Демон-Хранитель

Рядом кто-то крякнул и икнул одновременно. Это было премерзко! Я вздохнул и, чтобы сразу не убить стоящего за спиной, чуть помедлил, прежде чем повернуться к источнику звука. Затем все-таки обернулся и увидел ангела — старого пьянчужку Джека. Выглядел тот довольно жалко: маленький, толстенький, с плешивой головой, красным носом и подслеповатыми, как у котёнка, глазами. Я не мог не закатить свои. Я даже не мог злиться на происходящее со мной, потому что ещё чуть-чуть и засмеюсь на всю округу дьявольским смехом, от которого полопаются все мензурки в лабораториях, дети зайдутся в удушающем крике, а пролетающие мимо птицы сдохнут прямо в полете, потому что всё, что происходило со мной, смахивало на какой-то фарс, комедию. Я чувствовал, что у этого фильма с моим участием не будет хорошего конца, да и плохого тоже, он будет длиться вечно. Браво, Сатана! Наказал так наказал — удружил так удружил. Даром, что самый изощрённый искуситель среди себе подобных.

Ангел пытался приветствовать меня, но, как говорится, либо пить, либо… Он сделал мах рукой, открыл было рот, но потом снова закрыл, икнул и обречённо и тяжело вздохнул. Я начинал злиться, а потом меня вдруг взяло любопытство: за какой же душой нас послали, кому не угодило это маленькое существо, что его прокляли нами уже при рождении — непросыхающим ангелом Джеком и угрюмым дьяволом Солидафиэлем? Мне очень не терпелось посмотреть на этого человечка.

Ангел и я оказались в операционной. Я равнодушно следил за рваными и немного суетливыми действиями врачей и вдруг почувствовал ладонями приятное покалывание. Это чувство мне нравилось и не нравилось одновременно, потому что я никогда его не испытывал, потому что оно пугало меня. Что со мной такое?! Из-за этого я не сразу заметил, что появился ребёнок, мать которого сейчас пытались спасти врачи.

В палату вбежала реанимационная бригада, и врачи столпились вокруг её уже мёртвого тела. Я это знал, я видел, как создатель бережно принимает её в свои тёплые руки. Никакие врачи её не оживят, обратного пути нет. Я глазами проследил за ребёнком, его взвесили, укутали в пелёнки и понесли прочь из родильной. Я видел, что пожилая седая медсестра, в мягких руках которой находилась сейчас душа, лишённая матери, хрипло бормотала про себя: «Бедное дитя, ещё и без отца осталась». Сирота, значит, тем хуже для неё: некому будет наставить на путь истинный, а с таким ангелом… Я глянул на Джека и коварно улыбнулся — у меня не будет препятствий…

Наитие и внутренний зов привели меня и Джека в палату, где лежало с десяток человеческих младенцев, своего я нашёл сразу. Маленькая красивая девочка с изумрудными глазами по имени Дженнифер (так назвала её медсестра, устало перекрестив напоследок). Я внимательно рассматривал её, пока ангел сюсюкал рядом, перемежая бессмысленные и ласковые слова с иканием, чувствуя, что покалывание в ладонях только увеличивается, приятно разливаясь по рукам. Я был в смятении, но выдать своё обескураженное состояние не мог. Я никогда не показывал своих чувств, для меня это равносильно признанию себе и другим в том, что у злого и мрачного демона Солидафиэля есть… душа. Я смотрел на ангела, который суетливо и бессмысленно копошился вокруг крохотного человеческого дитя. Его опухшие синие руки каждый раз дрожали так, что ещё мгновение — и он ударит ребёнка. А я терял последние крохи своего, как оказалось, почти ангельского терпения. Джеку мне хотелось врезать так, чтобы он ушёл в мир иной раз и навсегда. Бессмысленность ситуации зашкаливала, и я в нетерпении воззрился на пьяницу.

— Джек, что ты делаешь?! — гневным зычным голосом проговорил я, окончательно выходя из себя, слыша, как кто-то из детишек захныкал.

