Огонь, Вода и Медные Порталы

Глава 17

Любогнева обернулась от окна и осмотрела чистенькую тёткину комнатку. Да, невелика. Ей, Любогневе, если она желает здесь остаться, придётся скакать по хлипкой берёзовой лесенке под потолок и спать на полатях. Вряд ли ей удастся загнать на полати престарелую тётку, отвоевав у неё место на лежанке за шторкой. Хотя, если тётка всё время нянчит малолетнего князя, то, скорее всего, и ночует где-то подле него.

Решительно шагнув к двери, девушка открыла двери в сени: «На той-то стороне терема горница, чай, побогаче да попросторнее будет!», — подумала завистливо, осматривая дверь в помещение напротив. Оглядела, расположенную в сенях, печную топку, тремя стенами печи разом обогревающую несколько комнат, в том числе и тёткину. «Хитро!» — подумала, возвращаясь взглядом к двери в помещение напротив. Прислушалась. — «А что же там-то? Никого не слыхать».

Любогнева прошла по длинному полутёмному коридору сеней и потянула на себя, так заинтересовавшую её, дверь на другую половину терема.

— А-ах! — ахнула, задохнувшись от переполнивших грудь эмоций. — Вот это я понимаю — горница! Три красных окна! — огляделась, оборачиваясь вокруг себя. Высокие потолки, крытые коврами широкие лавки, дубовый резной стол, изразцовая печь. — Вольно ж ему дрова-то жечь! Кто же тут живёт?

Взгляд её зацепился за большой овальный предмет на стене, в медной раме и отливающий серебром. Как завороженная, Любогнева приблизилась к зеркалу и, поймав свое отражение, взвизгнула и отскочила в сторону. Любопытство, всё же, оказалось сильнее, и, узнав в отражении себя, девушка посмотрела в зеркало уже смелее.

«Батюшка сказывал, что есть такая штука, где видишь своё отражение, чище, чем в самоваре али в озере. Видно, это она и есть», — остановилась, оглядывая себя, Любогнева. — «Хороша!», — оглаживая шёлк сарафана и поправляя кокошник и бусы, блестя глазами, любовалась собой девушка, вертясь перед зеркалом так и этак.

— Экая роскошь! — оглаживая хрупкую зеркальную поверхность, бормотала, захлёбываясь эмоциями. — Вот бы батюшка купил бы и мне такую штуку! Я бы целыми днями от неё не отходила бы!

— Любогнева! — издали донёсся до Любогневы голос тётки. Ах! Дверь-то в горницу она прикрыть не догадалась, оставила нараспашку! Сейчас тётка сообразит, что тут кто-то есть. Выскользнуть незамеченной уже не удастся. В следующее мгновение тётка уже нарисовалась на пороге горницы. Увидев племянницу перед зеркалом, строго свела брови, насупилась. — Ты чего сюда припёрлась-то, Любогнева? — выдала грозно и возмущенно. — Пойдём отседова! — велела строго, махнув рукой на выход. — Подобру-поздорову. Пока не заприметил никто, — Лукерья подталкивала племянницу в бок, выпихивая почти что силой. — Это княжеские покои! Не смей сюда ходить! Не то и меня на улицу отправят по твоей милости! Я тут живу аки барыня! Не в сенях живу, горенку мне воевода пожаловал! А это, мила моя, дорогого стоит! — гордясь своими заслугами, с достоинством поведала Лукерья.

— Пф! — фыркнула Любогнева насмешливо. Она открыла было рот, чтобы рассказать тётке, как ничтожны её заслуги, раз живёт она в той маленькой комнатке, а не в этой просторной горнице, но памятуя о том, что ей нужно здесь остаться жить, сдержалась в последний момент. Если наговорить тётке гадостей в первый же день, то она, чего доброго, отправит Любогневу обратно в отчий дом, а этого ей никак нельзя делать. У неё, Любогневы, другие планы на эту жизнь. Вот только Иван уехал вместе с отрядом на битву, досада! Попусту время уходит! Ну, да станем надеяться, что он вернётся живым и здоровым! Вот тогда и поглядим на него. А пока нужно тётку отвлечь заботами насущными. — Время уж обедать, тётушка. Чай, обедом-то меня накормите?

