Потомки

Глава 28

О том, что Всеслава выпустили, Зоя узнала ещё в аэропорту. Доронина с искренним сожалением заметила, что можно было подержать и подольше. Берта восприняла все как должное, не особо выражая радость или облегчение.

Она беспокоилась только о том, почему их никто не встречает. Ей очень хотелось, чтобы все увидели, как она прощается со своими новыми подругами, особенно Вера или Адам.

Но к удивлению, вновь прибывших, никого из ожидаемой троицы не было. Озираясь они дошли до выхода, обдумывая как лучше добраться до города. Паулина любезно предложила поехать с ними, для нее было бы как нельзя кстати, лично доставить Зою Всеславу целой и невредимой. Но Зоя отказалась, ей очень хотелось домой, больше, чем она даже могла себе представить.

Внезапно им навстречу выскочил запыхавшийся взлохмаченный брюнет.

— Антон! — обрадовалась Берта. — А ты, что, один? Тебе поручили нас встретить, да?

Зоя не спешила разделить эту радость. В ее взгляде сквозила холодность английских королев и обиженных законных жён.

— Всеслав не смог меня встретить сам? Могу предположить, что мир снова в опасности?

Антон мялся. Он то вытирал руки о карманы, то начинал ерошить волосы, отчего его прическа походила на морского ежа.

— Мир как бы нет, а Всеслав, наверное, в опасности, — промямлил он.

— Что это значит? — холод и сарказм вмиг исчезли из ее голоса, уступив место тревоге и раскаянию. Как она вообще могла подумать что-то такое, что ее милый Всеслав был к ней невнимателен или легкомысленно настроен.

— Маленького Питера забрали в гетто. И Всеслав как будто с ума сошел, он уже, наверное, штурмует администрацию. Вера сказала, чтобы я тебе не говорил. Она сказала, что нам только ещё дочери министра сейчас тут не хватает.

Все, кто были рядом переглянулись и замерли.

— Ве-ра? — Зоя по слогам произнесла имя левой руки лидера партии человекоборцев, место правой руки, всем известно, занимал Адам. — Я так понимаю, она теперь решает, что я должна делать.

— Вот из-за этого я и не хотел говорить, — пробурчал молодой человек. — Но меня только не приплетайте в свои бабские разборки. Сами разбирайтесь между собой.

— Какие еще бабские разборки? Мне вообще не интересно ее мнение, и разбираться я с ней не собираюсь.

— Ладно, куда тебя везти?

Зоя выбрала немедленно ехать к Всеславу. Но к сожалению, Антон точно не знал, где их предводитель. Робкое предложение позвонить Вере было встречено злым быстрым взглядом из-под нахмуренных бровей и тут же забыто. Они безуспешно скатались в центр, посетили на всякий случай несколько отделений полиции, но безуспешно.

Так бы они и колесили по городу до утра, если бы не Берта, которая наконец устала рассказывать о своей необычайной популярности в Москве и разузнала о местонахождении Всеслава.

Подъехав к зданию департамента здравоохранения, они увидели, что их лидер расположился прямо напротив с большим плакатом с надписью «кто дал вам право?». Жаркий полдень был в самом разгаре, поэтому улица была почти безлюдна. Лишь изредка пробегающие тенечком прохожие, нарушали его одинокую забастовку. Если, конечно, не считать высокую даму в деловом синем костюме, тщетно пытающуюся его прогнать.

Из-за того, что Всеслав сидел и на ее визг отвечал негромко, дама не могла его хорошо расслышать с высоты своего роста, она наклонялась, немного приседая, и переспрашивала: «что, что ты сказал?». Со стороны было похоже, как будто огромная птица пытается вытащить червяка из бревна.

Их странную беседу прервала Зоя. Она подбежала к Всеславу, буквально отпихнув женщину в синем, и попыталась его обнять. Сделала она это крайне неловко, но не так-то просто обнять сидящего человека, ещё и с плакатом в руках.