Этого ещё не хватало, чтобы эти будущие человеческие отбросы заныли. Это будет поистине невыносимо.

— Собираюсь благословить дитя… — заплетающимся пьяным голосом проговорил Джек, и его рука снова заплясала над тельцем девочки.

Ангел делал пассы руками, даже отдалённо не напоминавшие таинство.

— За что мне это?! — взвыл я, немного неуклюже положил грубую руку на нежную кожу лба девочки и тихо произнёс: — Благословляю.

— Так?! — я обернулся к Джеку и увидел его расширившиеся от ужаса глаза. — Что?! Не так?!

— Ты проклял её… — испуганно шепнул он и надрывно заревел.

— Надо было лучше выполнять свою работу, — чуть растерянно пробормотал я и ощутил, что покалывание в ладонях пропало.

Это и к лучшему! Не люблю незапланированных событий в своей до ужаса запланированной и предсказуемой жизни, не надо мне никаких непонятных ощущений и чувств! Я — демон. Злобный, мрачный и угрюмый. Моя задача — ваша погибель. Я всегда за вашим левым плечом и всегда жду, что вы отступитесь. О, поверьте, я помогу вам отступиться. Я — ваши самые грязные мыслишки, самые тёмные желания, которые как бы сами по себе приходят к вам голову. О, вы ошибаетесь, это я шепчу, это я вам их вкладываю в вашу затуманенную любовью к себе и потаканием своим низменным страстям голову. Вкладываю планомерно, ежесекундно, с рвением безумца. Потому что это теперь моя работа. Работа, которую я буду выполнять качественно, потому что я лучший в любом деле, всегда, потому что я — Солидафиэль.

Колыбельная демона

От скуки я медленно слонялся от стены к стене серого, попахивающего казёнщиной, мрачного, с готическими сводами арок монастыря. Рядом ныл и одновременно молился ангел Джек с неизменным густым и прогорклым амбре от дешёвого пойла — и где он только умудрялся его брать?! Девочку после роддома и больницы при нем отправили в приют обители святой Катарины. Правила здесь не так строги, как в других монастырях, но всё же дисциплина была железной. Монашки стройными рядами неспешно и чинно, с обязательным мысленным чтением повседневных молитв, двигались только по им понятным делам. Я словил себя на мысли, что с неподдельным плотским интересом наблюдал за скромно одетыми женщинами и совсем неприличными, нескромными желаниями и с пошлыми намерениями посетил бы парочку из них в качестве инкуба прямо сегодняшней ночью. Вот прошла красотка с сочными губами, думаю, она бы не против была отведать мой… А вот у этой пышная грудь, она бы неприлично колыхалась при каждом моём резком движении. Я распалялся с каждой минутой, если так пойдёт и дальше…

«Чёрт!» — мысленно ругнулся я, вспоминая свою родню, и исподлобья мрачно посмотрел на Джека.

— Где ты берёшь бухло? — грубовато спросил его я.

— Э… ну… — тянул ангел.

— Да я никому не скажу, не написал же я на тебя донос в небесную канцелярию, что ты в командировке по спасению души вечно пьяный… — надавил я на и так испуганного и загнанного ангела.

Он судорожно вздохнул, с опаской и недоверием посмотрел на меня своими крошечными, заплывшими от злоупотребления алкоголем глазками, но потом будто решился.

— П-пойдём, — чуть заикаясь, промолвил он, убирая со лба мигом образовавшуюся на нем испарину.

Я чуть брезгливо покосился на него, но уж очень мне сейчас хотелось выпить алкоголя и не только.

Мгновенно переместившись в центр города, мы прошли в тёмную, с источавшими вонючие фимиамы, грязными мусорными баками подворотню. Из-под ног разбегались с противным и тонким писком серые крысы. Для тварей мы были вполне во плоти. Кажется, парочку я придавил своими грубыми, тяжёлыми ботинками-берцами — подарком Сатаны. Тьфу, опять невольно вспомнилась жизнь на небе: похождения с другом, сражения с ангелами, попойки, похоть, разнузданность… Я тоскливо вздохнул, и настроение резко ухудшилось. Затхлый запах ударил в нос. А вот Джек всё топал и топал. Это начинало раздражать, я буквально вскипал.