— Накормлю ужо! — тётка всё ещё сердилась на любопытную племянницу, поставившую под угрозу её порядочность и благополучие, но смягчилась заметно. — Как раз и искала тебя, чтобы спросить, пойдешь ли обедать? А Настя-то где? — выйдя на крыльцо, заозиралась Лукерья.

— Нешто я ей нянька? — злобно фыркнула Любогнева. — Усвистала куда-то твоя Настя. Нового жениха искать, наверное. Старый-то отвалился.

Лукерья вздохнула, не найдя глазами Насти во дворе:

— Не мели чушь, Любогнева! Ох, и злыдня же ты! Вся в мать-покойницу! Ну, вся в мать! Эх! — снова вздохнула, качая головой. — Ну, вернётся Настюха, сама пойдет есть. Пошли в стряпную избу, отыщем чего съестного, — предложила племяннице.

Любогнева снова тихонько возмущенно фыркнула, но пошла за тёткой, в очередной раз напомнив себе, что здесь у неё есть дела поважнее, а потому гордыню свою она в состоянии пока поумерить и поесть то, чем будут потчевать.

В стряпной избе дородная кухарка им предложила по миске щей и по куску блинной кулебяки, ибо она все утро спешно собирала провизию отряду с собой, не до разносолов было. Лукерья поблагодарила за то, что есть. Любогнева, принимая тарелку со щами, скорчила прокисшую рожицу, но съела всё до крошки. Голод — не тётка. И почему она, собираясь в поездку, не прихватила с собой из отчего дома пару копченых окороков, да жареных гусей? Да потому, что думала о другом! Ей и в голову не пришло, что на княжеском дворе её станут голодом морить!

— Сейчас сходим к волхву нашему — Огневеду, поставим тебя на довольствие, Любогнева, — доедая кулебяку, вещала тётка Лукерья. — Только надо будет тебя делом занять. Так-то, без дела, без пользы тобой приносимой, никто кормить тебя не станет, чай, не барыня.

Любогнева чуть не подавилась травяным чаем. «Какие ж тут у них порядки-то дикие, ей-Богу! Встать бы сейчас да вернуться домой, к нянькам да мамкам! Ага, и оставить Ивана на радость Настьке?! Ну, уж нет! Не на ту напали!», — Любогнева раздраженно пыхтела, допивая чай, но перечить тётке не осмелилась.

Огневеда они нашли в его тереме. Судя по оставленной на столе посуде, он тоже только что закончил трапезу.

Лукерья уважительно поклонилась сидящему на лавке старцу, пихая в спину племянницу, отчего та, вместо того, чтобы догадаться, чего от неё хотят, и согнуть спину, каждый раз недоумённо отмахивалась от тётки и делала шаг вперед.

— Здрав будь, Огневед! — приветствовала тётка волхва.

— И тебе здравствовать, Лукерья! — кивнул ей старик. — С чем пожаловала?

— Да вот, племянница ко мне приехала, погостить, — начала рассказ тётка. — Так хочет помочь, чем может, чтобы без дела не мыкаться да даром княжеский хлеб не есть, — снова подпихивая племянницу в бок, и явно ожидая от неё каких-то слов или действий, продолжила Лукерья, отчего Любогнева возмущенно вытаращилась на неё, готовая сейчас же опровергнуть тёткины слова о своей готовности помогать.

Огневед выслушал Лукерью, посмотрел пронзительным ясным взглядом на племянницу и молвил:

— Ну что ж, коли сильно хочет помочь, отказать не могу. Смотри, девица, вон там, на лавке гора стираной ветоши, — указал рукой в сторону лавки под окном. — Бери ножницы, режь её на повязки для ран, да скручивай трубочкой, — перевёл взгляд на Любогневу. Любогнева стояла столбом, выражая полное недоумение и замешательство: «Они что, серьезно? Они, в самом деле, решили, что я буду что-то подобное делать?». — Что, мудрено? — усмехнулся старец и поднялся. — Ну, пойдём, учить буду.