— Это вообще, как понимать? — всплеснула руками женщина из департамента. — Ты вообще знаешь, что это уже не одиночный пикет, а несанкционированный митинг. И я имею полное право вызвать полицию.

— Нет у вас ни прав, ни свободы воли. Нет порядка и нет правосудия, все что у вас есть лишь ваши иллюзии.

— И слушать не хочу твою оппозиционную чушь, понял меня? Забирай свою прошмандовку и убирайся отсюда, пока не приехала полиция.

— Между прочим, ее отец — министр обороны, возможно, он не сильно рад тому, что она защитник большеголовых, но таких слов себе не позволяет.

— Так я и поверила, — буркнула женщина, все же сбавив на всякий случай тон.

— Ох, уж это чинопочитание, — вздохнул Всеслав. — А что ты здесь делаешь, Зоя? Мне прямо неловко перед этой госслужащей от твоих проявлений чувств.

— Я, я очень переживала, — честно ответила Зоя. — Мы все переживали. Это безрассудно. Чем ты поможешь Питеру, если тебя посадят?

— А если не посадят? Я ему в любом случае никак не помогу. Мы бьемся как рыбы об лёд. Все бестолку. Пусть сажают. Все равно, это бесплодная борьба. Мы кричим: люди, посмотрите, с вашего согласия творятся бесчинство и беззаконие, с вашего согласия детей сажают в тюрьму, а они не слышат нас. Что надо сделать, что надо сделать, Зоя, чтобы нас услышали?

В голосе Всеслава было столько безысходности и горечи, что даже сотруднице департамента стало не по себе. Немного подумав, она решила скрыться в здании, пока этой волной отчаяния не накрыло и ее.

— Все, надоест сидеть, сам уйдешь. Если полиция спросит, я скажу, что могла, то сделала.

— Что вы можете сделать? Мы все — рабы, полирующие свои оковы, хвастающие ими перед своими собратьями, унижающие тех, у кого они не такие блестящие. Наши господа смеются над нами, глядя на нашу систему ценностей и кидают нам кости со своего стола.

Женщина махнула рукой и ушла в свой спокойный, прохладный кабинет.

— Сами разбирайтесь с этими депрессивными придурками, — услышала Зоя ее отчёт кому-то в здании департамента. — Вот он сейчас пойдет повесится, а отвечать я буду?

— Я присяду? — спросила Зоя.

— Да, садись. Возьми картонку, там около дерева.

Зоя устало присела.

— Как в Москве? — вежливо поинтересовался Всеслав.

— Да, так нормально.

— Ну и хорошо.

— Слышал, что у Берты сорвалась свадьба с генералом, — прозвучал сверху знакомый голос.

Зоя подняла голову. Перед ней стоял Адам в клетчатой рубашке, выглаженной до хруста, темно-синих шортах по колено и идеальной прической.

— А слышал, вероятно, от первоисточника, — улыбнулась она. — Там картонка под деревом.

— Я бы тебе не советовал, Адам, располагаться здесь. Смысла в этом вообще нет. Пересмотрел все наши достижения и совсем приуныл.

— Да, я вижу, брат. Только что же ты предлагаешь — плыть по течению и вообще ничего не делать?

— А кто его знает, брат, может и так.

Потом пришла Вера, Антон, подтянулись Патрик и Денис. Уже смеркалось, люди из департамента давно разошлись по домам, стараясь не смотреть в их сторону. А вокруг Всеслава собиралось все больше и больше народу. Человекоборцы и ребята уже из других партий стягивались к департаменту со всего города.

Одинокий плакат Всеслава кто-то повесил на дерево, чтобы было лучше видно, только не понятно кому.

Неожиданно прикатили антиглобалисты во главе с Мясником. Кто-то притащил гитару. Ко всеобщей радости представителей мужского пола этого странного митинга появились феминистки. Но они обрадовали ещё и девочек, потому что с ними приехал и небольшой фургончик с бесплатной едой и напитками, подарок от какого-то очередного очень важного человека.