Нетрезвый ангел как будто почувствовал мой гнев, готовый выплеснуться на его плешивую голову, и, остановившись перед серой неприметной дверью, по-особенному постучал в неё. Никто не ответил. Ангел обернулся ко мне и жалко улыбнулся, потом снова развернулся к двери и только занёс для удара свой пухлый кулачок, как дверь тяжело и натужно открылась, и оттуда повеяло знакомыми запахами.

Сегодня напьюсь, решил я, разобью кому-нибудь рожу и трахнусь. Но вышедший на стук демон-бугай не торопился пускать нас на порог, куда так вожделел попасть я. Он насмерть замер в амбразуре прохода. С огромными, бугрящимися мускулами руками, скрещёнными на груди, испещрённой косыми рваными багровыми шрамами. Его квадратное лицо ничего не выражало, а челюсть медленно двигалась — он жевал жвачку.

Я не был таким мускулистым, как этот молодой демон, но в моих крепких жилистых руках таилась сила, отточенная тысячелетиями в бесконечных войнах и сражениях плечом к плечу с Сатаной. Я за долю секунды сообразил, как приложу его точным ударом в ухо, а дальше в область солнечного сплетения. Да, он рухнет, как мешок с дерьмом, аккурат под мои ноги. Видимо, все то, что я себе представил, отразилось в моём взгляде. Увидел секундное колебание в глазах охранника, но я уже знал — он проиграл. Тот, не изменив выражения лица, так же медленно жуя, пропустил нас в обитель зла и порока. Зла, потому что здесь обитали только демоны и опустившиеся, как Джек, ангелы, а порока, потому что вино лилось рекой и предлагались девицы на любой вкус. Моё настроение поднималось с каждым шагом в этот грязный и сочащийся грехом вертеп.

Я и мой «дружок» подошли к барной стойке и, не сговариваясь, плюхнулись на стулья. Глянул на него, после чего тоскливо вздохнул.

Привыкай, Солидафиэль, это твоя компания на ближайшие лет семьдесят, или сколько там эта жалкая душоночка будет жить на свете… М-да, судьба-злодейка: сегодня ты рядом с престолом Сатаны, а сейчас сидишь в грязном пристанище опустившихся существ и ждёшь своей очереди, когда на тебя обратит внимание старый чёрт-бармен и уже нальёт тебе выпить… Кстати, что здесь принимают в качестве оплаты? То же самое, что и в аду?

Мне надоело ждать, и я уверенным жестом подозвал к себе бармена. Тот, оторвавшись от шумной компании, которую уже обслужил, подошёл ко мне, и я, задумчиво прищурившись, вспомнил, кто передо мной. Бармен, весело усмехнувшись, протянул мне руку для приветствия. Я не менее тепло поприветствовал его.

— Сомневался, что вспомнил меня? — вопросительно протянул тот медленно и кашлянул.

— Присматривался, место-то незнакомое, — оправдался я.

Не узнать своего товарища по оружию было бы позором для меня. Но он и вправду изменился: стал старше, погрузнел, волосы цвета воронового пера подёрнуты сединой, когда-то ясные синие глаза теперь оплыли. Я спохватился, так как понял, что он видел, как я его слишком пристально рассматриваю. Бармен горько улыбнулся.

— Постарел, — констатировал он.

— Угу, — буркнул я, никогда не отличаясь витиеватой манерой вести светские беседы, зато имея прямолинейность и привычку говорить в лицо всё, что думаю.

Повисло неловкое молчание. Бармен наполнил штофы напитком и пододвинул к нам. Я слышал, как Джек громко сглотнул слюну. Друг презрительно покосился на него, взглядом как бы говоря, что налил ему только в честь встречи со мной. Я усмехнулся.