О Богиня! Что же ты хотела сказать своим предсказанием!?

Меня спасёт лев, я должна полюбить льва. Как это возможно в стране, где львов привозят только в кибитках бродячих цирков, людям на забаву поглазеть?

Да и… надо быть честной с собой, я уже отдала своё сердце, пусть он и никогда об этом и не узнает.

К ужину я не успела, впрочем, лорд не напомнил мне о времени. Пока чистила камин, пока оттерла столы, спустилась вниз, там уже кухарка овощи чистила, помогла ей. К сожалению, сейчас мне приходилось вдвойне тяжелее, я взвалила на себя ещё и обязанности ушедших слуг. Горничные разошлись мыть гостевые комнаты и коридоры, я же чистила часть серебряных приборов. Дело это было довольно ответственное и трудоемкое.

Кожа вокруг ногтей почернела от чистящего порошка и никак не хотела смываться мылом, чей щелочной запах просто сводил меня с ума. Не то, чтобы я брезговала им. Нет. Но разница между жестким, грубым бруском мыла, которое совершенно не щадило кожу и нежным пахнущим, воздушным кусочком, которое продавалось в лавке для состоятельных женщин, была очевидна.

Нам слугам полагалось именно такое: коричневое и тяжелое. Мало кто из горничных рисковал купить себе лавандовое мыло стоимостью в треть месячного жалования.

Поэтому я очень удивилась, увидит завёрнутый в подарочную бумагу кусочек душистого мыла.

Пока разворачивала тонкую, почти прозрачную упаковку, которая тихо шуршала, что только себе не надумала. А все сомнения разрешились запиской, которая была внутри:

«Прошу вас принять скромный подарок и не забывать, что я жду новостей. Леди А.»