Доронина пробила себе путь к Всеславу без каких-либо усилий. Ее, как генерала, все пропускали и вежливо уступали дорогу. Она уселась рядом, подвинув несколько возмущённого Адама.

— Я тоже согласна с тем, — влилась она в беседу, которую сама же и прервала, — что к такому понятию, как «вещи в себе» каждый разумный человек и так приходит. В один прекрасный момент мы сами осознаем, что все, что нас окружает, абсолютно все, мы можем воспринимать только субъективно.

— Хорошо, но как тогда быть с тем, что мы все социально зависимые? Нам просто необходимо мнение и опыт других.

— И что от этого субъективное суждение становится более объективным?

Трепаться языком до глубокой ночи на философские темы испокон веков всегда было любимым занятием студентов и прочей молодежи. Приводило ли это к чему-то, кроме невыученных уроков, никто не знает.

Как бы хотелось, чтобы кто-нибудь подсказал в чем смысл наших жизней, и есть ли он вообще. Куда и откуда мы идём, или пути нет, и мы стоим на месте, а вокруг нас меняются картинки. Где реальность, а где иллюзия, откуда берутся мысли? Столько вопросов и ни одного ответа, кроме религиозных аксиом. Только и остаётся, что утешать свой мучающийся разум философскими беседами.

***

Начало следующего дня заставило все городские СМИ буквально рыдать от радости. Новость была настолько громкой, что можно было всей страной обсасывать ее неделю.

Скандал вокруг дочери министра обороны Михаила Авлота разразился рано утром. Зоя Авлот, официально состоящая в партии защитников гидроцефалов, именующих себя человекоборцами, и неофициально находящимися в черном списке ее отца, заявила, что отправляется в больницу санаторного типа для больных гидроцефалией в знак протеста.

— Бросила учебу в престижном университете, начхала на карьеру, и все ради чего?

— Я не бросала учебу.

— И на какой срок у тебя академотпуск?

— Бессрочный…

— Тогда что в твоём понимании «бросить учебу»?

— Мама, не надо устраивать трагедию на пустом месте!

— На каком ещё пустом месте?! — взорвалась женщина. — Ты свою жизнь просто спускаешь в унитаз из-за какого-то симпатичного мальчика и это по-твоему ничего не значит? Обычный вторник, так?

— Всеслав здесь причем? Твой муж детей запирает в психушке пожизненно — это причина. Ты живёшь с психопатом, у которого есть власть! Вот причина.

— И этот психопат — твой отец, Зоя. Из-за своей дебильной любви тебе плевать на него, на меня.

— И сколько раз мне надо повторить, что не моя дебильная любовь заставляет меня так поступать, а действия моего отца.

Зоя гневно затопала к себе в комнату.

— О, я бы даже не заезжала, если б не нужно было забрать документы. Чтобы этого всего просто не выслушивать.

Она устало закрыла за собой дверь и буквально сползла по ней. Комната была умиротворительно тиха и прохладна. Окна были открыты. Шторы слегка надувались от небольшого ветерка, и было слышно, как на улице дети играют в мяч.

Горькое чувство утраты комом застряло в горле. Именно сейчас Зоя очень жалела, что так необдуманно, резко и бескомпромиссно объявила о своем решении уехать в гетто за Питером. Всеслав не пытался ее отговорить. Он был горд за нее, за ее решительность и упорство.

Зоя грустно улыбнулась себе в зеркало.

Упорство в достижении цели — теперь эту фразу она может писать в своем резюме без зазрения совести.

Ее отвлёк стук в дверь. От неожиданности она даже вздрогнула. На пороге стояло зло во плоти. Оно село на единственный стул в комнате, и с некоей долей печали посмотрело на Зою.

Отец в этот момент совсем не казался Зое злым, они хоть и не были достаточно близки, но они были родными и любили друг друга по-своему. Она уже приготовилась к нравоучениям и разбору над ошибками, но он лишь спросил: